Он рассмеялся:
– Пока могу вам указать только на один из этих источников. Это моя, так сказать, мачеха, Лариса Леонардовна Крутикова, которая считает себя профессиональной журналисткой.
– Вы сказали – Крутикова? Что-то не приходилось встречать эту фамилию на страницах нашей прессы.
– Когда-то она публиковала свои опусы под псевдонимом «Жемчужная», но, по-моему, давно уже не пишет. С тех самых пор, когда пришла брать интервью у моего тогда еще здравствовавшего родителя, после чего уже назавтра он сделал ей предложение, – с едва заметным оттенком осуждения произнес Надыбин. – Но связь с миром журналистики Лариса Леонардовна поддерживает по-прежнему. По крайней мере, себя она позиционирует именно так. Убедитесь сами. Я обязательно познакомлю вас с ней. В ближайшее время… – тут он рубанул воздух ладонью: – Ладно, в сторону мелочи быта! Я предлагаю вам прямо с сегодняшнего дня стать летописцем экспедиции. Экспедиции, формирование которой я рассчитываю завершить в ближайшие две недели. Вы будете получать зарплату, ну, скажем, превосходящую ваши нынешние доходы в семикратном размере. И это – после вычета налогов. Разумеется, все переезды, питание, гостиницы – за счет организации. Плюс премиальные. Плюс крупная премия по итогам нашего совместного поиска.
– Звучит заманчиво, – я откинулся на спинку кресла. – Но хотелось бы уточнить, что конкретно будет вменено мне в обязанность?
– Вам поручается вести ежедневный дневник, фиксируя в нем не только всё наиболее важное, но также и второстепенное. Я обязуюсь не вмешиваться в вашу работу. Хотя, конечно, иной раз попрошу внести в дневник те или иные соображения. Но в целом вы будете обладать неограниченной свободой для творчества. Даже гонорар за грядущую книгу целиком ваш, – он наклонился ко мне. – Я ведь знаю, что и вас гложет демон неудовлетворенного честолюбия. Кто знает, может, эта книга сделает вам имя.
Что-то уж слишком он поверил, этот мятущийся баловень судьбы, что держит меня на коротком поводке.
В свою очередь, я наклонился к нему:
– Благодарю за заботу о моем будущем. Я тронут. Почти до слез. Но если уж вы решили доверить мне столь ответственную роль, то давайте начнем первую главу с того, что вы поведаете мне всё-всё о той информации, которая позволит вам, как вы уверены, найти библиотеку. Вдруг ваш документ покажется мне сомнительным? Только после ознакомления с ним я решу, стоит ли соглашаться на ваше предложение.
Я был уверен, что он сейчас начнет брыкаться.
К моему удивлению, он покладисто кивнул:
– Сейчас я посвящу вас в эту историю. Полагаю, излишне напоминать, что на данном отрезке времени она не предназначена для посторонних ушей.
Он подошел к стене, где-то провел рукой, и портрет Шлимана вдруг повернулся ко мне ребром, открыв вид на дверцу сейфа, вмонтированного в стену.
Почти не заслоняя циферблата, Надыбин набрал комбинацию, открыл сейф и достал изнутри нечто, похожее на большой конверт темно-желтого цвета.
– Здесь лежит бумага, которой более 560 лет! – в его голосе слышалось благоговение. – Но рассказать о ней мне хотелось бы в другой обстановке. – Он оглядел каминный зал: – А давайте перейдем в мой кабинет.
Глава 4. ДРЕВНИЙ ДОКУМЕНТ
Надыбин распахнул одну из внутренних дверей, и мы оказались в небольшом коридорчике без окон, отделанном дубовыми панелями и освещенном светильниками в виде факелов.
В торце коридорчика, за другой дверью, находилось, как я вскоре смог убедиться, отдельное помещение, являвшееся кабинетом моего увлекающегося собеседника.
