– У кама бочка не простая, – как само собой разумеющееся, ответил Адуш. – Ей немного тепла надо, а дальше она сама греет. Это все знают.
Пока купались, в лесу раздалось несколько выстрелов из ружья. Потом появился Адуш с охапкой дичи на поясе, и Буран, сытый, довольный, с окровавленной мордой. Поел, видать, сразу там же, на месте. Как говорится, не отходя от кассы. Уже стало темнеть, когда мы, чистые и довольные, ввалились в дом. Самовар уже пыхтел и исходил паром, а Темичи опять колдовал над заварочным чайником. Я принюхался. Аромат был тоже приятным но, совершенно другим, чем днём.
– Я вам успокоительный сбор заварил, – пояснил шаман. – Расслабляет. Если хранители разрешат, завтра рано утром пойдёте. Вам силы понадобятся. А с этим травяным сбором, как раз, отдохнёте хорошо, и сил наберётесь.
Я скептически хмыкнул. Мы, вроде, и устать не успели. Сил много, молодые все. Только раненная нога к вечеру разболелась, но, это дело уже привычное. Пока пили настой, особо не говорили. Так и сидели, громко прихлёбывая горячий напиток, погружённые, каждый в свои, мысли. Темичи поднялся из-за стола и вышел из дома. Мы слышали, как он ходил по двору, чем-то гремел в сарае, а потом вернулся с пучком какой-то травы и принялся растирать её в ступке.
– Вот это я понимаю, – нарушил я затянувшееся молчание. – Шаман – человек, знающий близко природу, хорошо её понимающий и разбирающийся в целебных свойствах трав. Люди обращаются к ним испокон веков с разными болячками, получают лечение, выздоравливают и считают это чем-то волшебным. Ну и, постепенно начинают верить в то, что шаман – колдун, что ему подчинены духи природы. Вот, сидит себе, травки перетирает, лекарства готовит. Это понятно. Но, все эти волки, тотемные рыси, вообще в голове не укладываются. Ведь, такого быть не может! Тут он ещё и с хранителями в астрале говорить собрался! Полный абсурд.
– Согласен, – Игорян сделал глоток и прочистил горло. – Выглядит необычно. Да и, пока, объяснить это невозможно. Но, это ещё не значит, что такого быть не может.
– Почему?
– Как ты думаешь, что тебе сказали бы в девятнадцатом веке, заяви ты, что люди уже на Луне побывали?
– Не поверили бы.
– А почему не поверили бы?
– Да, потому что тогда даже самолётов не было, не то, что космических кораблей!
– А, почему не было?
– Не знали, наверное, как сделать.
– Правильно. Они, тогда, даже элементарных законов аэродинамики не знали. А, уж, понятие реактивной тяги для них было сплошной абракадаброй. Или телевидение. Расскажи какому-нибудь современнику того же Некрасова, как ты по вечерам фильмы и передачи по телевизору смотришь, он же пальцем у виска покрутит и, в лучшем случае, скажет, что ты Жюля Верна перечитал, а в худшем – посоветует клинику для душевнобольных с лечением путём обёртывания мокрыми простынями. Так, вот, всё иррациональное, с чем мы столкнулись сегодня и, скорее всего, ещё не раз столкнёмся, для нас – то же самое. Мы не знаем принципов, по которым всё это происходит, и от этого уходим в глухое отрицание. Этого не может быть, потому, что, не может быть никогда.
– Ты так говоришь, словно со всем этим иррациональным с детства встречаешься.
– Знаешь, мне по роду своей деятельности много с чем странным приходилось встречаться. И в Перу, когда города Инков в джунглях искали, и Египте, когда в пирамиды лазили, и в Непале, когда буддийские монастыри исследовали. Везде есть своя вера со своими тайнами и чудесами. Не спорю, поначалу это был шок и полное отрицание. А потом, пришло осознание. Так, что я тебя прекрасно понимаю.
– И мне было непросто всё это осознать, – поддержал Игоряна Лёха. – У меня, и сейчас, всё это с трудом в голове укладывается. Но, тут рецепт простой: ничему не удивляться и принимать таким, как оно есть.
Легко сказать, не удивляться. Тут всё мировоззрение с ног на голову переворачивается, а они – не удивляться.
А чай, действительно, расслабил. В теле появилась лёгкость и некоторая нега. Хотелось лежать и предаваться мыслям или разглагольствовать на разные отвлечённые темы. Так, было в старину, когда жизнь людей текла неторопливо и степенно.
