– Кэмерон? Я сварила суп. Я сейчас ухожу на работу, так что просто… словом… можешь подогреть суп, если захочешь поесть.
Кэмерон чувствует, как взгляд матери сверлит его затылок, но не двигается. Снова раздается шарканье. «Прошу, уходи», – думает он. Мать со вздохом уходит. Дверь закрывается, комната вновь погружается в темноту, и Кэмерон снова остается один.
Он ерзает, зарывается глубже в продавленный диван и смотрит, как вновь загораются экраны. На каждом идет компьютерная игра, три разных персонажа стреляют во все, что движется, прорываясь вперед по трем разным местностям. Глаза Кэмерона стекленеют: он концентрируется, позволяя цветам и текстурам обволакивать его, и посылает волны кодов на виртуальные поля сражений. Он будет сидеть тут часами никем не потревоженный, пробивая себе путь через виртуальные королевства, подобно богу. Здесь он контролирует все и вся. Здесь он может бегать, летать, сносить любые преграды и врагов так легко, словно смахивает пушинку. И здесь никто не таращится на его шрамы, не спрашивает про тот несчастный случай: сетевые игроки даже не знают его имя, им известны лишь его непревзойденные навыки. Он называет себя Воскрешенный Лорд.
Вот что больше всего нравится Кэмерону в играх: здесь Кэмерона Акерсона не существует.
* * *
И все бы хорошо, когда бы не было так грустно. В день, когда Кэмерон отправился на озеро Эри, ему хотелось лишь одного: чтобы мир узнал его имя. Теперь все его знают, а его настолько тошнит от себя самого, что он лучше умрет, чем запишет еще хоть одно видео. Последний ролик, который он загрузил на YouTube, набрал уже почти два миллиона просмотров. Каждый день он получает множество комментариев с просьбами выложить в Сеть еще что-нибудь. Арчер Филипс забрасывает его электронными письмами, предлагает сотрудничать и совместно организовывать розыгрыши. От такого признания прежний Кэмерон лопнул бы от ликования, но теперь эти письма всего лишь еще одно напоминание о том, что прежний Кэмерон исчез навсегда.
Видео, в котором его ударяет молния, разлетелось по Интернету мгновенно: к тому времени как Кэмерон очнулся в больнице, сюжет уже попал в новости по всему миру, а список подписчиков на его интернет-канале побил все рекорды. С десяток знаменитостей отправили ему сообщения, желая скорейшего выздоровления, а одна из «Настоящих домохозяек» – он не помнил, какая именно, – организовала в Интернете сбор средств, чтобы оплатить его медицинские счета и заменить разрушенную «Солнечную рыбу», хотя в конечном счете лодка была ему больше не нужна. Кэмерон и подумать не мог, что его мать окажется такой сообразительной и предприимчивой, когда дело дойдет до общения с прессой: в результате нелегких переговоров эксклюзивные права на первое и единственное интервью, посвященное несчастному случаю, были оценены в шестизначную сумму. Кэмерон дал интервью, лежа на больничной койке, и на тот момент был так накачан обезболивающими, что не помнил ни слова из того, что тогда наговорил.
Теперь все это его не волнует. Он даже не посмотрел интервью. Он больше не хочет популярности, не хочет вести прямую трансляцию в Твиттере со своего выпускного, хоть ему и предлагали по три тысячи долларов за один пост. Не хочет устраивать вечеринку для одноклассников, которые почти не разговаривали с ним долгих четыре года, зато теперь в один голос заявляли, что они его лучшие друзья. Он не хочет делать селфи или обмениваться телефонными номерами со случайными девчонками, которые видели, как он едва не утонул, и не важно, сколько раз Жако повторял, что пятнадцать минут славы быстро пройдут, так что Кэмерону следует пользоваться вниманием поклонниц, пока те вьются вокруг, в надежде привлечь его внимание. Кэмерона тошнит от вида собственного дурацкого лица на экране – или где бы то ни было еще.
Вот еще один положительный момент пребывания в подвале: здесь не просто темно, но еще и отсутствуют любые отражающие поверхности.
