– Непременно.
Уходя, Ретт заметил сожаление в глазах красавицы Дианы, подле которой образ благовоспитанной Элис как-то потускнел и уже не вызывал у него желания тихой семейной жизни.
Усадив дам в карету, Ретт осведомился, куда ехать. Мать, шутя, ответила:
– Развози по старшинству, сынок. Я устала, шумные компании меня утомляют.
– Может быть, леди Элоиза не откажется поскучать с нами в тишине? – предложил Ретт, когда они подъехали к их дому.
– Нет, не сегодня, – отказалась она.
– Значит, хочет, чтобы разговор прошел на её территории, – убедился Батлер. Сестра предупредила его, Лиззи готова рассказать ему все, что его интересует о Диего.
– Прошу тебя, будь с ней полюбезнее, разговор не простой и очень важен для меня, – просила Розмари.
Ретт не стал разгадывать планы коварной миледи и уж тем более препятствовать им. Ради сестры он примет все условия словесной дуэли с женщиной, которая всегда в них побеждает. Придется смириться.
Проводив мать, он вернулся в карету. За всю дорогу они не проронили ни слова. Так же молча он подал ей руку, помог выйти, и она, не оглядываясь, пошла по дорожке к дому в полной уверенности, что он последует за ней. Как всегда, она не просила, повелевала. Высокая дама, не молодая, но не утратившая стройности, так стремительно удалялась, что её накидка, отороченная мехом, развевалась словно крылья.
Он оценивающе посмотрел ей вслед. Несмотря на всю строгость облика, было в ней что-то магнетически-призывное, будившее в нем животные первобытные инстинкты. Ему вдруг захотелось сорвать с неё эту маску благопристойности, задрать изысканные юбки и взять её, как портовую бродяжку. Ни одна женщина не вызывала в нем подобного желания. И он не отказал себе в удовольствии поддаться первородному зову самца, едва они вошли в дом. А вслед затем пришло мучительное раскаяние: он не только не сделал шага к примирению, но и усугубил разрыв. К тому же не смог удержаться на том уровне достоинства, на котором, как ему представлялось, должно было проходить их общение. Унизив её, он унизил и себя. Она не замедлила этим воспользоваться.
– Эко, вас раззадорили молодые красавицы, что и на старушку кинулись, – насмешливо укорила она его.
– Да куда им до этой старушки? Ей и десятка таких, как я, не будет много, – с вызовом ответил Ретт, понимая, что терять уже нечего. Он потерпел поражение, не начав битву.
– Ваша дерзость дает мне повод возомнить, будто я до сих пор что-то значу для вас, – вкрадчиво прошептала она.
– О, да, ваши услуги семейству Батлеров бесценны.
– Вы даже не представляете, насколько правы, – ответила она.
– Так снимите покровы таинственности. Я слушаю вас.
– Это долгий разговор.
Он с нетерпением ждал её рассказа, но думал почему-то о том, что у него давно не было женщины. Узкое черное платье подчеркивало все прелести её фигуры, по-прежнему великолепной, серебристые волосы не старили, лишь оттеняли блеск черных глаз. В зеркале напротив в слабом свете лампы отражалась рослая пара человеческих особей, сильная, выносливая, словно созданная друг для друга. Ему стало не по себе.
– Я не тороплюсь. Или вы хотите продолжить беседу в спальне? Позвольте сопроводить вас, – преувеличенно вежливо предложил Ретт, стараясь выглядеть безразличным.
В уютном будуаре все было приготовлено для ночи любви: легкий ужин на маленьком столике, вино, предметы мужского туалета, халат для него. Она не изменила своим привычкам, которые были ему приятны, и, как оказалось, им не забыты. В душе негодуя на себя, что никогда не мог противостоять ей, он сдался на волю победительницы. Он и тогда не уехал бы в Калифорнию, но она не позвала его…
Разговор состоялся уже под утро, когда он, наконец, почувствовал давно не испытываемую приятную опустошенность во всем теле.
– Мне пора уходить, чтобы не бросить тень на вашу безупречную репутацию, – не без ехидства заметил Батлер, – кстати, меня всегда удивляло, как вам удавалось настолько сочетать благопристойность с порочными наклонностями, что даже вездесущие чарльстонские сплетницы ничего не заподозрили. Вас не пугало, что у ваших неопытных фаворитов могло появиться желание похвастаться своими успехами или «насолить» вам, когда они впадали в немилость?
