В мои планы входило поработать за ноутбуком, подготовить статистику за неделю работы моей сети, пока меня не было, чтобы послезавтра утром, выйдя на работу быть в курсе всех дел, владеть ситуацией… Вместо этого я сижу и бессмысленно тыкаю в экран, пытаясь сосредоточиться на своих ощущениях и попытаться хоть как-то их контролировать. Хоть как-то избавиться от той дрожи, которая так и одолевает меня с момента поцелуя с мужчиной, имени которого я даже не знаю. Не поцелуя даже, так… Недоразумения. Недоразумения, которое превратило в недоразумение меня.
Влад не трогал меня, и я была ему за это благодарна. Бортпроводники прошлись по салону, разнесли ужин, а я всё так и сидела, пялясь в экран. Он легонько дотронулся до моего плеча и указал взглядом на мой столик , мол, ешь, остынет. Есть особо не хотелось, но выглядеть мумией хотелось ещё меньше, поэтому я сняла наушники и заставила себя с бодрым видом поковыряться вилкой в своей еде.
– Алкоголь и напитки ещё не разносили, – улыбнулся Влад, напоминая мне, что я хотела поужинать и выпить, – так что я пока тебя не трогаю. Заметь, пока!
Он улыбался мягко, давая понять, что навязываться не станет. Я это итак понимала, он лёгкий человек и "лезть в глаза" – это не его методы. Это его качество несомненно вызывало во мне симпатию, как и его безмерное обаяние. Я понемногу отходила, а выпив вина успокоилась окончательно. Все дело в том придурке, что так нагло зажал меня у туалета. Он просто вывел меня из равновесия, ошарашил меня своим поступком, заставил потерять контроль над ситуацией, а к этому я не привыкла. Нужно держаться от него подальше. Он не просто так не понравился мне ещё в аэропорту, интуиция меня никогда не подводила, я чувствую людей.
До того момента, как он выбил почву у меня из под ног, все шло ровно и спокойно: я была расслаблена и умиротворена рядом с Владом, наше знакомство оказалось для меня крайне приятным, его присутствие – не напряжным, а его шутки смешными и совсем не пошлыми. Вот пусть всё так и остаётся: комфортно и непринужденно, а этот самоуверенный кретин пусть катится подальше.
Я допила своё вино, отдала поднос стюардессе и повернула лицо к Владу.
– Расскажи мне что нибудь занимательное из твоей биографии.
– Занимательное, – он усмехнулся, но усмехнулся с тоской, – в моей биографии есть одна история, но скорее очень печальная. Зато яркая и уж точно запоминающаяся.
– Если ты не хочешь вспоминать....
– Нет, тебе стоит знать. Я всё равно должен буду рассказать тебе это, рано или поздно. Так вот, пусть наши отношения, какими бы они ни стали, начинаются с полного откровения.
– Мне это нравится, – я села ровно и приготовилась слушать его пусть даже не самую приятную историю.
– Я был женат, – начал он и внимательно посмотрел мне в глаза.
– Это твоя не очень приятная история?– я мягко улыбнулась, давая понять, что меня это не смутит и не удивит.
Влад только на первый взгляд кажется молодым парнем, по факту ему лет тридцать, может, тридцать пять. Морщинки выдают его, когда он улыбается или хмурится. Да и взгляд… С каждым прожитым годом у человека он меняется. И у Влада взгляд точно не двадцатипятилетнего парнишки.
– Это приятное начало моей печальной истории…
– Так.. – я уже предчувствовала, что в жизни этого человека случилась трагедия, и не была уверена, что имею право лезть ему в душу, – Влад, правда, ты не обязан…
– Я хочу, – твердо возразил он и продолжил, – мы познакомились, когда нам было по семнадцать. Молодые, глупые, поступили на первый курс журфака. Считали себя дерзкими и в то же время романтичными, – Он улыбался, и морщинки вокруг глаз собирались в причудливые паутинки.
Он и правда был счастлив тогда, и был счастлив даже сейчас, рассказывая мне об этом…
– Она была очень красивая. Очень красивая и до безумия меня любила. А я любил её. Мы встречались долгих шесть лет, пока не окончили универ. Потом расписались, тихо, чтобы никто не знал. И уехали на медовый месяц в Париж, так же тихо. Я два года копил на эту поездку. Мы были так счастливы… Бродили по этим сказочным, пропитанным счастьем миллионов влюбленных, мостовым, находили кафе с самыми вкусными круассанами, занимались любовью везде: на крыше нашего отеля, в тихих переулках… я хотел запомнить каждый ритм пульса: когда она спит, когда злится, когда кончает… Я хотел остановить время и остаться с ней в этом мгновении навсегда… Я был уверен, что счастливее, чем сейчас, я не смогу быть. Через две недели, там же, в Париже, когда мы завтракали на нашей маленькой лоджии, она сообщила мне, что у нас будет ребёнок. И вот тогда я понял- вот! мой счастливый момент настал именно сейчас! Не тогда, когда мы были вдвоём! А именно сейчас! Когда нас уже трое. Когда в ней теплится жизнь, которую я сотворил. Наша новая жизнь. Наша новая жизнь....