Это была средних размеров комната, всю дальнюю стену которой занимало широкое окно, выходившее в сад. По обе стороны окна топорщились собранные в складки плотные шторы. Сейчас вся комната была наполнена солнечным светом. Однако не составляло труда представить, что при закрытых шторах она даже ярким днем погружается в полумрак.
Как и в гостиной, здесь тоже имелся камин, только меньших размеров.
Письменный стол, несмотря на свою солидность, также уступал габаритами тому, что стоял в гостиной. Сбоку от него из аккуратно закамуфлированной под нагромождение камней кадки поднимался гигантский кактус, почти достигавший своей колючей макушкой потолка.
Я уже не удивился, увидев на стене портрет Шлимана. Рядом висел еще один портрет – Гомера. Чуть сбоку красовалась древнегреческая маска. Полагаю, это была копия так называемой посмертной золотой маски Агамемнона, найденной Шлиманом при раскопках Микен.
Еще левее висела небольшая миниатюра в рамке.
– Вот! – с гордостью сообщил мне Надыбин. – Гравюра из книги Яна Гевелия. Вытащил вчера из компьютера. Улугбек в кругу виднейших астрономов мира, рядом с музой Уранией – покровительницей астрономии.
– Это всего лишь аллегория, причем довольно поздняя, – заметил я. – Кажется, 17-й век. Улугбек изображен здесь автором-поляком в виде условного восточного мудреца. О каком-либо сходстве с оригиналом говорить, конечно, не приходится.
– Но ведь его прижизненных изображений не сохранилось, так? – сощурился хозяин. – Известный скульптурный портрет Улугбека – это работа нашего антрополога Герасимова, выполненная по черепу. Я слышал, что не все специалисты согласны с его интерпретацией этого образа.
– Существует, по крайней мере, одно прижизненное изображение, – возразил я. – Это миниатюра очень высокого художественного достоинства, подлинник которой хранится в так называемой Фрировской галерее искусств в Вашингтоне. Улугбек изображен на ней в кругу семьи и придворных в момент подготовки к охоте. По мнению специалистов, эта миниатюра выполнена неизвестным автором лет за шесть-семь до гибели Улугбека. На ней он запечатлен цветущим и полным сил мужчиной, тогда как Герасимов показал его глубоким стариком. Впрочем, логично допустить, что верны оба изображения. Просто последние годы жизни были для Улугбека весьма тяжкими во всех отношениях, они-то и привели его к нервному истощению и преждевременному упадку жизненной энергии.
– Как вы сказали? – переспросил Надыбин. – Фрировская галерея искусств? Полагаю, это изображение есть в Интернете?
– Скорее всего, да.
– А вы разве не смотрели?
– Я работаю, в основном, с текстами, – ответил я. – Во всем же, что касается рисунков, а тем более компьютерной графики, увы, не силен.
– Там нет ничего сложного! Хотите, я вас немного натаскаю?
– Как-нибудь потом.
– Ладно, к этой теме мы вернемся на досуге. А за подсказку спасибо! Сегодня же поищу эту миниатюру!
Радушным жестом хозяин указал мне на кресло за столом, в коем я и расположился.
Отсюда моему взору предстала противоположная стена, увешанная коллекционным оружием – саблями, кинжалами, дуэльными пистолетами, африканскими копьями и щитами… На фоне лезвий и стволов выделялась гетманская булава, набалдашник которой густо усеивали конические шипы.
В углу, где сходились оружейная стена и широкое окно, на постаменте стояла еще одна древнегреческая ваза. Приглядевшись, я приметил, что она покрыта паутиной трещин, как бы выбегающих из круглого отверстия в ее серединной части.
– Что это за дырочка в вазе? – поинтересовался я.
– Это знак того, что судьба хранит меня для выполнения некой важной миссии, – не без доли напыщенности возвестил он. – Я стоял возле этой вазы, когда в меня со стороны сада выстрелил один нехороший человек. Он был профессиональным киллером, но почему-то промахнулся. Юрий, мой племянник, уверен, что того ослепил блик солнца. Но я-то знаю, что это был перст судьбы, благоволящей к моей мечте.
