Я начал наблюдать.
Перед глазами трамвайная остановка с паутиной проводов над ней. К остановке из метро идут люди. (Кстати, красивая дама в норковой шубе, – спорю на литр, – жена рублёвского бизнесмена, к остановке не пошла, а пошла рядом; слева подъехал блестящий чёрным нитролаком автомобиль такой шикарный и загадочный, остановился, и дама туда влезла на заднее сиденье прямо в своей норковой шубе, в стильной причёске а-ля парижский гамадрил, и со своим специфическим убойным ароматом, который она черпала горстями из чёрной, блестящей кожаной сумки (интересно, шофёр успел надеть противогаз, когда за новорусской леди с грязными пятками закрылась дверь?) Мне это было не суждено узнать, но у меня мелькнула мысль, не относящаяся к основной теме: зачем она тогда ехала в метро? Ведь водитель, надев краги, спрыснув физиономию Шипром, чтобы от него тоже пахло впечатляюще, а не только как убойно пахнет от его хозяйки, мог бы подъехать с шиком к её дому на Рублевке на таком шикарном авто, а не прятаться по тесным дворам Садового кольца за театром «Современник», чтобы вынырнуть в нужное время у остановки Чи-бу. Или она заметает следы от детектива, нанятого её мужем, чтобы выследил, куда она ездит, пока он в своём офисе делает из воздуха деньги ей на дорогие дамские люляки. Или я ошибаюсь, и у неё в сумочке под пудреницей, тюбиком губной помады, пачкой ментоловых сигарет, упаковкой прокладок и прочих необходимых дамских принадлежностей лежит пистолет с глушителем? Может, это дама-киллер, и едет не на свидание со своим тайным любовником, а завалить какого-нибудь бизнесмена, заказанного его конкурентом, а дорогая шуба и стильная причёска – искусная маскировка, чтобы пустить пыль в глаза ему и его быкам-секьюрити, чтобы, пройдя в ресторан, выстрелить из-за искусственной пальмы ему в лысину, кстати, превосходную мишень, учитывая её отражательную способность от включенных осветительных приборов в помещении. А водитель автомобиля не в крагах и в униформе, соответствующей его рангу и положению в иерархии шофёров, возящих на таких автомобилях жён бизнесменов и депутатов госдумы, популярных певцов и иностранных гостей, а обыкновенный уголовник, недавно освободившийся, в прорезиненных перчатках от Джафара Масульского, чтобы не запачкать руки в крови, в спортивном костюме по примеру братков, и от него пахнет не классным одеколоном, а в лучшем случае перегаром. Такие левые мысли мелькали в голове, пока я в растерянности наблюдал панораму незнакомой местности, заставленную архитектурными наворотами из камня и кирпича среднего стандартного размера и шлифованного гранита в стиле раннего соцреализма.
Когда уехал автомобиль с дамой, к остановке – тоже с левой стороны – подкатил трамвай, посадил скопившийся под крышей народ и уехал, ловко завернув вправо – всё по тем-же рельсам, опоясывающим аллею, огороженную от трамвайной линии низким чугунным штакетником. Я опять поймал себя на мысли, что, как, наверное, здорово жить в этом городе, в таком громадном, типа как в мегаполисе, – и метро есть с эскалаторами, и трамваи с рельсами, и троллейбусы, и даже дорогие автомобили, в каких рассекают красивые дамы в дорогих норковых шубках, а в нашем посёлке ещё до такого не додумались, – только автобусы, – и те ходят с горем пополам, поэтому принцесса приедет в мегаградовину, а в наш посёлок её и калачом не заманишь. К тому-же её, наверное, будут возить на таком красивом автомобиле, как и эту даму в норке, а в автобус со старыми сидениями из дермантина, изрезанными перочинным ножом малолетними хулиганами, стоящими на учёте в отделении милиции, она ещё подумает – стоит ли садиться в такой автобус, лучше я поеду в своём красивом розовом бентли с розовыми бантами на крыше и надувными шарами в пятом поколении.
– Скажите пожалуйста, – спросил я не совсем уверенным голосом у дамы лет около пятидесяти, – она вышла из метро и направилась к остановке, сразу одетая в каракулевое пальто на перламутровых пуговицах, оно было застёгнуто, и сидело на ней как на болонке ридикюль, если бы я не был наблюдательным не заметил этот нюанс, – где Чистопрудный бульвар!»
– Так вот он, молодой человек, – ответила дама, – у вас перед глазами, за памятником. – И показала мне рукой в кожаной перчатке, надетой до локтя, на каменную глыбу, маячившую за остановкой.
