На его предложение вкусить чего-нибудь подостойнее «казённого завтрака», автор этих строк как можно любезнее ответил, что «столько не ворую». Димыч уловил намёк, но всё же сидеть дурнем при таких ароматах было для него «выше крыши».
Чашечка обжигающего кофе с холодной водой и порцией фисташкового мороженого придала несколько суровому выражению его лица столько блаженства, что прямо хоть сейчас на икону. Как всё-таки мало нужно человеку для счастья! Особенно советскому…
Меж тем стрелки некогда подаренного мне одним солидным господином «Сейко» напомнили, что пора бы и честь знать. Толпа исключительно мужского рода шумно начала подаваться в сторону пристани. Все как один были сосредоточены и немногословны. Афон!
Его дыхание ощущалось даже здесь. Дима, с видимым сожалением (ну почему так мало!) допив ароматный напиток, не стал гадать на кофейной гуще, взвалил на плечи скромный рюкзак, который оказался больше него самого, и мы летящей походкой засеменили к арсане.
Белоснежный «Агио Пантелеимон», подобно гигантскому киту раскрыв могучую «пасть», поглощал желающих попасть на Афон в своё безразмерное чрево. Бдительные таможенники у всех проверяли наличие Диамонитирионов, и только после этого давали «добро» на посадку.
Поднявшись по трапу на верхнюю палубу, мы облюбовали себе довольно-таки уютное местечко в кают-компании. Мягкие удобные диванчики, кондиционер, бар – м-да! паломники на Святую Гору аскетизмом явно не страдают. И тут же поймал себя на мысли, что не мне грешному судить, и возблагодарил Творца за очередную проявленную к нам недостойным милость.
Взревели винты, «клюв» закрылся и, без традиционного в России «Прощания славянки», «Агио Пантелеимон» взял курс на юг. Утопающие в зелени кварталы Урануполиса накрыла пелена дождя, и очень скоро даже сторожевую башню невозможно было разглядеть.
Чайки, однако, как ни в чём не бывало, парили над пучиной морской и сопровождали мерный гул винтов своим навязчивым криком. Несколько смельчаков, не побоявшихся растаять под проливным дождём, кидали им кусочки корма. Чайки громко «благодарили» на своём языке, и это хоть немного разнообразило монотонность нашего путешествия.
Салон, меж тем, заполнился «на все сто», ибо желающих мокнуть под дождём на палубе в этот день не нашлось. Нам с Димой составили компанию представители Нового Света, насколько азъ недостойный смог разобрать их американский английский. Да и по поведению, уж кого-кого, а соединённоштатников можно отличить всегда.
Прямо напротив меня «бросил якорь» мужчиночка центнера полтора весом. Глядя на выражение его лица, так и подмывало спросить: «Простите, вы художник, или просто с похмелья?» Однако познания мистера соединённоштатника в русском языке, видимо ограничивались словами «водка» и «русская мафия».
Хотя в лихие 90-е во все языки мiра вплелось ещё слово «перестройка» (прошу не путать с перестрелкой). Тем не менее, мало кто понимал его истинный смысл, поскольку строить во всём цивилизованном мiре как-то принято один раз и навсегда, и это действо на собачьем языке звучит «building». Перестраивать модно лишь в Стране Дураков, «у них» перестройка переводится как «дебилдинг», что, впрочем, не так уж и далеко от истины.
Ещё для таких случаев у меня припасено дежурное: «Простите, вы тоже плывёте этим паромом?» Но вовремя осёкся, ибо, зная «чувство юмора» соединённоштатников, дабы ответить на подобный вопрос, у господина мог произойти «сбой компьютера». Посему автор этих строк на его приветствие ограничился лишь кивком головы.
Дима опять был целиком поглощён созданием своего безсмертного творения, предоставив мне грешному с головой погрузиться в чтение. Увидеть пейзаж за бортом мешали замутнённые дождём окна кают-компании, а желания проветриться, по-прежнему, не возникало.