– А, что, милостивый государь, – говорил, наверное, какой-нибудь господин, потягивая табачок из трубки с янтарным мундштуком. – Как вы думаете, будет завтра дождь, или нет?
– Думаю, что не будет, – отвечал такой же франтоватый сударь, затягиваясь пахитоской или запихивая в нос нюхательный табак. – А, вообще, лето нынче дождливое. Я, вот, давеча в Ницце на водах был, так там солнце круглый год.
– Славик, – выдернул меня из моих грёз голос Лёхи. – Что-то ты там размечтался! Аж, улыбка до ушей.
– Да, что-то меня этот шаманский чай на размышления потянул.
– И о чём ты так приятно размышляешь?
– Да, ерунда всякая. У меня такое ощущение, что я из нашего реального мира попал в другой, не такой, как наш, сказочный, что ли.
– В чём-то ты прав. Это другой мир. Он далёк от нашей вечной спешки, нашей расчетливости и сплошной веры в законы физики. Тут всё по-другому. Тут люди неспешные, живущие в согласии с природой и берущие от природы всё необходимое. Они верят в чудеса, духов и богов. И, как видишь, их вера реальна.
– Ты об этом так говоришь, будто всё это тебе роднее нашего понятного мира.
– Кто знает? Может и так. Может, раньше весь мир был такой. Это потом мы его посчитали и забили в прокрустово ложе формул и законов. А он такой же реальный. Мы все с этим живём с самого детства. Помнишь, сказки?
– Какие?
– Про Бабу Ягу, про Кощея, про Змея Горыныча, например.
– Так, то сказки.
– Да. Сказки. Пережившие, между прочим, не одну сотню лет. Может простая выдумка передаваться из уст в уста на протяжении многих поколений? Нет, не может. Она в первом же поколении забудется и потеряется. А сказки живут. А всё потому, что они передают нам из глубины веков что-то важное, нужное, что народ считал необходимым донести до нас.
– Ты, что, всерьёз веришь, что всякие там Кощеи Бессмертные – правда?
– Это народная мудрость, только изложенная понятным для простого неграмотного народа языком. Да и те, кто слагал их, описывали то, что видели, так, как понимали. Сейчас, сквозь вековые наслоения метафор, вымысла и допущений, сложно пробиться к тому, что они имели в виду под тем же Кощеем Бессмертным. Но то, что во всех сказках есть реальная основа, это точно.
– Ладно, можно допустить, что Кощей – это особо сильный и непобедимый воин. Народу свойственно преувеличивать. А ступа Бабы Яги? Ты всерьёз полагаешь, что кто-то в глубокой древности мог летать? У какой-то пожилой женщины, жившей в глухих лесах оказался летательный аппарат, неважно, самолёт или вертолёт, на котором она рассекала по воздуху? Бред.
– Зря смеёшься. В сказках разных народов упоминается о полётах по воздуху. Тот же ковёр-самолёт, например, или семимильные сапоги-скороходы.
– А сапоги причём?
– За один шаг семь миль преодолевать. Это тебе не полёт? И никто не говорит про вертолёты и самолёты. Кто знает, может, был совершенно другой принцип передвижения?
– Какой? Ракеты?
– А, между прочим, в индийских эпосах, в Махабхарате, например, есть упоминания о виманах – летательных аппаратах, но которых боги передвигались по воздуху. И описано всё так, будто автор сам их видел. И, боги, не только на них летали, но и воевали, устраивая настоящие воздушные сражения с применением оружия, по описанию очень похожее на ракетные комплексы.
– Ну, при должной фантазии и ступу можно принять за самолёт вертикального взлёта.
– Вот, ведь, Фома неверующий! Уже сам носом в чудеса местные ткнулся, а ему, хоть кол на голове теши. Я уже говорил, что всё непонятное, кажущееся чудом, просто ещё неоткрытые законы мироздания.
– Мы не открыли ещё, а шаманы ими пользуются вовсю?
– В средние века алхимики экспериментальным путём, по наитию, совершенно не имея понятия об атомной структуре, удельном весе ядра, атомной решётке, структуре молекул и прочей химии, создали немало соединений, которые и до сих пор используются. Так же в древности кузнецы, не имея понятия о технологии сплавов, создали ту же дамасскую сталь, которую сейчас не могут повторить при всех наших знаниях и возможностях. То же самое относится и к шаманам. Изначально шаманами становились люди с очень сильной внутренней энергетикой.