Стоит ему посмотреть в зеркало, и первым делом он видит шрам. Место, через которое молния вошла в его тело, отмечено раной, имеющей форму фрактального дерева: ствол оплетает его плечо и, извиваясь, ползет вверх, за ухо, а ветви обнимают его шею и череп, подобно сотне паучьих лапок. Самая длинная, похожая на червя, заканчивается возле уголка его правого глаза – все говорят, что ему повезло, ведь он мог вообще лишиться глаза. Шрам немного похож на подпись, которой молния заверила свою работу.
Порой Кэмерон представляет, что в конце концов привыкнет к шраму. Мама говорит, мол, шрам будет не так заметен, когда отрастут сгоревшие волосы, а когда Жако навещал приятеля в больнице, то заявил, что теперь Кэмерон выглядит лучше – «прямо злодей из фильма про Джеймса Бонда» – а потом долгих десять минут пытался объяснить разъяренной Ракель Акерсон, что на самом деле хотел сделать комплимент. Кэмерон такого оптимизма не питает, зато с облегчением осознает, что не слишком переживает на этот счет. Если уж на то пошло, он не планирует становиться моделью, и Жако в чем-то прав: теперь Кэмерон определенно выглядит интереснее. Однако изменилось не только его лицо. Больше всего пострадало место, из которого вышел электрический разряд, и уж тут-то ничего хорошего точно нет: в центре его пятки выжжена полость; хирурги аккуратно удалили отмершую плоть, а потом трансплантировали новую. В итоге нога Кэмерона стала на двадцать процентов короче относительно прежней длины, и в ней повреждены нервы. Он хромает при ходьбе, наступать на поврежденную ногу очень больно. Даже если ему позволят закончить школу в следующем месяце – еще одна привилегия, идущая в комплекте с внезапно обретенным статусом самого знаменитого ученика школы, – одна мысль о том, как он на глазах у всех будет вперевалочку ковылять по сцене, чтобы взять диплом, наполняет его ужасом. Кто-то наверняка заснимет это на видео, выложит в Интернет, и что тогда? Ролик стремительно распространится по Сети, станет популярнее любой порнографии. Стоило Кэмерону подумать об этом, и кровь закипала в жилах от ярости.
Его психиатр утверждает, что злость – неотъемлемая часть процесса. Мама Кэмерона придерживается того же мнения; он каждую неделю посещает доктора Надю Капур. Еще он консультируется с ней в видеочате: пришлось скрепя сердце признать, что это очень эффективный способ заставить его посещать консультации без всякой возможности от них увильнуть. К тому же Капур не так уж плоха. Она умная, веселая и разговаривает с ним как с нормальным человеком, никогда не просит делать всевозможные глупости вроде рисования картинок, которые бы выражали его чувства. Но когда она говорит Кэмерону, что его жизнь изменилась, что ему придется оплакать потерю того человека, каким он был когда-то, в точности так, как он скорбел бы об умершем, хочется ей сказать, что она ничего не понимает. Дело не в том, что Кэмерон не может справиться с потерей себя прежнего. Проблема заключается в другом: он не может принять то, что приобрел.
Он не хочет этого принимать. Ему это не нужно.
* * *
Сначала Кэмерон даже не понимал, что с ним происходит, как и его доктора – те принялись ставить всевозможные диагнозы, от звона в ушах до сотрясения мозга. Стоило ему прийти в сознание, как в голове у него возникал шум, с каждой секундой становившийся все громче. Первую неделю он мог бодрствовать не дольше пяти минут подряд, после чего начинал вертеть головой и пронзительно кричать, так что медперсонал поспешно вкалывал ему снотворное. В конце концов врачи решили, что удар молнии до сих пор оказывает влияние на мозговую активность Кэмерона, и это объясняет все – от припадков до странных результатов электроэнцефалограммы. Но это было всего лишь предположение, разъяснение, понятное одним только докторам, благодаря которому они чувствовали, что поработали не зря. Уже тогда Кэмерон знал, что они ошибаются.
Он стал не ущербнее, а могущественнее.