Янки вели себя довольно шумно, поэтому попытка сосредоточить всё внимание на книге мне тоже не удалась. Мужчиночка «в полтора центнера» рассказывал более молодому соседу что-то смешное, видимо анекдот типа «Встретились Билл Клинтон и Дебил Ельцин…» Молодой от души хохотал, обнажая все свои тридцать три прокуренных зуба.
ВПС хотел было с явным неудовольствием предпочесть столь почётному соседству променад под дождём, но внутренний голос призывал ко смирению, к любви и терпению. Видимо, таким образом Всевидящий проверял меня «на вшивость». Преодолев малодушный порыв, азъ недостойный начал читать Иисусову молитву. «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере, помилуй мя грешнаго». «Господи, Иисусе Христе, Сыне Божий, молитв ради Пречистыя Твоея Матере, преподобных и богоносных отец наших и всех святых, помилуй мя грешнаго».
Тёплая компания вдруг неожиданно ощутила чувство голода и гуськом направилась в сторону барной стойки. Воздав хвалу Господу нашему, I’m, не прекращая молитвы, решил-таки полюбоваться открывшейся картиной побережья, благо не поленился захватить с собой ещё принесённый отцом с фронтов Второй Мiровой войны армейский бинокль.
Справа, за пеленой дождя, трудно было что-либо разглядеть. Зато слева уже показались на фоне поросших лесом скал крохотные кельи отшельников, причудливые купола часовен, сторожевые башни и арсаны монастырских пристаней.
Красота пейзажа заставила меня всё-таки покинуть уютный уголок и выйти на палубу. Но цейсовская оптика быстро «вышла из строя», поскольку протирать её при таком дожде нужно было поминутно. Стоять в проходе было также невозможно из-за слишком большого количества любопытных, поэтому пришлось вернуться к насиженному месту.
Дима, наконец, оторвался от дневниковых записей и обратился ко мне с надеждой:
– Сэр, а не худо бы нам кофию испить! – и он смачно и шумно сглотнул слюну.
– Отнюдь. И даже пирожка откушать, – желая не удаляться манер, ответил ВПС.
– Так за чем дело стало? Вперёд! – скомандовал мой юный друг, и мы предприняли попытку прорваться к барной стойке. Но не тут-то было!
Желающих хватало с избытком, но юнга готов был стоять до победного. Мне такая затея была не по душе, но из солидарности решил не бросать попутчика. Минут через десять желание пропало окончательно, и со словами «Сеня, я жду тебя за столиком», азъ неголодный не спеша возвратился на исходный рубеж. Мужчиночка «в полтора центнера» со своим компаньоном уже уютно расположились за столиком, и на этот раз молодой, бурно жестикулируя, о чём-то рассказывал. Из его рассказа мне удалось выхватить лишь несколько знакомых слов, но то, что у молодого где-то под Филадельфией жена и дети – факт неоспоримый.
Димыч всё-таки достоял до победного, и запах Chibo защекотал мой нос. А когда он вонзил свои бивни в румяный тостик с беконом и сыром, под ложечкой у меня предательски заурчало.
Дабы не смущать присутствующих, автор этих строк снова углубился в духовное чтение, «стараясь не о пище тленной, но о пище, пребывающей в жизнь вечную, которую даст вам Сын Человеческий», как наставлял автора известного бестселлера его духовник. Мне же наставлять было некого, самого бы кто наставил, поэтому сотворив на максимум чело Сократа, Ваш Покорный Слуга истово внимал строкам Священного Писания.
Остались в прошлом Иваница, Зографская пристань, Дохиар, за пригорком показались купола Покровского храма Свято-Пантелеймонова монастыря. Ещё минута, и вся панорама чудесной обители предстала нашему пытливому взору.
Публика всё-таки высыпала на палубу, не в силах устоять перед такой красотищей. Объективы фотокамер мелькали перед моим носом с калейдоскопической быстротой, стараясь не пропустить самый выгодный ракурс. Мой же взгляд был прикован к монастырю как магнитом.
