Она легко скользнула в старые джинсы, которые совсем недавно были безнадёжно малы. Если бы кто-нибудь спросил Ксению, когда она ела в последний раз, она бы точно не смогла ответить. Сама мысль о еде вызывала тошноту, так, только ложку за дочкой облизать. Провела рукой по волосам, привычно, не расчёсывая, скрутила их жгутом и, не найдя резинку, сунула за ворот свитера.
В кабинете доктор долго внимательно осматривал ребёнка: надавливал, тёр, вытягивал ножки, сравнивал. Он задавал много вопросов, Ксения отвечала подробно, стараясь ничего не упустить, а он только качал с сомнением головой.
– Вам нужен курс реабилитации, девочка должна скоро пойти, а мышцы и связки пока не готовы, – доктор делал записи в медицинской карте. Он взглянул на Ксению, потёр под очками уставшие глаза. – Лечение, которое вы проводите дома, дало хороший результат, всё могло быть намного хуже. Но проблемы остались. Жду вас завтра и начнём.
Курс стоил дорого. Ксения, вернувшись домой, достала все свои деньги, пересчитала, вспомнила, что в сумочке в потайном кармашке есть запас на непредвиденный случай, пересчитала ещё раз. Нет! Этого хватит только на два сеанса. Она посмотрела на дочку: малышка устала, спала тревожно, беспокойно взмахивая ресничками. Надо позвонить Косте, хватит от него прятаться.
– Костя, привет, – спазм в горле, она легонько кашлянула, – мы сегодня были у доктора, завтра начнётся курс, нам нужны деньги, – Ксения старалась говорить спокойно и только по делу.
– Я подумаю, – сказал Костя после паузы и положил трубку.
Ксения растерялась: «Ни слова про Вику? Он не видел её почти месяц и ни слова?» Она стояла у окна, смотрела на засыпающий город. Тревога, сосущая, как маленький алчный зверёк, давно поселилась в её груди – она к ней привыкла, сроднилась. Только сейчас этот зверёк особенно больно вонзил в сердце свои острые зубки, внутри кровоточило и саднило.
С утра позвонил Костя:
– Денег дам, только в счёт алиментов, – он помолчал немного. – И я подаю на развод. Квартиру надо освободить, её мне родители подарили, значит, она моя, я у юристов узнавал, – Костя говорил отстранённо, как чужой.
– Я думала, что нам Вику нужно вылечить, – Ксения шептала, громче говорить она не могла, голос пропал.
– Так ты давай, лечи. Только всё равно квартиру освободить придётся, – Костя говорил резко и раздражённо. Потом, чуть смягчившись, добавил: – Ладно, ещё месяц можете там пожить.
– Спасибо, – Ксения беззвучно шевелила губами.
Она села на пол, окинула пустым взглядом комнату: «Дома у меня тоже нет… Есть только Вика…»
Ксения шла на приём, толкала перед собой тяжёлую коляску, в такт шагам колыхались, бились в голове проблемы: где жить? Как прокормить малышку? Кредит? Кто его даст одинокой матери в декрете! Занять? А отдавать чем? Денег, которые даст Костя, хватит только на курс, а ещё надо на что-то жить! Мысли, тяжёлые, неповоротливые, тревожные, не думались, они пухли в голове, вытесняя из неё всё.
– Раздевайте девочку, – доктор посмотрел поверх очков, – что вы время тянете, мамаша?
Ксения торопливо начала расстёгивать пуговки на кофточке. Вика, как специально, вертелась, выглядывая из-за маминого плеча, чтобы рассмотреть неприветливого человека, а, увидев белый халат, заканючила и начала вырываться.
– Ну что же вы, мамаша? – доктор говорил укоризненно. – Поторопитесь! И ребёнка успокойте!
Руки совсем не слушались. Вика так и норовила выскользнуть, как вдруг, чувствуя нервозность мамы, раскричалась громко и отчаянно.
– Даю вам пять минут, чтобы успокоиться, или я вас выпровожу! У меня там очередь, – отчеканил доктор, в упор глядя на Ксению.
Внутри у неё задрожало.
– Да как вы так можете? – Ксения выкрикнула ему в лицо, вскочила, крепко прижала к себе дочку. – Да кто вам такое право дал! – перед глазами плыло, казалось, что земля качнулась под ногами.
– Успокойтесь, мамаша, и ребёнка успокойте, – доктор говорил ровным голосом.