С каждым днем он поправлялся, становился сильнее, приобретал все больший контроль: стремительный приток информации, бомбардировавшей его всякий раз при пробуждении, из неуправляемого цунами превратился в спокойный ручей. Кэмерон смог сократить его концентрацию, но полностью заглушить так и не сумел. Лишь вернувшись из больницы домой, он в полной мере осознал, что это значит. Дождался, пока мама уйдет в магазин, потом направился прямиком в подвал – туда, где темно и тихо, а единственной машиной в комнате был старый компьютер его отца, утонувший в пыли, но еще рабочий. Ребенком Кэмерон любил включать его и играть в игры: теперь же компьютер был нужен ему, чтобы проверить правильность одной догадки, которую любой рационально мыслящий человек немедленно отверг бы, как абсолютно невозможную. Всего на миг допустив вероятность подобного шутки ради, Кэмерон сразу почувствовал себя сумасшедшим. Возможно, он и впрямь свихнулся. Может быть, все это уже галлюцинация, и, когда его эксперимент провалится, он со всего маху стукнется лбом о стену и скажет маме, что ему жаль, но та молния сварила его мозги всмятку, так что она не обидится, если Кэмерон просто сдастся и навечно поселится в ее подвале, правда?
Экран компьютера автоматически отключался, если слишком долго не двигать мышкой и не прикасаться к клавиатуре, так что Кэмерон включил его и ждал, наблюдая, как экран гаснет и на черном фоне начинает плавать стайка рыбок. Он сосредоточился, не сводя расфокусированного взгляда с рыб, прислушался к темноте в своем сознании. Он фильтровал лишние шумы до тех пор, пока не остался один-единственный голос, говоривший на странном языке, который Кэмерон никогда не изучал, однако необъяснимым образом понимал.
Кэмерон сконцентрировался и заговорил в ответ.
На экране рыбы икнули и поплыли быстрее. Они плавали кругами, сталкивались, разлетались в разные стороны. Рыб становилось все больше, они вертелись плавник к плавнику, хвост к хвосту, образуя сложный узор, как стеклышки в калейдоскопе, и этот причудливый рисунок разрастался от центра экрана к краям, словно мандала. Цветок, сложенный из рыбок. Наконец цветок застыл, и Кэмерон шагнул вперед, протянув руку к экрану. От системного блока исходил сильный жар, будто из печки, и Кэмерон вздрогнул: он отпрыгнул, перевел дух, хотя даже не помнил, когда затаил дыхание, и оборвал разговор, который до сего момента мысленно вел. Рисунок на экране рассыпался, рыбки возобновили свое неспешное скольжение по черной поверхности. Кэмерон смотрел на них остекленевшими глазами и думал: «Вот черт».
Дело не в повреждении головного мозга. Он не бредит.
То, что он сейчас проделал, можно описать одним словом.
То, чем он стал.
Киберкинетика.
* * *
В понедельник Кэмерон смотрит на свой телефон и хмурится: у себя в голове он слышит закодированное щебетание аппарата, но общаться двумя способами одновременно… непросто. Это программное обеспечение куда сложнее, чем блокировка экрана старого отцовского компьютера, требует большей сосредоточенности, тонкости. Уставившись на свое отражение в черной зеркальной поверхности экрана, Кэмерон концентрируется и посылает мысленный приказ: «Ответь».
«Ну же».
«ЧЕРТ ВОЗЬМИ, ВКЛЮЧАЙСЯ, ТУПАЯ ТЫ ЗАДНИЦА!»
Экран остается черным и безжизненным.
Потом вдруг телефон в его руке звенит.
– Извините, – говорит приятный голос телефонного электронного помощника. – Я не расслышал, что вы сказали.
Кэмерон улыбается.
* * *
Во вторник Кэмерон кладет телефон на свой письменный стол, идет в другой конец комнаты и мысленно приказывает аппарату принять новое изображение. Мобильный немедленно повинуется: Кэмерон чувствует, как цифровая начинка телефона пощелкивает, и в нем появляется фотография. Он закрывает глаза и концентрируется: лежащий в пяти метрах от него телефон открывает приложение-редактор и следует командам Кэмерона. Когда юноша снова подходит к столу, на экране мобильного его ждет готовый продукт: спальня Кэмерона исчезла с картинки, сменившись пешеходным мостиком боевой станции «Звезда смерти», в центре которого стоит Дарт Вейдер, а Кэмерон выглядывает из-за плеча грозного ситха и показывает знак мира. Над головой у него мигает текст: «Я тот дрон, которого вы ищете».