– Типа Джуны?
– Можно и так сказать. Но, просто имея сильную энергетику, нельзя стать шаманом. Для этого нужно иметь ещё и пытливый ищущий ум. И такие люди интуитивно пытались нащупать возможность влиять на тонкие материи. Что-то удавалось, и они, ухватив самый кончик, кропотливо, поколениями, пытались добраться до сути, совершенно не беспокоясь о том, какие механизмы приводят в действие их эксперименты. Вот и получается, что они используют ещё не открытые нами законы физики и химии.
С улицы донеслись ритмичные удары в бубен. Мы бросились к окну, с интересом высматривая, что там делает шаман. Темичи стоял в свете костра, низко опустив голову и молотил по бубну палкой в каком-то своём, только ему понятном ритме. Скорость ударов постепенно стала нарастать, рождая в душе что-то дикое, давно забыто, доставшееся, наверное, в наследство от, ещё, пещерного человека. Мы зачарованно застыли у окна и очнулись только тогда, когда в дом вошёл Адуш.
– Вы, чего уставились? – возмутился он. – Нельзя смотреть.
– Как нельзя? – удивился я. – Даже по телевизору показывали, как племя у костра сидит, а шаман в бубен бьёт.
– Это другой случай. Тогда он для племени камлает, или для рода своего. Там все в обряде участвуют, поэтому в кружок и собираются. Кам, тогда, души всех в один пучок собирает, из него аркан плетёт и на нижнее небо забрасывает, чтобы оттуда духов вытащить. А сейчас он для себя камлает. Нельзя смотреть. Худо будет. Спать ложитесь.
– Да, – согласился с охотником Игорян. – Ложимся. Независимо от того, верим мы в это, или нет, мы должны уважать их законы. Нельзя, значит – нельзя.
Мы так и уснули под методичные гулкие удары в бубен, расположившись на широких лавках. Уже укладываясь спать, я бросил взгляд в окно и увидел, как Темичи кружился вокруг костра в бешенном, каком-то диком, танце. Жаль, посмотреть нельзя. А, было бы любопытно. Будет, о чём потом внукам рассказать. Хотя, надо ещё детей завести, для начала. С такими мыслями я и уснул. А проснулся ночью от какой-то сплошной, абсолютной, ватной тишины. Даже, мои друзья, обычно безбожно храпящие, спали так тихо, что, даже, дыхания слышно не было. Я поднялся, шлёпая босыми ногами по холодному дощатому полу, подошёл к ведру и зачерпнул кружкой студёной воды. Вода была вкусная, но настолько холодная, что зубы заломило. Блики холодного белого света, внезапно заигравшие по стенам, заставили меня напрячься. Сразу повеяло ужасом. По спине между лопатками пробежал холодок, а волосы на затылке зашевелились, словно живые.
Не помня себя от страха, подобрался поближе к окну и глянул сквозь запыленное стекло. Костёр догорел и, только, небольшие всполохи на покрытом пепельным налётом кострище, напоминали о том, что вечером тут весело полыхал огонь. Но, во дворе было светло. Неровный, колеблющийся мертвенно белый свет заливал всё пространство, даже не создавая теней. Я поискал глазами источник и не нашёл его. Ни фонаря, ни прожектора. Такое впечатление, что светился сам воздух. Посреди двора стоял шаман, а перед ним висели в воздухе и колыхались на сквозняке две призрачные фигуры. У призраков не было глаз, но я, почему-то, знал, что они смотрят на Темичи и, я готов был поклясться, что они разговаривали, хоть не было слышно ни звука. Даже лес, который всегда шумит, сейчас молчал.
Как заворожённый, я смотрел и не мог оторваться от этой картины. Мне было страшно так, как не было страшно никогда. Даже, когда в Афгане нас зажали духи, и мы уже откладывали по патрону в сторону, чтобы не достаться им живыми, меня не охватывал такой ужас. Тогда было просто страшно. Страшно попасть в плен, страшно умереть. Но это был вполне обычный страх, нормальный, человеческий. А тут – животный, сковывающий тебя до состояния оцепенения и лишающий возможности думать. Сколько прошло времени, не знаю, но, когда призраки, колыхнувшись ещё раз, растаяли в воздухе, я понял, что задыхаюсь. Только сейчас до меня дошло, что всё это время я не дышал.