Он замолчал, и я поняла – он сейчас не здесь. Он там, в Париже, вспоминает её глаза, полные слез счастья. Я не хотела, да и не могла его трогать, вырывать его из этих воспоминаний. Человек имеет полное право иногда уйти в себя, зарыться в самом укромном уголке своего сознания, где хранятся лучшие моменты его жизни, и погреть там руки среди серых будней.
– Мы ждали девочку, – еле слышно произнёс он через несколько минут. С его ресниц упала слеза, он тут же резко вздохнул, передёрнул плечами и взял себя в руки, – Каждое утро я просыпался, любовался спящей женой, её растущим животом и думал только об одном, "скоро я смогу взять на руки свою принцессу"…
– Она умерла? Твоя жена. – я видела, как ему больно. Мучительно больно. И он не может собраться с духом произнести это.
– Я не знаю…
– То есть?
– Она пропала. Моя Женька пропала без вести, когда была на восьмом месяце, – он снова тяжело вздохнул, но слёз в его глазах не было. Очевидно, их просто уже не осталось. Прошло девять, почти десять лет, мужчины обычно не страдают так долго.
– Погоди.., – в моей голове роем пронеслись мысли, воспоминания, заголовки газет, интернет-статьи, – Евгения Фарт… Я помню эту историю, все СМИ трубили. Я запомнила фамилию даже, ещё шутили тогда, что не особо она ФАРТовая. Извини…
– Ничего. Я много раз это слышал. Я тоже не особо фартовый. Потерял жену, ребенка, который ещё даже не родился, а потом ещё год таскался по следователям, так как муж всегда – первый подозреваемый. Мне не дали ни поискать её толком, ни оплакать. Я до сих пор не знаю, что с моими девочками? живы ли они? если нет – то за что им это? если живы… то за что это мне? Почему меня бросили?
– Влад…– я взяла его за руку, – она бы так с тобой не поступила. Я не видела вашу историю хотя бы "со стороны", но даже слушая тебя , я понимаю, вы любили друг друга до одури, два неразлучника. Она бы тебя не предала… Её ищут?
– Давно уже нет. Дело закрыто, за давностью. Хотя, скорее, за ненадобностью. И скорее всего, его неформально закрыли года через два после её исчезновения. Следов никаких, улик тоже. Родственников нет, родители погибли, когда ей было шестнадцать. Пойти ей было не к кому, некуда. Подруг особо не было, когда умерли родители, она переехала в Санкт-Петербург, поступила в универ, сразу появился я… И заменил ей всех: родителей, подруг.. Я видел, что её саму не интересуют другие люди, она вся была в нашем союзе. За все шесть лет, не поверишь, не было ни единого разрыва. Все только благодаря ей. Она всегда обходила все острые углы, находила компромиссы, знала, когда быть ласковой, когда – непреклонной. Я был единственным, кто был ей нужен… И не смог уберечь её. Извини.
Он поднялся с места, протиснулся к выходу и ушел бродить по салону.
Что ж… он дал мне время прийти в себя, теперь время нужно ему. Ему явно оно нужнее. Мои переживания – просто бред по сравнению с его. Да, прошло много лет, но потеря близких для всех всегда – индивидуальный масштаб бедствия. Кто-то через пару лет возвращается к привычной жизни, кто-то просто сходит с ума… Здесь нет никаких сроков, никаких гарантий. Это не производство обуви, это – человеческие судьбы, семьи.
Много неясного было в этой истории. Девушка пропала не на улице, не в общественном месте. Она исчезла из дома. Об этом действительно трубили все газеты десять лет назад, я запомнила этот случай, потому что он был весьма необычным. Муж возвращается домой с работы, и не застаёт там жену. Её нет, а все вещи на своих местах. Даже обувь, вся на месте.. А пропала она в декабре. Тоже помню этот нюанс, потому что новость ошарашила петербуржцев на следующий день после моего дня рождения. Куда могла пойти женщина на восьмом месяце беременности босиком зимой? Без пальто, без документов, без денег… Без очков! Я точно помню, писали, что у нее было очень плохое зрение, и без очков она очень плохо ориентировалась в пространстве.
Человек просто исчез. Растворился в воздухе. Естественно, первым подозреваемым оказался муж. Его задержали, но вскоре за отсутствием улик и мотива, отпустили под подписку о невыезде. Однако, потом целый год после этого все СМИ так и поливали его грязью, не давали прохода. Я помню, как газетчики следили за ним и любое его действие пытались выставить в черном свете, вырвать из контекста любое его неверно подобранное слово…
Говоря "год таскался по следователям", Влад сильно приукрасил весь тот ад, через который ему пришлось пройти. Может быть, не хочет просто говорить о плохом, а может , боится, что я посчитаю: дыма без огня не бывает. Уверена, уже множество людей думали о нём так же и обрывали знакомство, не дав человеку возможность показать своё истинное лицо. Наверняка, эта история повлекла за собой и проблемы с работой, и с обитанием в социуме. Сказать, что мне было жаль его – ничего не сказать. Мужчина верил в своё скорое счастье: любимая жена, новорожденная дочь. Уверена, он даже уже представлял, какого цвета будут у нее глаза. А в один прекрасный день это счастье просто исчезло. И самое страшное не то, что его заплевала общественность. Самое страшное то, что этот человек не понимал, куда ушло это счастье?! Или кто его забрал?