Паром уже со снайперской точностью причаливал к арсану, когда у меня неистово возникло желание «зайти на сайт». «Интернет» располагался ближе к корме, & I’m не без гордости отметил, что «Агио Пантелеимон» – пожалуй, единственный корабль в мiре, где «интернет» только мужской. Сделав своё мокрое дело, ВПС с видимым облегчением подхватил рюкзак и не спеша начал продвигаться к выходу. И в этот самый момент увидел бегущего мне навстречу благочестивого, но гордого попутчика, с выпученными глазами.
– У тебя что, расстройство после завтрака? – спрашиваю юного паломника.
– Какое расстройство? Мы пролетели как фанера над Парижем. Уже в Дафни плывём.
– Как в Дафни? А остановки что, не было что ли? – азъ есмъ удивился ещё поболе.
– Была! Я думал, что вся толпа идёт на выход, а они монастырь фотографировали. И вдруг он р-р-раз, и отплыл! – Дима изобразил десницей жест, каким сазан уходит от рыболова.
– Фантастика! И что нам теперь делать? – спросил ваш покорный, больше для проформы.
Но тут в разговор включился невысокого роста седобородый монах, который подсказал нам, что не всё потеряно, паром скоро пойдёт обратно. На обратном пути он всегда заходит в «Пантелеимон», так что хлестать ушами по щекам не имеет смысла.
Азъ нетерпеливый остыл во мгновение, но Димон, как уже неоднократно отмечалось, был благочестивый, но гордый молодой человек. Последовать мудрому совету старца было не в его страстной натуре, и он по прибытии в Дафни принял безаппеляционное решение возвращаться во Свято-Пантелеимонов монастырь пешком. Несмотря на дождь. Несмотря ни на что!
Что тут скажешь? Разве что «Давай хоть в магазин зайдём». Благочестивый, но гордый, согласился, но вес рюкзаков и так зашкаливал, аще мы зашли лишь для того чтобы отметиться.
Поскучав минут пять среди полок, купив для приличия пластиковую бутылочку неро, и, не видя других причин задерживаться, молча побрели по бетонированной дороге. Проезжавшие мимо джипы и микроавтобусы щедро одаривали нас грязью.
Но вот последний дилижанс покинул центральную площадь (впрочем, единственную) Дафни, и главный порт Святогорья погрузился в звенящую тишину. Дождь заметно ослаб, но совсем не прекратился: пришлось облачиться в штормовки.
Прохлады, меж тем, не ощущалось, дорога достаточно резко поднималась в гору, и всё это вызвало обильное потовыделение. Через полчаса такой ходьбы одежду нашу можно было уже выжимать. Через час ноги гудели как струны гавайской гитары, а желудок так и норовил прилипнуть к позвоночнику. Но какими мелкими казались нам эти проблемы по сравнению с тем, что мы, наконец, на Афоне!
Не чуя ног под собой, мы добрели до небольшой часовенки, и решили всё-таки в ней передохну́ть. Дима тут же достал свой дневник, погрузился в творческий процесс, и, казалось, даже забыл обо мне. Азъ позабытый тем временем разоблачился «по форме № 2» и предпринял отчаянную попытку высушить на промозглом морском ветру всё, что выше пояса. Частично мне это удалось, но дальнейший путь всё равно свёл мои усилия к нулю по Кельвину.
Справа открывалась панорама величественного монастыря Ксиропотам, о котором хочется рассказать особо. Монастырь расположен на склоне горного хребта в некотором удалении от морского берега и окружён густым каштановым лесом.
Древние предания называют основательницей монастыря императрицу Пульхерию, дочь императора Аркадия. На берегу до сих пор стоит «башня Пульхерии» (450–457). Монастырь получил своё название по имени святого Павла Ксиропотама, человека царского происхождения, жившего здесь отшельником. Император Роман восстановил монастырь императрицы Пульхерии по его ходатайству.
