– Понятно. У нас та же песня. Пойдём тогда на авось, – азъ есмъ сказал, как отрезал.
– Так и нужно. Только если хотите поселиться, приходите перед закрытием. Если до другого монастыря уже не дойти, то вас всё равно поселить обязаны. Правило здесь такое. Потому как на земле ночевать категорически не благословляют. Змей здесь ядовитых не меряно, сразу тяпнет и кранты. Пауки всякие, да и кабаны, слух идёт даже медведи. В общем, полный комплект. Так что об этом даже не думайте, чтобы ночевать «не в стенах».
В крайнем случае, в Карее и в Дафни есть гостиницы, но они небольшие, и в них мест тоже может не быть. Можно постучаться к какому-нибудь отшельнику, но они тоже неохотно пускают, поскольку места у них мало, а на полу опасно. Змея и в дом заползти может.
– А они что, не боятся что ли? – Нам с Димой при одной мысли сделалась дрожь по телу.
– Так они ж святые люди, их бесы не трогают. А мы кто? – резонно вставил Слава.
– Кони в пальто. А конского волоса змеи боятся, – резон прозвучал и в моих словах.
– Твоего факт не испугаются. Так что лучше не испытывать судьбу, а «включить дурака».
– Не понял! Переведи на испанский – me esforzo, como el velocista antes de la salida.
– Buenas Aires, шлимазл, besa me mucho! – Володя лихо изобразил Бубу Касторского.
– Ну, это-то, как раз, понятно, в Одессе бывали. Ты по-нашему, по-бразильски.
– А по-нашему: приходишь в любой монастырь перед закатом, заходишь в архондарик, скидываешь поклажу и изображаешь глухонемого. Он тебе там что-то лопочет по-своему, вроде как мест нет, а ты ничего не отвечай, только кивай, как лошадь, и сиди, помалкивай. Мол, да, конечно, целиком одобрямс, только куды бечь? Он повозникает-повозникает и успокоится. А ты жди и не дёргайся. В словаре Даля «варвар» – это кто по-гречески не сечёт.
Минут через пять он тебя водичкой угостит с лукумом, ты прими с благодарностью, перекуси и опять сиди. Бузы нальёт – выпей и не забудь поблагодарить.
– Чего нальёт? – разлепил уста мой юный друг.
– Ну, бузы! Водка у них такая. Типа самогона, только виноградная, пробирает до кишок!
– Чача что ли? – скривился начинающий паломник, словно сел на раскалённую кочергу.
– Ну да, типа того. Крепкая, но пьётся приятно. Потом кофию предложат, и усталость как рукой снимет. А уж после этого поселят обязательно.
Это у них вроде как test такой, тебя проверить. Могут и пару «китайских» вопросов задать.
– На вшивость что ли проверяют? – мой вопрос, однако, не вызвал удивления.
– Навроде того. Если ты смиренный и упёртый, тогда поселят. А если права качать начнёшь, полицию вызовут и браслеты оденут. При этом если диамонитирион не продлён, то отправят с Афона и в компьютер внесут. Больше никогда сюда не попадёшь, по крайней мере, в ближайшем обозримом будущем.
Диамонитирион выдаётся на четыре дня, потом его необходимо продлевать, для этого в Карею идти, в Протат. А это время, деньги, нервы, ты что, этим заниматься будешь?
Да и не нужно это никому. На это никто не смотрит, если не возникаешь. А ежели возбухнешь, так всё равно выдворят, так что продлёнка однозначно не спасёт. Главное – всегда обращайся с молитвой к Богородице, Она всё управит. Проверено на собственном ливере.
Володя на минутку прервал рассказ, чтобы налить себе ещё «афонского чаю». Аромат снова наполнил келью, Слава достал какое-то экзотическое печенье, предложил нам.
У меня на всякий пожарный случай тоже всегда припасено. Посему повторный этап чаепития придал новый импульс нашей тёплой дружеской беседе.
– Во, кстати, случай у нас был, – заговорил доселе молчавший Слава. Мы в Зографе решили заночевать, это болгарский монастырь. Приходим полдевятого, а закат солнца сейчас на Афоне в девять, то есть означает полночь по-местному. Сиречь время бесов наступает.