Кэмерон хохочет, потом вздрагивает, услышав прямо у себя за спиной голос матери:
– Кэмерон? С тобой все в порядке?
Он оборачивается, готовясь лепетать какие-то оправдания, потом осознает, что в этом нет необходимости. Вместо этого он поворачивает телефон и показывает маме картинку – в ней нет ничего особенного, если не знать, что он создал ее силой мысли.
– Мило, – говорит мама. – Кажется, такие штуки называют мемами?
* * *
В среду Кэмерон с помощью своих способностей подключается к камере внешнего видеонаблюдения, установленной на доме соседки, а через нее – прямиком к ее мобильному телефону и делает жуткое селфи, увидев которое бедняжка завопит как резаная.
В четверг Кэмерон изменяет программный код цифрового видеомагнитофона в доме номер 42 по Уокер-Роу, что стоит через три участка от них, и заменяет все хранящиеся в нем записи одной серией шоу «Адская кошка», которое крутят по каналу «Animal planet».
В пятницу Кэмерон тянется еще дальше по улице, до самого угла, туда, где живет мистер Пападаполус, придурковатый сосед, конфискующий все мячи и летающие диски, случайно попавшие к нему во двор, и который однажды пытался застрелить кота Кэмерона из духового ружья. Вредный тип как раз оставил свой ноутбук открытым, а сам отошел за очередной сигаретой. Кэмерон захватывает контроль над компьютером, открывает в браузере «Амазон» и заказывает семнадцать огромных тюбиков крема от геморроя, указав в строке «адрес доставки» координаты офиса мистера Пападаполуса. Еще и упаковка в подарок.
В субботу Кэмерон еще раз обдумывает тот случай с котом и духовым ружьем, после чего снова хакает жесткий диск Пападаполуса, отбирает там несколько из многочисленных селфи в голом виде и отправляет их матери Пападаполуса.
Бедный Капитан Липкие Лапки давным-давно упокоился, но это дело принципа.
* * *
Сначала Кэмерону нравится исследовать границы своих новых возможностей. Гудение у него в голове – эта оглушительная какофония, напоминающая гудение улья, в который сунули микрофон, – уже превратилось в умиротворяющее журчание. Все устройства, от его собственного мобильного до электронного терморегулятора, немедленно откликаются на его запрос приветственным: «Что я могу для вас сделать?» Однако Кэмерон довольно быстро понимает, что постоянный доступ в электронные жизни других людей не всегда благо. Порой там можно наткнуться на жуткие вещи. Если вы оставляете анонимные комментарии в Сети, для Кэмерона вашей анонимности не существует. Он все равно узнает, кто вы, даже вопреки своей воле… по правде говоря, он почти во всех случаях предпочел бы остаться в неведении. Он был неприятно поражен, узнав, что миссис Кларк, милая старушка, что живет по соседству, по вечерам заигрывает с парнями на сайте знакомств, используя фотографию собственной дочери, а также что их школьный психолог ночи напролет убеждает незнакомых людей в том, что на самом деле никакой высадки на Луну не было. Но хуже всего то, что прячется в мобильных устройствах близких ему людей. Когда Жако в первый раз зашел в гости после случая на озере, Кэмерон с помощью своих киберкинетических способностей заглянул в мобильный телефон друга и немедленно об этом пожалел. Никогда еще ему не случалось видеть настолько удручающего цифрового ландшафта: ни новых контактов, ни переписок, ни комментариев, ни фотографий. Смерть матери, подобно ядерной бомбе, уничтожила всю общественную жизнь Жако, оставив после себя лишь груду промерзших камней. Телефон Жако принадлежит человеку, который ни с кем не общается, не ходит на свидания, не посещает кафе, не ковыряется в автомобиле, на котором они с матерью по выходным ездили в Цинциннати на встречи клуба автолюбителей. Вместо всего этого GPS-логи его мобильного показывают, что Жако ездит из дома на работу, а потом с работы домой, и так день за днем… только по пятницам он изменяет этот маршрут и после работы едет домой через самую неспокойную часть города, предварительно сняв в банкомате несколько сотен долларов. Кэмерону не известно, что Жако делает в том районе, зато он знает, что в последний раз, вернувшись оттуда, его друг целый час искал в Интернете сайты, торгующие оружием.