Над дверью здешнего храма до сих пор сохранилась надпись на греческом языке: «Царевна Пульхерия, дочь Аркадия, первая построила этот святой монастырь; Вторым строителем был Роман вместе с иноками из Симонопетра, Святая Гора, 969–70».
Имя святого Павла мы находим уже в первом типиконе Святой Горы (971 год). Он не одобрял идею создания крупных монашеских общин, которую старался воплотить в жизнь преподобный Афанасий, видел идеал пустынножительства в маленьких изолированных скитах и отшельнических кельях. Император Константинопольский же принял сторону святого Афанасия, тем не менее Павел продолжал подвизаться, ведя строго аскетический образ жизни.
Но после кончины святого его община стала общежительным братством и к одиннадцатому веку превратилась в одно из богатейших на Святой Горе монашеских сообществ. С началом латинской оккупации и пиратских набегов Ксиропотам начал приходить в упадок.
В XIII веке, после Флорентийского собора, по указанию императора Михаила Палеолога монастырь принял унию с Римом. Однако, во время первой же совместной литургии монахов Ксиропотама и представителей римского духовенства мощное землетрясение уничтожило монастырь. Присутствовавшему при этом императору Михаилу Палеологу удалось спастись, а монахи погибли, все до единого!
Сын императора, Андроник, восстановил Ксиропотам как православный монастырь. Интересный факт: турецкий султан Селим I, завоеватель Египта (1512–20), щедро жертвовал на афонские монастыри и особенно Ксиропотаму. По словам самого султана, ему явились во сне Сорок Мучеников и повелели помогать этому монастырю.
Кроме собора в честь Сорока Мучеников Севастийских, Ксиропотам имеет ещё несколько небольших храмов и келий, расположенных к востоку от монастыря и в Карее. Сам же он по устроению внутренней жизни является исихастирием, то есть монастырём углублённой молитвенной жизни (исихия – молчание). Монахи, как духовное завещание святого Павла, соблюдают обет молчания, всячески ограничивая общение с внешним мiром.
Монастырские ворота открываются в одиннадцать часов по европейскому времени, лишь для прохода паломников от ворот до храмового придела, для поклонения святыням, и обратно.
В Ксиропотаме хранятся множество святынь. Пожалуй, главная из оных – крупнейшая из сохранившихся часть древа Животворящего Креста Господня. На ней до сих пор видно одно из отверстий от гвоздей, которыми были прибиты руки и стопы Христа Спасителя.
Среди других сокровищ – мощи святителя Поликарпа, Сорока Мучеников Севастийских, святителей Василия Великого, Григория Богослова, Иоанна Златоуста, святого Григория из Армении, мучеников Прокопия, Игнатия и Трифона, частицы одежды со следами крови святого Димитрия Солунского и мiро от его мощей.
Также в монастыре хранятся фрагменты даров волхвов; мантия, подаренная Константином Багрянородным; иконы Иоанна Предтечи, Святого Димитрия из Константинопольского храма Святой Софии; архиерейский жезл, сделанный из янтаря. Есть семь пареклисий внутри монастыря и девять вне его. В библиотеке также хранятся пергаментные и бумажные кодексы.
Если бы мы сразу по прибытии в Дафни решили пойти в Ксиропотам, то вполне могли успеть поклониться святыням. Время, однако, было упущено, а идти туда «на дурачка», чтобы просто поцеловать порог, особого желания не возникло.
Дождь, меж тем, почти прекратился, а до «Пантелеимона» ещё пилить и пилить. Просушиться при такой влажности всё равно не было шансов, и мы по-рыхлому собрались, дабы продолжить наш тернистый путь.
Бетонка резко уходила вправо, прямо же вела едва заметная тропа. Указателей было не видать ни зги, поэтому, решив не испытывать судьбу, мы пошли по дороге. В любом случае она приведёт нас к жилью, а вот тропа может завести Бог знает куда.
Всё, казалось бы, сделано было по инструкции, вот только помолиться забыли. Беседуя о проблемах глобализации, мы лихо мерили шаги, а куда? – непонятно.