– Это как так? – не понял мой юный попутчик.
– А так, правило здесь такое. Как солнце заходит, стрелки часов они на полночь ставят и ворота закрывают. Стучи – не стучи, всё равно не откроют. Вроде как бес к ним пожаловал. Тем более все они на службу уходят. А буянить будешь – сам знаешь. Разговор короткий.
– Строго.
– Зато справедливо. Ты слухай дальше. Зограф-то среди гор, там солнце раньше заходит за горизонт, так они и закрыли раньше. Мы приходим, по идее, за полчаса до закрытия, а монастырь уж полчаса, как закрыт. Вот тебе, бабушка, и Облом Петрович. Что делать?
Машин никаких нет, пёхать до ближайшего монастыря не меньше двух часов, а до Кареи и того больше. И калив никаких поблизости не изображено. Приплыли.
– Это вас Всевышний вразумил, чтобы не выпендривались, а поступали по чiну.
– Может быть. Сидим мы, короче, на рюкзаках, не знаем, что делать. И тут Вован предлагает усердно помолиться Богородице…
– А ещё акафист прочитать, – снова вклинился в беседу Владимiр. – И что ты думаешь? Только мы помолились, причём на коленях, только акафист открыли, глядим – джип рулит. Как раз в монастырь. Посигналил пару раз, ему ворота открыли, мы и вошли следом.
Сели на лавочку во дворе, сидим, нет никого. Все на службе. А когда служба закончилась, все на трапезу пошли, ну, и мы с ними. После трапезы выходим – архондаричий тут как здесь, поселили нас за милую душу, без проблем, монастырь почти пустой был.
Так что если проблемы возникают – молитесь Богородице. Только Она здесь всем управляет. Без Неё – никуда. Молитесь, и дано будет вам, ищите и обрящете.
А что, – подумалось мне, – может и вправду попросить нам Пречистую Деву, чтобы нас поселили «вне графика». Но быстро передумал: зачем лишний раз обращаться без дела, нужно терпеть. Терпение – есть Царствие Божие, – всегда любила повторять моя бабушка. Вот уж, воистину, Божьим человеком была. Та-акое смирение проявляла порой, только диву даёшься. Сразу вспоминаются святые угодники Божии, – только они на такое были способны.
Но, как мы смогли вскоре убедиться, Пресвятая Богородица настолько милосердна, тем более здесь, в Своём Уделе, что Её и просить нет никакой нужды.
Дверь неожиданно отворилась, и в комнату вошёл невысокий седой монах. Бросив на нас с Димой пронзительный взгляд из-под роговых очков, он проследовал в дальний угол, – если уместно так её обозначить – кельи, поскольку в ней свободно могла поместиться рота.
Большинство кроватей было свободно. Проще сказать, заняты были не больше десятка, остальные стояли, как попало. Отец И – й, как потом выяснилось архондаричiй, стал расставлять их в шахматном порядке. Просить о помощи, видать, было не в его правилах, – он привык приказывать. Поэтому, судя по резкости его движений, он, видимо, ждал проявления «разумной инициативы» с нашей стороны. Что ж, мы пскопские, мы не гордые.
– Батюшка, может помочь? – ВПСлуга решил проявить разумную инициативу.
– Помоги, – без тени смущения ответил святой отец, слегка скосив взгляд исподлобья.
Сделав Димычу характерный жест «айда», азъ невозмутимый с таким усердием принялся расставлять койки по заданной схеме, что отец И – й без видимого безпокойства оставил нас «на послушании» и занялся более интеллектуальной работой. В чём она заключалась, думаю, нет нужды сообщать моему дорогому читателю. А если в двух словах, то «бери больше – кидай дальше, пока летит – отдыхай». Примерно как в армии, только во славу Божию.
Меж тем кровати вскоре выстроились по ранжиру, и мы с «благочестивым, но гордым» были готовы на новые подвиги. Но Господь посчитал иначе – на сегодняшний день с нас достаточно. Отец И-й, закончив свой не совсем интеллектуальный труд, позвал нас в свой кабинет.
Комната, где располагается архондарик, не сказать, чтобы больших размеров, но и не клетушка. Стены сплошь увешаны иконами или заставлены стеллажами.