– Успокойтесь?! Да вы хоть знаете, сколько мы вас ждали? Вот этот вот приём! А вы нас гоните! Вы все сговорились, что ли? – Ксения кричала, выставив вперёд плечо и как щитом закрывая собой дочку.
– Дайте ей воды, – доктор кивнул медсестре. Та не торопясь налила воду, подошла к Ксении, сунула ей стакан:
– Ну, милая, что ты так разошлась, – мягким голосом сказала она и погладила легонько по плечу. – Попей водички, а ребёночка мне давай, – она потянула Вику, и та пошла к чужой женщине на ручки.
Зубы стукнули о край стакана, вода расплескалась, слёзы, долгие, невыплаканные, не давали дышать.
Медсестра легонько подтолкнула Ксению к стулу:
– Посиди здесь и водичку выпей, а мы пока малышкой займёмся. Да, девочка? – она улыбнулась Вике, и та улыбнулась в ответ, выставив напоказ четыре новеньких, блестящих, белоснежных зуба.
Ксения смотрела, как доктор приступил к массажу и упражнениям, как медсестра хлопотала рядом с её дочкой, слёзы лились потоками. Тугой узел, в который было завязано всё её существо, ослаб.
– Доктор, вы извините меня, – Ксения одевала обмякшую, засыпающую дочку, – столько всего навалилось.
Доктор, пожав плечами, заглянул в записи:
– Завтра к десяти, и не опаздывайте!
Часть 4
«Странный этот доктор, – Ксения тщательно расчесала волосы, забрала их в высокий хвост. – Работает с детьми, а такой резкий. Неприятный человек!» Она встала пораньше, чтобы привести себя в порядок. «Надо с режимом что-то делать, чтобы не опаздывать,» – Ксения стояла у плиты, помешивала кашу и размечала свой день.
– Просыпайся, моё солнышко, – она пощекотала дочку за ушком, легонько погладила по щёчке, – просыпайся, моя девочка.
Вика зачмокала губками, затрепетала ресничками, открыла глазки и улыбнулась маме. В комнате на миг стало светлее. В носу защипало, сердце искупалось в нежности.
Собрались быстро, прихватили любимого одноухого, испачканного в каше медвежонка и выкатились из дома.
На улице было ветрено. Ксения плотнее застегнула куртку, натянула шапку на уши, закутала Вику и пошла быстрым шагом. Она тяжело дышала, толкая перед собой коляску. Ветер, студёный, пронизывающий, обжигал лицо, норовил забраться под куртку, выдувал из головы все тревожные думы.
– Здравствуйте, доктор, – Ксения заглянула в кабинет. – Можно? – она смутилась, встретившись с ним глазами. – Вы извините меня за вчерашнее, пожалуйста.
Доктор кивнул, то ли разрешая войти, то ли извиняя.
Ксения сидела в сторонке и смотрела, как ловко управляется этот большой сильный мужчина с маленькой девочкой, как бережно он массирует хрупкие ножки. Вика попискивала время от времени, он тихонько, шёпотом успокаивал её.
«Немолодой, виски совсем белые и плечи ссутулились. Странная профессия для мужчины», – думала Ксения. Рассматривая доктора, она чувствовала себя удивительно спокойно.
Каждое утро Ксения собирала Вику и они торопились на приём, потом проходили разные процедуры, после долго гуляли и к вечеру уставали так, что сил было только до постели добраться. Ксения порой даже не успевала подумать о Косте, засыпала сразу же.
Как-то, прогуливаясь с дочкой, она встретила медсестру на улице:
– Здравствуйте, без униформы вас не узнать.
– Ксения! А это что за красивая девочка? Это Вика? Привет, малышка! – медсестра улыбалась тепло, мелкие морщинки, разбегаясь лучиками от глаз, украшали её, в ответ тоже хотелось улыбнуться.
– А мы вот гуляем, Вика домой идти не соглашается, – Ксении хотелось, чтобы эта женщина задержалась с ними подольше.
– А я иду к Виктору Алексеевичу, он здесь недалеко живёт, – они пошли рядом. Обе женщины замедлили шаг, им была приятна эта случайная встреча. В воздухе чувствовалась скорая весна, пахло талой водой, мокрыми ветками и сырой землёй.
– А Виктор Алексеевич, с ним ведь вам не просто? – Ксении хотелось узнать о суровом докторе.