– У вас же не возникло такого желания! – усмехнулась леди Элоиза. – А ведь наше расставание было совсем не мирным. Наверное, мне повезло, все мои избранники оказались людьми благородными, да и не так уж много их было. Конечно, я соблюдала некоторые предосторожности, но вряд ли они помогли бы, если бы не страх перед вашим отцом. Все ведь открыто считали меня любовницей Фицджеральда, хотя никаких подтверждающих фактов ни у кого не было. Слуги, боясь неосторожным словом навлечь его гнев, не только с посторонними, между собой ничего не обсуждали.
– Теперь у вас нет такой защиты, и мне лучше удалиться.
– Ну что вы заладили, даже если я на каждом углу буду рассказывать, что провела с вами ночь, кто поверит? В моем возрасте соблазнить такого мужчину, разве это возможно? Вам нечего опасаться. Мисс Элеонора тоже не будет беспокоиться, они все сегодня уедут в имение к Стивенсам, и Розмари сделает так, чтобы о вас никто не справлялся.
– Так вы в сговоре с сестрой организовали мое похищение?
– Она очень хочет наладить наши отношения, и я тоже. Вы так старательно избегали меня все эти годы, хотя если судить по сегодняшней ночи неприятных ощущений я у вас не вызываю.
Заметив, что он усмехнулся, она тут же пояснила:
– Нет, нет, я не заблуждаюсь, это было лишь удовлетворение физиологической потребности и ничего более.
– Приятно иметь дело с умной женщиной. Никто, кроме вас, так не умеет разъяснить и свои, и чужие чувства, – невинным тоном заметил Ретт.
– Как раз о моих чувствах к вам я и хотела рассказать, если позволите. Десять лет, после той ночи, когда вы навсегда покинули этот дом, я не знала покоя.
– Чем я могу заслужить ваше прощение, Лиззи, чтобы вы навсегда забыли о событиях той ночи? – с неподдельной болью произнес Батлер.
– О, нет, я не хочу забыть ни единого мгновения, – испугалась она. – Я столько лет жила этими воспоминаниями и благодарила судьбу за то, что именно моему несовершенному грешному телу выпало счастье познать страсть юного божества, которому хотелось поклоняться. Никогда прежде и никогда после я не испытывала большего наслаждения, чем тогда с вами.
– Даже принимая Дэниела в своей постели?
– Вы узнали о нем и не смогли простить меня? – с горечью произнесла она. – Но что мне оставалось, Фицджеральд запретил встречаться с вами, когда понял, что просчитался: пошлой связи, которой ему хотелось наказать и вас, и меня, не получилось. Мы были счастливы, и для него это стало невыносимым. После моего возвращения из форта он потребовал прекратить наши отношения, иначе пригрозил предать их огласке. В то время я не могла его ослушаться и пожертвовать своим положением ради вас. Ах, мальчик мой, я не могла позволить себе который раз оказаться в нищете.
– Я этого не знал, вы же всегда рассуждали только о генеалогии и геральдике.
– Хотела придать себе большей значимости, – засмеялась Элоиза, – да и вы были слишком молоды, чтобы понять некоторые эпизоды моей жизни. Но сегодня я поведаю вам все, даже самое неприглядное. Не откажитесь меня выслушать?
– У пленников не спрашивают согласия!
– Я родилась в Испании. Мое раннее детство было очень счастливым. Молодые добрые родители души не чаяли в своей дочке. Девочкой я была прелестной. Мне было лет пять, наверное, когда однажды отец привел к нам своего друга, и тот навсегда покорил мое сердце, ни на кого непохожий, веселый красавец с гривой длинных черных блестящих волос. Одет он тоже был по-особенному: кожаные штаны, длинный черный пиджак. Он отцепил шпагу, снял пиджак и, оставшись в жилете и белой рубашке, сделал ножнами несколько фехтовальных движений, взметнув кружевные оборки на рукавах.