«Ёлки-палки, подумал я с досадой, и почему я сразу не догадался!»
– А что вам нужно, молодой человек? – вежливо спросила дама, сразу поняв, что я приезжий, и как она угадала, почти челоюн (термин придуманный мной, состоящий из двух слов: человек и юноша) тридцати с маленьким хвостиком лет.
Мне понравилось, как она спросила, просто, с таким чётким правильным выговором, хорошо поставленным литературным голосом, словно работала на радио и читала по вечерам малообразованным обывателям «Войну и мир»; чувствуется – культурная женщина, с ней, наверное, интересно было бы пообщаться; я уже один раз общался с такой женщиной, когда ездил в Санктд-Претебургк, на встречу любителей фантастики, но, не стоя на закрайке вестибюля метро, а в более подходящем для беседы месте, и я, тронутый бескорыстной участливостью этой дамы мне помочь, хотя и видел её первый раз в жизни, не стал придумывать небылицы и сразу сказал правду, что приехал в Москву, чтобы увидеть своими глазами настоящую принцессу – Пэрис Хилтон, несмотря на сложные отношения между Америкой и моей Родиной, ведь я был патриотом, хотя и влюбился в заграничную штучку (тем более в такую венценосную особу, которая запросто может управлять реальным государством средних размеров не хуже Меркель или Олланда), с кем не бывает: она тоже, – сказали по радио, не сегодня-завтра должна подъехать сюда из своей страны… Заметив недоумение во взгляде дамы, я тут же привёл кучу веских доказательств, что она – настоящая принцесса, а не картонная кривляка – певичка из шоу- биз: красивая, с букетом талантов, умница, папа – реальный миллиардер, дворец из розового мрамора в Беверли-Хиллс, – одна из тех девушек-принцесс – их можно по пальцам перечесть в истории человечества, а уж в наше время она в единственном экземпляре. И её приезд в нашу страну будет большим событием для меня, если повезет её увидеть и поговорить несколько минут, что вполне более чем вероятно, глядя в интернете, что с ней даже можно селфануться простолюдину; тем более в нашем многострадальном Отечестве, где настоящих принцесс нет с 1918 года, а тех, что были, – большевики застрелили из наганов в Екатеринбурге в Ипатьевском доме номер 667, так что это веская причина – приезд в такой крутой город, как Москва, чтобы дама не подумала, что я какой-то фраер, околачиваюсь по мегаполисам в поисках приключений на свою трудновоспитуемую попу.
Всё время, пока я говорил, дама смотрела на меня пытливым, вопросительным взглядом, словно в голове у неё были мысли, похожие приблизительно на такую: действительно ли наше поколение так измельчало, или это только кажется на первый взгляд? В наше время молодые люди по призыву коммунистической партии и на волне энтузиазма, с цветами и песнями под гитару отправлялись с перронов вокзалов на поездах в глухую тайгу – строить БАМ; ломили, как лошади, по десять-двенадцать часов в сутки без выходных и премий, забивая шпалы и укладывая рельсы для поездов в светлое будущее, а после работы, не помывшись под душем как следует (да и где в тайге может быть душ?) и не поужинав путью, выпивали бутылку водки в одно комсомольское лицо, и потом юноши с девушками любили друг друга под телогрейками, в брезентовых палатках, не обращая внимания на тучи комаров и на то, что где-то рядом в буреломе рычит голодный медведь, спали по полтора-два часа в сутки, а на следующее утро, свежие и бодрые, шли с песнями: «…Взвейтесь кострами синие ночи, мы – пионэры – дети рабочих…» дальше прокладывать Байкало-Амурскую магистераль (литера «е» поставлена умышленно: предупреждение для чересчур «грамотных» читателей; так же, как и в слове – «пион-э-ры»), чтобы по ней ездили поезда прямо из Москвы до Пекина и обратно – возили гастарбайтеров и челночников для процветания торговли и были счастливы от перевыполнения плана и похвалы комсомольского вожака или бригадира. А сейчас молодёжь шатается по улицам с бутылкой пива или энергетического напитка в одной руке, другой обнимая подружку, нюхает волшебный порошок, курит спайс, после которого «чердак сносит» наглухо, сидит в интернете и «фантазирует» на порносайтах до мозолей на ладонях, а если куда и ездит на волне энтузиазма, то только в мегаполисы мира – пофанатеть на заморских рок-, поп-, кинозвёзд и бултыжных квакеров или бить физиономии на стадионе фанатам выигравшей команды. А чтобы сделать что-нибудь полезное для Родины, например, построить атомную электростанцию или вырыть котлован, – шиш с маком! Стройте и ройте единые росы и либеры демо сами, да ещё припашите Гену с его живоглотами!