Аккуратность чувствовалась во всём, а аккуратные люди, как правило, понятливы, немногословны и с плоским юмором к ним лучше не приближаться. Поэтому I’m решил не испытывать батюшкин интеллект и благоразумно прикусил язык.
Архондаричiй пригласил нас в кабинет по одному, записал в книгу наши данные и, ни слова не говоря, выдал нам все причиндалы. Куда направляться, мы уже знали, и не стали задавать лишних «китайских» вопросов. От души поблагодарив отца И – я за проявленную к нам многогрешным милость, и, воздав хвалу Господу нашему Иисусу Христу и его Пречистой Матери, быстренько приготовили свои ложа к опочiванию.
Наших новых друзей на месте не оказалось, видимо они отправились в монастырскую лавку, поэтому нам никто не помешал привести себя в порядок, разобрать вещи и подготовиться к вечерней службе. Понеже азъ есмъ готовился к причастию, необходимо было вычитать все молитвенные правила. Дима решил присоединиться к нашим друзьям, и, оставшись в одиночестве, I’m раскрыл молитвослов и целиком ушёл в «пищу, пребывающую в жизнь вечную».
В растворённое окно проникал напоённый ароматом цветов и морской стихии свежий майский ветер. А соловьиные трели, как пение ангелов, не смолкали ни на секунду.
Под такой аккомпанемент и молитва проникала в душу с неимоверной лёгкостью и сразу находила отклик в истосковавшемся сердце. Помимо воли на память пришли слова, сказанные кем-то из великих: «Афон – это, может быть, и не совсем рай, но из того, что создано на этой грешной земле, к Раю ближе всего. Аскетический рай». Разве тут поспоришь?
Сколько времени продолжалось моё пребывание в раю, сказать невозможно: это самое время как будто остановилось. «Включил» его мой юный друг, без стука, но со скрипом растворив дверь. По блеску в его глазах и учащённому дыханию можно было подумать, что он долго гнался и, наконец, поймал Птицу счастья. Но всё оказалось гораздо прозаичнее: просто келья находится в пятом этаже.
Немного отдышавшись, Димон произнёс сокровенное:
– Чем занят? – тяга к «китайским» вопросам, видимо, никогда в нём не угаснет.
– Яко свиния лежит в калу, такмо и азъ греху служу, – последовавшая за этим минута молчания явно указала на то, что мой ответ ввёл собеседника в ступор.
– Я гляжу, ты здорово в роль вживаешься, – наконец промолвил благочестивый, но гордый, параллельно развязывая лямки на своём рюкзаке.
– Да како возможеши воззрети на мя или приступити ко мне, аки псу смердящему?
– С тобой всё ясно. А я хотел предложить тебе вместе по берегу прогуляться…
– Ступай, дитя мое, аки баклуши побивати на бреге морском. Но не опоздай ко службе.
Дима сложил в свой безразмерный рюкзак приобретённые в монастырской лавке святыньки и безмолвно, по-английски покинул келию. Азъ же многогрешный тотчас вернулся к прерванному занятию. Перейдя к «Последованию ко Святому причащению» и, дочитав до тропаря дня, вспомнил, что ныне празднуется память великомученика и Победоносца Георгия.
Будучи в паломнической поездке по Каппадокии, I’m побывал на родине святого и приложился к его мощам. На Руси он особо почитаем, даже высшая воинская награда была учреждена в память святого Георгия. Его безстрашие и любовь ко Христу служили примером для русского воинства. Георгиевский кавалер был не просто почитаем в народе, обладатель заветной награды получал пожизненную пенсию и мог безбедно просуществовать остаток дней.
Почти все мои предки, прошедшие через горнило Крымской, Русско-турецкой, Русско-японской или Первой мiровой войны удостоились этой высокой награды. А прадед таки вообще стал полным Георгиевским кавалером, за что был удостоен дворянского титула.
К сожалению, ненадолго. «Красное колесо» не оставило от дворянского рода камня на камне, зато предки пополнили сонм новомучеников и исповедников российских.