– И после этого вы повесили плотные шторы, – догадался я.
– Дела давно минувших дней, – отмахнулся он. – Не будем об этом.
Усаживаясь удобнее, я перевел взгляд на письменный стол, где меня ожидал еще один сюрприз.
Сбоку от монитора, так что не сразу и заметишь, скалился в ухмылке изящный хрустальный череп весьма тонкой работы.
Перехватив мой взгляд, Надыбин пояснил:
– Это память о еще одном моем нереализованном проекте. Возможно, вам известно, что в середине 20-х годов прошлого века американец Митчелл-Хеджес, кстати, археолог-самоучка, нашел в джунглях Центральной Америки древний город майя, а в его развалинах хрустальный череп, изготовленный будто бы с применением неведомых на Земле технологий. Оказалось, что у древних майя существовала легенда, согласно которой боги еще в незапамятные времена подарили людям тринадцать хрустальных черепов. Якобы с их помощью можно проникать в будущее. Позднее такие же черепа нашли в других местах планеты. Одно время я всерьез заинтересовался этой версией. Но потом понял: нет, это не мое. Слишком уж отдает мистикой. В память о том увлечении и остался этот череп, который, конечно же, является обыкновенной поделкой. Эх, дела давно минувших дней!
– Я смотрю, вы не теряли времени даром.
– Именно, что терял, – вздохнул он и снова глянул на меня: – Послушайте, может, вам неприятно соседство с этой штуковиной? Есть люди, которые испытывают неодолимый ужас при одном виде черепа, даже хрустального.
– Лично я смотрю на подобные предметы без всякого трепета. Что же касается неодолимого ужаса, то, признаюсь, я испытываю его перед ползающими тварями. Как-то лет пять назад ездил за грибами и уже потянулся за ядреным моховиком, когда из-под моей руки вдруг шарахнулась в сторону змея. С тех пор я в лес ни ногой, хотя всегда был страстным поклонником грибной охоты.
– А чего их бояться-то, наших змей? – пожал плечами Надыбин. – Они сами, едва завидев человека, готовы спрятаться в первой же норке.
– Вот и мой знакомый Геннадий, профессиональный серпентолог, между прочим, говорит то же самое. Но доводы разума плохо помогают, когда речь заходит о загадках психики. Наши фобии, а они у каждого свои, гнездятся где-то на генном уровне.
– Чай, кофе, сок? – спросил Надыбин после непродолжительной паузы.
– Расскажите лучше о содержимом конверта, который вы так бережно сжимаете в своих могучих руках.
– И вправду, давно пора переходить к делу, – спохватился Надыбин.
Из бокового разреза в «конверте» (беру это слово в кавычки, потому что это был все-таки не конверт) он достал некий артефакт, который выложил, как хрупкую драгоценность, на середину стола.
Это была старинная рукопись. Точнее, один лист из рукописи, исписанный каллиграфической восточной вязью.
С той же осторожностью я взял его и повертел в руках.
Лист был очень плотным, мягким на ощупь с обратной стороны, оба верхних угла имели повреждения, причиненные то ли мышами, то ли временем. Но нижняя часть листа была ровной. Что касается ярко-черных букв, то они казались такими свежими, словно их написали только вчера. На полях стояло несколько круглых и овальных печатей. Буквы на оттисках почти выцвели, хотя их конфигурацию местами еще можно было различить. Несмотря на необычайную плотность бумаги, кое-где виднелись потертости и небольшие дырочки, впрочем, незначительные. Основная часть текста, процентов примерно на девяносто, сохранилась прекрасно.
– Перед вами так называемый ярлык – подлинный самаркандский документ 15-го века, – торжественным голосом возвестил Надыбин. – Это жалованная грамота, выданная мирзой Улугбеком одному из его учеников, как свидетельство освобождения имущества подданного от налогов. Написан ярлык на таджикском языке, которым Улугбек владел в совершенстве. Верхняя часть первого листа документа, к сожалению, испорчена. Сохранившийся текст мне перевели.