– Виктор Алексеевич – прекрасный человек! Он очень добрый! Только жизнь у него непростая, – медсестра замолчала, видимо, что-то решая для себя, посмотрела по сторонам, будто собираясь с мыслями. – У него была семья, жена и два сына, погодки. Он работал в хирургии, был на ночном дежурстве. Жена возвращалась с дачи в город. Авария, там сейчас стоит крест и памятник с фотографиями.
– Боже! – Ксения помотала головой, отгоняя страшные картины.
– Он тогда месяц из дома не выходил, на звонки не отвечал, потом пришёл на работу седой и худющий, ушёл из хирургии, стал физиотерапевтом. Теперь детишек проблемных восстанавливает, – Ирина остановилась, посмотрела на Ксению. – Он никогда не говорит о своей семье.
Горло сжал спазм, в глазах задрожали слёзы.
– Руки у него золотые, а то, что суровый и неприветливый – это не страшно. Хорошо, что вы к нему попали, – Ирина посмотрела на часы, спохватилась. – Пойду, мы по очереди к нему ходим, квартиру убираем, готовим. Один живёт, да и на работе всё время.
Она потрепала Вику по щёчке, кивнула Ксении и пошла.
Вике лечение шло на пользу: уже пыталась вставать, качаясь на слабых ножках. Она улыбалась при встрече медсестре Ирине, к доктору доверчиво шла на ручки.
Однажды, во время сеанса, зазвонил телефон – это был Костя. Ксения, извинившись, выскользнула из кабинета и прижала трубку к уху:
– Да, – сказала тихо.
– Я подал заявление о разводе, суд на следующей неделе, – Костя даже не поздоровался.
– Мы каждый день ходим на лечение, я не смогу, – Ксения прижалась спиной к холодной стене, чтобы не упасть.
– День пропустить можно, – он был холоден и жесток.
Она стояла в коридоре и хватала ртом воздух. Из кабинета вышла Ирина:
– Что с тобой? Что случилось? – Ксения, бледная до синевы, сползала по стене. – Пойдём-ка!
Она повела Ксению в туалет.
Уткнувшись в тёплое плечо Ирины, Ксения рыдала взахлёб, как в детстве, пока халат на плече медсестры не стал мокрым. Ксения извинялась, пыталась стряхнуть слёзы и, заходясь в рыданиях, утыкалась в плечо медсестры снова. Ирина гладила её по голове:
– Плачь, милая, плачь.
Распухшая от слёз, притихшая и опустошённая, Ксения тихо скользнула в кабинет. Вика сидела на массажном столе и лопотала с Виктором Алексеевичем, а увидев маму, потянулась к ней ручками.
– Что это вы распустились, мамаша? – доктор строго взглянул на Ксению, покачал осуждающе головой. – О ребёнке надо думать!
Ксения потупилась:
– Я пытаюсь.
– Не пытаться надо, а жить! – доктор смотрел в упор на растерянную молодую женщину. – Значение имеет только жизнь! Пока человек жив, он всё может! Стыдно!
Ксения прижала к себе малышку: «А ведь он молодой ещё, только седой», – взялась откуда-то неожиданная мысль.
– У девочки есть прогресс, перспективы очень хорошие, а вы распустили себя!
Светило солнце, весна потихоньку забирала мир в свои руки. Ксения вышла на крыльцо, подхватила Вику подмышки, подняла над головой, расцеловала звонко и впервые за много месяцев от души улыбнулась:
– Я справлюсь! Если он с таким справился, то мы точно всё сможем, малышка! Я обещаю! Всё будет хорошо!
P.S.
Я ничего не знала об этой истории, а на днях встретила Ксению. Они гуляли в парке. Вика, совсем большая, скакала на одной ножке и распевала песенку. Ксения, тоненькая, с копной светлых вьющихся волос, юная, словно девочка, стояла рядом и подпевала.
– Как живёшь, Ксень? – я была рада встрече.
– Хорошо! – Ксения улыбнулась так, что стало теплее.
– Как Костя? – я помнила их молодыми и поглощёнными друг другом.
– Не знаю, мы давно в разводе! – спокойно ответила Ксения.
– Как же так, такая красивая пара, – я сильно удивилась.
– Было тяжело, но я ему очень благодарна. Если бы не он, я бы точно не знала, какое оно – счастье! – она оглянулась, ища кого-то глазами.
Подошёл высокий седовласый мужчина, он катил коляску: «Мы погуляли, Ксю, пойдём домой, а то парень проголодался».