…Этот поединок я посвящаю вам, принцесса, – поклонился кабальеро и вручил мне белую розу, неизвестно откуда появившуюся. Потом подбросил меня высоко на руках и громко засмеялся:
– Вот и невеста моему сыну, пойдешь за него, прелестная малышка?
– Не-а-а, я за тебя пойду!
– Да ведь я старик!
– Старики такие не бывают! – убежденно ответила я и обняла его за шею…
До сих пор помню запах моря, исходивший от него. Джон – Черная Пантера, так звали его все, за силу, мощь, грацию дикого зверя. Это был ваш дед. Мой отец – офицер испанского флота, дружил с контрабандистом Батлером. Так где-то и погибли вместе в схватке с пиратами. Мать преждевременно родила мертвого ребенка и тоже не задержалась на этом свете без любимого мужа. Она была англичанкой из древнего рода Чайзвиков и меня приютили её дальние родственники. Для лорда Мейсона я была чем-то вроде комнатной собачки: он щекотал меня за ухом, похлопывал задок и особенно подолгу гладил животик.
– Убить было мало эту сволочь, – прошептал Ретт.
– Самое интересное, что его жена, плоская как доска, поощряла эти забавы, и потом они надолго запирались в спальне. А я привыкала к этим поглаживаниям, испытывая не свойственные моему возрасту чувственные ощущения. Потом, когда он стал запускать руки ко мне в панталончики, леди отдала меня в школу при монастыре. Как только я окончила школу, лорд Мейсон приехал за мной, жена его скончалась за несколько лет до этого, и я стала молодой леди Чайзвик.
– Бедной сироте повезло! – радовалась аббатиса, – такая блестящая партия – муж знатен и богат.
– На деле все оказалось не совсем так, его состояние уже было растрачено на актрис, но я была не требовательна и благодарна уже за крышу над головой. Лорд был достаточно умен и образован, обучил меня светским манерам, все бы ничего, если бы не маниакальные поползновения на мое тело – извержения происходили, едва он касался меня. Удивляюсь, как ему удалось лишить меня невинности. Еще долго после его смерти я помнила дрожащие потные руки, слюнявые губы, зловонное дыхание.
– Поэтому все ваши любовники были юные и красивые. И лишь для Батлеров вы делаете исключение, почему?
Выражение гадливости на её лице сменила теплая улыбка.
– Батлеры – моя судьба!
– Да-а, судьбу не обойдешь, – задумчиво произнес Ретт. Нареченный жених не стал официальным мужем, но прожили вы всю жизнь вместе.
– Вместе, но не в том смысле, как все это полагали. Мы никогда не были любовниками. Конечно, я бы не отказала Фицджеральду, хотя бы ради Элеоноры – ей была невыносима близость с мужем, как и мне в свое время, но совсем по другой причине – не из-за отсутствия потенции, а из-за ее избытка. Ему мало было ночей, он еще и днем не оставлял её в покое, бесконечные беременности, выкидыши, трое детей.
Это было похоже на правду, в памяти Ретта сохранился случай, истинный смысл которого стал ясен лишь теперь после слов Лиззи.
…Вскоре после рождения брата Лайонела, отец вошел в детскую и няньки поспешно покинули комнату, а Ретт успел юркнуть, как всегда, под стол.
– Ребенок спит, а вы нарочно скрываетесь здесь, чтобы уклониться от супружеских обязанностей? – угрожающе прошипел Батлер.
– Ах, мой дорогой, я же еще не оправилась после родов, почему бы вам не взять наложницу, так поступают многие мужчины, – задыхаясь, лепетала мать.
– Я не для того женился, чтобы спать с черномазыми и плодить мулатов, – грубо отвечал отец.
Когда он ушел, Ретт вылез из-под стола и подошел к матери. Она плакала.
– Мама, он побил тебя?
– Нет, сынок, нет. Обещай мне, что, когда вырастешь, ты не будешь заставлять жену делать то, чего она не хочет.
– Хорошо, мама, только ты не плачь…
Теперь он понимал, что имела в виду его бедная мать. К счастью она не знает, что ее сын способен на подобное святотатство и ничем не лучше своего отца. Но каково ему это сознавать?
– Значит, миледи, мистер Фицджеральд не удостоил вас своей любви?