Покончив с чтением, азъ великогрешный принялся писать поминальные записки, не забыв указать всех безвинно убиенных. А взгляд всё равно манило открытое окно, серебряная гладь Эгейского моря, низкие свинцовые облака, закрывавшие противоположный берег и удалявшие из афонского эфира какофонию пляжных звуков Ситонии. Одинокий парус, бороздивший воды залива, невольно ассоциировался с застёжкой «молния», как бы окутывая тварный мiръ непроницаемой оболочкой. Ибо ничто не должно нарушать гармонию Божьего мiра.
И всё равно, сколько ни отмахивайся от воспоминаний, они всё равно, словно зубная боль, вновь и вновь, «как пепел Клааса» стучали в моё израненное сердце. Почему?
Терпение, мой дорогой читатель. Следующая глава приоткроет завесу тайны, которая не даёт покоя не только мне многогрешному, но и многим моим соотечественникам, которые пытливо ищут и, как правило, чаще не находят ответы на животрепещущие вопросы. А «ларчик просто открывался»… Если очень захотеть его открыть и правильно подобрать ключик.
Глава VI
«Исповедь на заданную тему»
Известно ли тебе, дорогой читатель, что не приведи, Господи, даровать свинье рогов, а холопу барства? Если известно, и ты согласен с этим убеждением на все сто пудов, то ты самый продвинутый человек на земле! Ну, а ежели согласен лишь отчасти, то не дай Бог тебе столкнуться где-нибудь когда-нибудь по жизни или по службе с подобным хамом.
Во Священном Писании чёрным по белому сказано, что следует «отдавать кесарево кесарю, а Божие Богу» [Мф.22;21]. К сожалению, в Нём не сказано, что получать следует кесарю – кесарево, а слесарю – слесарево. Жаль. Было бы поучительно. А то большевики, взяв на вооружение доктрину, что Бога нет, отвергли и Слово Божие. То есть каждому «садись на коня и возьми сам всё, что ты хочешь, если ты храбрый и сильный». То есть, каждому не по труду, не по заслугам и даже не по потребностям, а кто сколько сумеет награбить.
В христианской России труд всегда был почитаем, равно как и человек труда. Не берусь судить, Божиим ли промыслом, или по какому другому совпадению, но на трудовой копейке во все времена чеканился образ Георгия Победоносца. Отсюда, собственно, и пошло название «копейка», поскольку святой копьём попереши змия лукавого – «отца лжи и порока».
В советские времена образ Святого Георгия канул в Лету: на копейках стали чеканить герб СССР. Не стану утомлять читателя всеми теми пошлостями, что «посвящены» серпу и молоту, но то, что отношение к труду, как, впрочем, и к человеку труда резко изменилось, не отрицают даже апологеты комунизма. Рабский труд из-под палки «во имя светлых идеалов комунизма» стал настолько одиозным, что получать «на халяву» стало, чуть ли не доблестью.
Воровство вообще стало государственной религией. Лозунг «грабь награбленное» не только не изжит, более того: о том, чтобы отнять и поделить, судачат на всех перекрёстках.
После октябрьского переворота 1917 года встал вопрос о создании новой бюрократии, новой элиты. А где её взять? «Сколь обезьяну не ряди в шелка, она останется обезьяной. Сеньорой надо родиться!» КомуНИЗтическая элита рождалась в халупах и подвалах, а порой была «зачата за три рубля на чердаке». Холопами рождались, холопами и оставались до гробовой доски. Вот только получали вожделенное барство, шикарные апартаменты и красивую жизнь.
Газета «Правда» публиковала только советскую хронику, светской не публиковала. О том, как жили партейные бонзы и вся советская номенклатура, мы знаем лишь по рассказам очевидцев, да разве что из просочившихся в демократическую прессу отдельных публикаций.
Например, найденные в подвале особняка Л. П. Берии скелеты тысячи изнасилованных и убитых им женщин, наглядно свидетельствуют о моральном облике вождей первой страны социализма. Кто верой и правдой прислуживал этим «свиньям в ермолке», либо хранили обет молчания, в соответствии с подпиской о неразглашении, либо рассказывали только в тесном кругу. За утечку язык вырывали вместе с головой. Поэтому слуги были несловоохотливы.