Хрипло вдохнув первый глоток, я смотрел, как мертвенно белый свет погас и на двор опустилась темнота, слегка подсвеченная всполохами умирающего костра. Темичи вытащил из кармана щепотку какого-то порошка и швырнул в кострище. Пламя взметнулось вверх метра на два, и костёл заполыхал с новой силой. Шаман, вдруг, резко обернулся и посмотрел в мою сторону. Я уверен, что за грязным стеклом в тёмной комнате меня не было видно, но Темичи смотрел мне прямо в глаза. Немного помедлив, он кивнул мне, приглашая выйти. Почему бы и нет? Быстро одевшись, я выскользнул из дома и подошёл к шаману.
– Я хотел, чтобы ты это видел, – опять это скрипучий голос.
– Зачем?
– У тебя есть предназначение.
– Какое ещё предназначение? Я – просто охранник. Даже не учёный.
– Не знаю, какое. Но оно есть.
– Каждый в этом мире для чего-то рождается, – скептически пожал я плечами.
– Нет. Твоё предназначение – особое. Ты не зря приехал сюда. Сам говоришь, что ты не учёный. Но духи сделали так, что ты тут. Сядь.
Повинуясь его голосу, словно приказу в армии, я уселся на чурбачок, стоявший тут же и, как загипнотизированный, смотрел на своего собеседника.
– Нить твоей судьбы извивается и переплетается, словно заячьи тропы, – неожиданно заговорил шаман. – Я вижу, что местами она обуглена огнём, местами мокрая от слёз и боли, а, местами, солёная от пота.
– Это было, или будет?
– Было. Нить, которая у тебя впереди, ещё чистая. Проживёшь её, тоже отметины останутся. Я для другого тебя позвал.
– Для чего?
– Голова у тебя не болит? И нога вот тут?
– Нога болит, а голова – нет.
– Вижу тёмное пятно на голове. Что-то у тебя там неладное.
– Контузия была. Заикаюсь иногда, когда нервничаю.
– А нога?
– Пулевое. Прихрамываю и болит, когда натрудишь.
– Это поправлю. Ты для своей судьбы здоровым должен быть.
– Как же ты поправишь? Врачи не могли, а у них, между прочим, дипломы есть.
– У них, может и есть дипломы, только они лечить не умеют. Они тело лечат, а нужно душу лечить. Если, душа здоровая, она сама своё вместилище, тело, то есть, отремонтирует.
– Ну, попробуй, – скептически протянул я. – Только не больно.
– Больно не будет.
Шаман достал из кармана коробочку, порылся в ней и, что-то быстро зашептав, кинул в костёр щепотку, от чего пламя заиграло голубыми оттенками.
– Смотри в огонь, – приказал Темичи.
А костёр завораживал. Переливы бирюзового, небесно-голубого, ультрамаринового или васильково-синего приковывали внимание, словно гипнотизируя. Шаман стал двигаться вокруг меня, потрясая маленьким веничком, время от времени поворачиваясь к огню и, словно, отряхивая веничек в пламя, от чего оно волновалось, шипело и брызгало искрами. Наконец, он успокоился, остановился и посмотрел на меня в упор.
– Всё, – произнёс он почти шёпотом. – Сейчас иди в дом и ложись спать.
Утром всё происшедшее ночью казалось нереальным, словно нехороший сон. Думая о том, как задурил мне ночью голову шаман, я поднялся и пошёл к умывальнику.
– Славик! – окликнул меня Игорёха. – А что ты не хромаешь сейчас?
– Почему не хромаю? – я, даже, остановился.
– Вот я и спрашиваю: почему? Я тебя уже не прихрамывающим и не представляю. А тут, идёшь, походочка ровная, как по набережной в Сочи.
– Не соврал шаман, видать.
– Ну-ка, подробнее?
– Ночью шаман колдовал надо мной. Веником над головой тряс, что-то бормотал. Сказал, что вылечит. Вылечил, значит. Выходит, теперь я и заикаться не буду.
– Что это он так твоим здоровьем озаботился? Может, и мне что-нибудь подлечит? Зубы, например. Ноют иногда.
– Говорит, что предназначение у меня.
– Какое?
– Не сказал. Но, типа, что-то исполнить я должен.
– Выходит, избранный ты! – заржал Игорян и хлопнул меня по плечу. – Умывайся и пошли завтракать. Нам ещё вердикт у шамана узнавать. Беседовал он с хранителями или нет, интересно. А то, может, дурит нас. Скажет, мол, был, говорил, не согласились. А сам всю ночь продрых.