– А вы ничего не перепутали, молодой человек, – осторожно, чтобы не задеть моих фанатских чувств, переспросила дама, – особа, о которой вы говорите, в самом деле настоящая принцесса, или вам так кажется? Может, вы попали на удочку наших СМИ? Знаете, полностью им верить нельзя, – там такие работают искусные фокусники! Дэвид Копперфильд – мальчик по сравнению с ними! Такую дешевизну – понимаете, в каком плане, – подсовывают! В каждом глянцевом журнале, в каждом рекламном ролике и каждом гинекологическом кресле, что дальше некуда! Вот в наше время какие были женщины? От одних только имён и фамилий дух захватывало! Регина Збарская, Галина Миловская*, Валентина Те…
– Я с вами абсолютно согласен, – довольно грубо перебил я даму, боясь, что она сейчас пустится на волне памяти в залежи своей молодости, глядя, как от приятных воспоминаний у неё даже слегка порозовели щеки, – и ещё какую подсовывают! Но эта девушка приятное исключение из правил! Она такая реально крутая принцесса, что даже я, простой парень и бывший комсомолец, когда её в первый раз увидел по телевизору, сразу понял, что это не какая-нибудь Золушка из провинции, приехавшая в мегаполис зацепить богатенького крюшона, чтобы выйти замуж в его кухню, – хрю- хрю- бокс в его доме на Рублёвке, похожем на мыловаренный завод. Да вот, я вам покажу фотографию… Разволновавшись, я хотел было достать постер с красивым лицом принцессы, который я вырвал из дорогого дамского журнала стоимостью аж сто пятьдесят рублей (и журнал, как потом выяснилось, когда я его начал листать, оказался – фуфло, и то, что там понаписано-понапечатано – бред сивой кобылы, выкинул такие деньги, только исключительно из-за фотографии любимой девушки), и вдруг – неприятный сюрприз: нет сумки, с какой я приехал в Москву. Черной, цилиндрической, из искусственного материала. Во сне бывают такие казусы, что вроде вещь при тебе, и ты не обращаешь на неё внимания, и даже моментами забываешь про неё, а когда она понадобится, хвать, – а её и нет, словно испарилась. Вот и сейчас, когда сумка вроде ещё минуту назад висела на плече, во всяком случае, так мне казалось, – вдруг исчезла таинственным образом. К тому-же в сумке, кроме постера, лежали более конкретные вещи: полотенце, мыло, станок для бритья (если очень повезёт и я познакомлюсь с принцессой, на что я втайне надеялся, – то предстать перед ней побритым и чистым), трико, тапочки, бутерброды и стихотворение, которое я сам сочинил и собирался ей прочитать. Помню, стихотворение начиналось такими словами:
А дальше от волнения я и забыл слова собственного стихотворения; и как я теперь его полностью прочитаю этой полубожественной девушке, если я потерял сумку? Или я её забыл в метро, глазея на станциях, которые проезжал, на скульптурные фигуры солдат, матросов и рабочих с суровыми бронзовыми лицами, или забыл на эскалаторе, рассматривая красивых женщин в чёрных кавасаки- джоуль (т.е. чулках) на бритых лезвиями «Восток» стройных, мускулистых, игривоветвистых, шагреневожурчистых, тромбозно-костистых ногах. Ах-ах-ах. (А сейчас ноги у некоторых дам, посещающих спортзалы, стали ещё мускулистее. Для кого только, не знай, они их накачивают.)