– И о чем же в нем идет речь?
– Текст начинается с так называемой инвокации – традиционной для всякого старинного восточного документа хвалы Аллаху. Далее торжественно провозглашаются имена мирзы с цитатами из Корана и обращение к визирам и чиновникам финансового ведомства, в чьем ведении находилось налогообложение: «Да будет им ведомо…» Именно эта часть, наименее существенная для исследователя, пострадала сильнее всего. Ну, затем объясняются причины написания ярлыка: дескать, до сведения правителя дошло, что некто, вопреки законам, чинит неудобство его ученику. Далее указано на освобождение от налогов пожалованного лица и строгий приказ не трогать его близких и родственников. Еще ниже перечисляются конкретные налоги, а их число достигало нескольких десятков, но эта часть уже переходит на отсутствующий второй лист.
– Вы сами решили, что это документ именно 15-го века? – осведомился я. – Буквы уж слишком свежие.
– Послушайте, я же не давал повода считать себя самонадеянным ослом, – с некоторой обидой парировал он. – Эту рукопись я передал по отдельности трем экспертам, которые, изучив ее, независимо друг от друга пришли к схожим выводам. Итак, они констатируют, что документ написан специальными черными чернилами на так называемой самаркандской «султанской» трехслойной бумаге кремового цвета и наклеен на полотно, как обычно поступали в старину с особо ценными документами для их лучшей сохранности.
– Ах, вот почему он такой странный на ощупь с оборотной стороны!
– Эксперты указали, что изгибы букв типичны для 15-го века. Буквы на печатях, а некоторые из них, как видите, можно разобрать, имеют прямоугольную форму, которая на печатях позже 16-го века нигде не встречается. Не буду вас утомлять перечислением других деталей, тем более что их немало. Общий вывод однозначен: перед нами документ именно 15-го века, определенно прошедший через канцелярию мирзы Улугбека, накануне его смещения с престола.
– Прекрасно, – кивнул я. – Освобождение от налогов. Мечта каждого подданного великого государя. Но причем тут пропавшая библиотека?
Надыбин снисходительно улыбнулся:
– Этот текст, по сути, является шифрограммой. Лист, первый лист, который вы держите перед собой, служит всего лишь для отвода глаз. А вот на втором листе, который находится у владельца документа, подробно описано местоположение тайника, где спрятана библиотека, а также изображена схема местности. И этот недостающий второй лист будет у меня не позднее следующей недели. Ну, что скажете? – в его бледно-голубых глазках светилось упоение старателя, почуявшего близость золотой жилы.
Некоторое время я хранил молчание, стараясь так сформулировать ответ, чтобы мой визави не обиделся.
– Если всё обстоит столь просто, то где же этот документ мог храниться пять с половиной столетий? Почему за все истекшие века никто не воспользовался заключенной в нем информацией? Почему о его существовании совершенно не известно науке? Наконец, каким чудесным образом этот самаркандский документ, сохранившийся в лучшем виде, попал в ваши руки? Если вы ответите на все эти вопросы без запинки, я, пожалуй, соглашусь, при всем своем скептицизме, разделить вашу бурную радость.
Он сердито зыркнул на меня, но буквально следом по его мясистому лицу вновь разлилось блаженство.
– Вы незамедлительно получите исчерпывающие ответы на все свои вопросы, – возвестил он в духе триумфатора. – Я уже вижу мысленно, как вы начнете чесать свою репу, повторяя: «До чего же всё просто! И почему только я сам об этом не догадался при моем-то богатом воображении!» Но, полагаю, будет лучше, если мы снова переместимся в гостиную. С моим рабочим кабинетом вы ознакомились, и этого пока достаточно. Признаться, я испытываю некоторое чувство вины, осознавая, что недостаточно настойчиво предлагал вам вторую чашку кофе.