За стеклом
Дара Мун @julia_phomina
1
Атум смотрел на сотворённый им мир. Внутри стеклянной сферы были видны очертания материков, океанов и гор.
Где-то там жили люди, миллионы людей, каждого из которых Атум создал сам. Они научились строить высокие здания, машины, пересекать огромные расстояния на самолётах… Всё по воле его. Каждую деталь, каждую идею и каждого изобретателя Атум аккуратно записывал в книгу. А что было в книге – то становилось правдой в его личном, закованном в стекло мире.
Атум не был единственным в своём роде: существовали тысячи таких, как он, демиургов. И столько же личных миров под стеклом, как чашки Петри в человеческих лабораториях.
Что будет, если добавить эту бактерию?
Что будет, если на планете выживут одни дельфины?
Что будет, если…?
Мало кто из демиургов был способен управиться с человечеством. Слишком уж они были сложны, гораздо проще – выдумать планету динозавров или хомяков.
Но Атум не страшился трудностей.
– Люди – это проблема, – любил говорить его друг Нуби, раскуривая трубку с первоклассным нептунианским табаком. – Слишком много писанины.
Атум кивал: да, людей было трудно создавать и контролировать, но без них ему стало бы невыносимо скучно. Люди… они же такие парадоксальные. Созданы по образу и подобию высокоразвитой цивилизации, но редко опережали в развитии обычных дельфинов.
Атум провёл целое утро, глядя в шар. В мире за стеклом было всё по-старому. Никто не умирал от голода или войны, никто не становился убийцей или жертвой, никто не жёг других за инакомыслие.
Всё было хорошо, хорошо, хорошо… Но будто чего-то не хватало. Такое странное чувство скреблось у Атума в груди уже несколько звёздных месяцев.
– Ты сегодня рано, – услышал Атум мягкий голос и обернулся.
На него смотрела Лура, его рыжеволосая красавица. Её лицо сияло бледным светом, она жмурила заспанные глаза и улыбалась. Все миры стоили её одной.
– Мне не спалось, – признался Атум. – Я собирался поработать, но задумался, да так и не написал ни строчки.
Лура приблизилась к нему, её изящная ладонь легла на его щёку.
– Что тебя беспокоит, милый? – спросила она. – В мире что-то случилось?
– Нет-нет, с миром всё хорошо, – заверил её Атум. – Но одна идея не даёт мне покоя.
Лура задумалась.
– Я знаю, что ты хочешь сделать, – сказала она, и огонёк тревоги зажёгся в глубине её синих глаз. – Это большой риск. Ты уверен, что готов?
Атум не был уверен.
– Не раньше, чем выпью кофе, – отшутился он, пытаясь скрыть волнение.
Лура усмехнулась. Она знала его лучше, чем кто бы то ни был.
– Твой любимый почти закончился, – сообщила она, заглядывая в банку. – Придётся тащиться на Плутон за новой порцией.
Лура кинула последний кофейный брусок в кружку, щелчком пальцев создала в воздухе пламя и нагрела. Атум вдохнул крепкий запах и прикрыл глаза. Кофе и Лура на его кухне – так выглядело идеальное утро. Атум принял чашку из её рук и сделал глоток.
Лура была с ним с самого начала, когда Атум записывал первые строки в книгу, а мутная жидкость внутри стеклянного шара становилась чем-то осязаемым. Предстояла долгая работа, каждое его слово могло создать новую жизнь или погубить её. Два мира были разрушены и две книги сожжены прежде, чем Атум научился. В третьей книге появились они, люди. Во многом благодаря Луре, которая шептала: «Попробуй. У тебя получится».
Конечно, у такой превосходной во всех смыслах девушки, как она, было много возможностей. Лура могла бы колесить по Вселенным, собирая данные, могла создавать новые виды растений на Венере или спасать Бетельгейзе от гибели.
Но она выбрала быть с ним, с демиургом, который создаёт мир. Профессия в масштабах Вселенной была важная, но скучная. Атум и подобные ему были исследователями. Они изучали разные виды материи, экспериментировали с бактериями и биологическими видами. Какие-то миры оказывались нежизнеспособными, и демиургам приходилось начинать сначала. Снова и снова. Пока не получалось создать нечто устойчивое и совершенное. Тогда мир аккуратно извлекали из стеклянного шара и помещали в одну из Вселенных – так рождалась планета.