Поражённый этим неприятным обстоятельством, я пробормотал что-то невнятное и растерянно развел руками. Промелькнула догадка что это продолжение каверзных сюрпризов, впрочем, вполне естественных для таких неординарных, мобильных, ярких сновидений, вспомнив их предшественников: таксиста на перроне, продавщицу сосисок, челночницу с тележкой, словно намекнувших мне, что, парень, не думай, если это сон, всё будет так просто. Ещё в поезде, когда он тянул за собой ночь в Москву, какие-то пьяные пассажиры в тёмно-синей форме непонятно какого ведомства, шатались по вагону, шумели, мешая людям спать. Один из них, явно кавказской национальности, начал приставать к проводнице: «Какой красивый дэвушка, давай пить коньяк с настоящим мущиной!» « Красивый дэвушка» – уставшая смуглая проводница лет тридцати с широким задом, в униформе желдора вяло от него отбивалась. «Мущина, идите в свой вагон!» Но «настоящий мущина» от неё не отставал, наоборот, становился наглее и назойливее. Моя верхняя полка в плацкарте находилась через стенку от закутка проводницы, и я всё хорошо слышал (реальный эпизод из жизни автора: тут уж я ничего не придумал.) Да и не только я: очень пышная дама на нижней полке, ехавшая из самой Сибири, ворочалась и сердито сопела под одеялом, временами выпрастывая жирную ногу в тромбофлебитных шишках, словно хотела кого-то лягнуть. Злилась, что какие-то гундосы мешают спать. И я с ней был абсолютно согласен, сам не мог заснуть, тем более лежал без одеяла и простыни, прямо в джинсах и рубашке на жёсткой полке, и тоже злился, подумывая, слезть, что ли, и нетрезвому приставале, у которого не вовремя засвербило в одном месте, стукнуть по лицу пару раз – остудить пыл. Может, потом, когда подъедем к Москве, проводница заварит мне покрепче настоящего листового чаю, а не пакеточной шняги, и даст подержаться за свой вместительный «престол» (он у неё амбивалентно впечатляющ), чтобы я почувствовал себя увереннее, когда приеду в столицу. Решившись, я стал спускать ноги на нижнюю полку, стараясь не наступить на супердаму, что тоже было непросто, учитывая ее суммарный вес и объём тазобедренной части, раскинувшейся от Аляски до Чукотки, но в этот момент пришла милиция, – видимо, у кого-то из пассажиров тоже лопнуло терпение, – и начала, образно говоря, а может и в самом деле, – крутить руки пылкому ухажёру. Подтянулись товарищи «Гоги» и вступились за него, и шуму с использованием ненормативной лексики как со стороны этих, так и со стороны тех, стало больше, и я подумал: кому-же тогда стучать по фейсу в первую очередь, чтобы они замолкли, потому что скандал начал разгораться нешуточный. Лежавший на другой нижней полке лысоватый грузный мужчина начал вытаскивать биту из чемодана (зачем ему нужна была бита в Москве – тоже не совсем понятно), и я подумал, что у меня есть союзник, если вдруг враждующие организации объединятся и начнут бить меня. Но в этот момент кто-то из ментов вызвал по рации подкрепление (склока и без нас того и гляди грозила перерасти в побоище между ведомством силовым и ведомством непонятно каким), которое не замедлило явиться в количестве двенадцати человек ОМОНовцев, и всех буянивших под дулами автоматов, особенно не церемонясь, положили в проход на линолеум, даже и тех отдыхавших пассажиров, высунувшихся из своих гнёзд из любопытства посмотреть и попавших под горячую руку (мужик, когда увидел ОМОН, засунул свою биту обратно в чемодан, а я запрыгнул на свою полку). Потом приказали всем встать и повели гуськом, с руками, сцепленными ладонями в замок на затылке, как водят уголовников на зоне, – разбираться в головной вагон поезда, – я так понял. Так что я даже и не покемарил хотя бы полчаса, пока доехал до Москвы. И после бессонной ночи, сопровождаемой стуком колёс, скандального кипежа, духоты и тяжёлого запаха плацкартного вагона я чувствовал себя, как космонавт, приземлившийся в аварийном модуле прямо в джунгли Амазонки: может, ещё и поэтому упустил момент исчезновение сумки.
«Я верю вам, юноша, – сказала дама, и пошла к очередному подъезжающему трамваю, и на прощание добавила: – Мой вам совет: если не знаете, куда идти, прислушайтесь, что подскажет ваше сердце!
Отличный совет, подумал я, только моё сердце мне ничего не подсказывало, но мне понравилось, как сказала дама, но не понравился трамвай, похожий на железного динозавра, вынырнувшего из мезозоя или по крайней мере из кинохроники тридцатых годов прошлого века. Выкрашенный, будто наспех, в желтый цвет, с криво наклеенным плакатом на боку: улыбающаяся мужская небритая физиономия и надпись крупными буквами над ней: «Покупайте лезвия для бритья „Восток“! Идеально сбривают не только щетину но и верхний слой эпидермиса вместе с мелкими паразитами под ним! Пригодны так-же для заточки карандашей, разрезания попон, вскрывания вен!» Но ещё больше не понравилась физиономия водителя в кабине трамвая: тёмная, усатая, заросшая чёрной густой щетиной чуть ли не до половины шеи. Такую щетину, подумал я, даже лезвия «Восток» не возьмут!