– Нет, он не поступился правилами чести и ни на что не решился, желал страстно, но презирал, считая меня распутницей. Может и правильно. И продолжал мучить Элеонору – женщину, менее всего расположенную к любовным наслаждениям. Как в жизни все парадоксально: одна не хочет мужа, а он все время требует её ласки, другая и дня не может обойтись без этого и всю жизнь живет в одиночестве.
– Так уж и в одиночестве, – усмехнулся Ретт. – Могли бы выйти замуж, ну хоть за Джека. Чем не жених? Молод, неглуп. Так нет же, предпочли внебрачные отношения с красавчиком Полонски.
– Каюсь, никогда не могла устоять перед красотой. Тогда я еще не знала, что вы – моя последняя любовь, а может и единственная.
– Когда же наступило прозрение?
– Далеко не сразу, постепенно. Все эти годы, чем больше я думала о вас, тем больше любила.
– Будь сейчас на моем месте Дэниел, вы сказали бы ему – то же самое!
– О, можете мне не верить, – махнула она рукой.
– Нет, нет, продолжайте. Я устал быть недоверчивым настолько, что предпочитаю быть обманутым.
Ему приятно было ощущать рядом её горячее тело, нежные поглаживания, слышать её низкий голос, ласковые слова, которые умела находить только она. Зачем он столько лет избегал этого?
XIII
Вскоре Ретт усомнился не только в этом, но и в том, что является знатоком женщин. Леди Элоиза вернулась к событиям той ночи, о которой ему было тяжело вспоминать.
– В сущности, я впервые была в объятиях взрослого настоящего мужчины, которого не смогла подчинить своей воле, более того мне приятно было покориться его воле. Впервые любовь не казалась мне блудом. Я любовалась перед зеркалом следами ваших губ на своем теле, желая, чтобы они сохранились, как можно дольше под наглухо закрытыми платьями, а спустя месяц появились и другие свидетельства вашей пылкости. Я поняла, что беременна, впервые в жизни.
– И конечно, постарались избавиться от ребенка? – грозно спросил Батлер.
– Ну что вы, ничего более в жизни я не хотела так, как его рождения! Будь вы рядом, может все сложилось бы по-другому. Хотя какое у нас могло быть будущее? Я старше на девять лет.
– Это тогда имело значение, а сейчас мы выглядим ровесниками.
– Одним словом я испугалась молвы и поступила очень неблагоразумно – отправилась в Англию, забыв, что у женщин из рода Чайзвик редко получалось благополучно заиметь детей, хотя я родилась совершенно здоровой, да и ростом вымахала, как сосна.
– Такая же стройная и крепкая, – заметил Ретт.
– Но это не спасло нашего мальчика. В дороге случился выкидыш.
Ретт помрачнел. Вспомнилась жаркая ночь со Скарлетт… тоже был ребенок, и тоже выкидыш. Как он наказан за свою грубость, и как великодушны женщины! Ведь обе простили его.
– Вы уверенны, что это был мой ребенок? – спросил он Лиззи, словно от этого потеря была бы менее горька.
– Ваш, не сомневайтесь, связь с Полонски продолжалась почти семь лет, и дети не появились.
– Значит ли это, что Диего – мой брат?
– Вы так и не поверили, что с Фицджеральдом ничего не было. Ваш отец тоже мне никогда не верил. Потому и Розмари хотел выдать за Джаспера Хардмана, считая, что только с ним одним я не спала.
Несмотря на всю серьезность разговора, Ретт расхохотался, настолько нелепым до смешного был аргумент, которым руководствовался мистер Фицджеральд при выборе будущего мужа для своей дочери.
– Нет, дорогой, Диего – вам не брат, он ваш племянник.
– Лайонелл Батлер тоже прошел вашу школу, миледи?
Она, молча, подошла к изголовью кровати, нажала потайную кнопку в стене, достала из раскрывшегося сейфа бумагу и протянула её Ретту.
– Диего Альберт Ноэль де Гарсия, лорд Чайзвик, – читал Батлер. Мать – леди Элоиза Чайзвик, отец – лорд Мейсон Чайзвик.
– Вы хотите подтвердить, что мальчик вам родной сын?
– Нет, я хочу, чтобы в его именах вы прочли имя его отца по первым буквам.
– DAN, – ничего не могу понять, вы же только что сказали…