Когда твой любимый человек умирает от рака, или погибает в автокатастрофе – это больно, невыносимо больно… Но, простившись с близким, ты прощаешься и со всеми надеждами – человека больше нет, он умер. Он больше никогда не разбудит тебя среди ночи, чтобы обнять. Больше никогда не поцелует твои мокрые ресницы, когда ты плачешь… Его больше не будет. Никогда. Ты не сразу примиряешься с этим, но хотя бы осознаёшь. А Влад… у него не было возможности проститься со своей любовью. Не было возможности похоронить и отпустить её. У него даже не было возможности узнать, когда и при каких обстоятельствах она пропала. Куда и с кем. Человек исчез, и отчаявшийся муж мог только лезть на стены и выть волком от безысходности и неизвестности.
– Я к тебе вернулся, – его голос выдернул меня из раздумий, – можно?
Он улыбался мне, стоя в проходе, и в тот момент я отчётливо поняла, что проститься с ним в аэропорту не смогу.
– Конечно, проходи. – я встала и пропустила его. Он, пробираясь к своему месту, коснулся моей руки, вроде бы вскользь, но на самом деле он сделал то, чего очень хотелось нам обоим – прикоснуться.
Моё желание остаться с ним не было связано с чувством жалости, напротив, я увидела в нём такую силу, какую не увидишь во многих накачанных бруталах, на деле оказывающихся чаще всего маменькиными сынками. Влад скрывал свой сильнейший дух за худощавым, поджарым телосложением и этими забавными кудряшками. Он был так похож на энергичного подростка, что никому бы точно не пришло в голову связать его и жизненные трудности.
– Хочешь поговорить об этом? – я положила свою ладонь поверх его и постаралась спросить это как можно мягче, чтобы не спугнуть его.
– Знаешь, – он грустно усмехнулся, – за все эти десять лет я не обратился ни к одному мозгоправу, да и, если честно, вообще ни с кем не обсуждал своих чувств. Думаешь, сейчас стоит?
– Думаю, ты имеешь право выговориться, если тебе это требуется. Повествователь из меня посредственный, а вот слушать я умею.
– Так странно, – он улыбался, глядя куда-то поверх моего плеча, – разговоры о душевных терзаниях в самолете. Хотя, я слышал, что откровения в купе поезда снимают груз с плеч помощнее, чем дорогостоящие сеансы психологов…
– … Ну а здесь, в небе, просто сам Бог велел, – хмыкнула я.
– Не боишься, что меня прорвет, и тебе придется слушать меня оставшиеся восемь часов?
– Если потребуется, я готова слушать и дольше, – я подняла глаза, и наши взгляды встретились. Он хотел говорить, я это видела. Он хотел не то, что говорить – выть! Раненым зверем. Но для этого дела самолет уж точно не подошел бы.
– Ты сама напросилась, – пошутил он, и это было последним намеком на юмор в его голосе, – Женька работала в местной газете, вела женскую колонку. Правила ухода за кожей, последние тенденции моды, новости известных поп-див. Она часто называла свою работу скучной, но я видел, как она её любила. Даже когда ей было положено уходить в декрет, она договорилась со старшим редактором поработать еще месяц, а то и другой. Мы шутили, что в роддом её увезут скорее оттуда, чем из дома. Она была такая красивая в эти последние месяцы.. С припухшими губками и носиком. Её глаза светились от счастья, а голос стал таким мягким… Она постоянно говорила "Поцелуй свою кабаниху", но это было чушью. Она была самой красивой женщиной на свете. Я с уверенностью могу отнести себя к той категории чудаков, которые скандируют: «Беременность красит женщину». Мою – уж точно..
Каждое утро она готовила свои фирменные панкейки, а каждый вечер я возвращался в дом, наполненный ароматами вкусного ужина, чистого постельного белья и её духов… Это какое-то киношное счастье, я правда никогда не верил, что в жизни так бывает. Все устают на работе. В наше время большинство семей не брезгует пару раз в неделю полуфабрикатами, но Женя… Она была идеалом женщины, сошедшей с обложки американских журналов семидесятых годов, идеализирующих семейные ценности. Она была настоящим хранителем нашего очага. Даже, не побоюсь этого слова, Ангелом-хранителем. Моим талисманом. Мне стало по-настоящему фартить с того самого дня, как мы поженились. Мы обожали тихие семейные вечера у телевизора. Только мы вдвоем. Я и Она.
Я сходил с ума от счастья, когда ночью, обняв её, чувствовал шевеление нашей малышки. Они обе отзывались на мои прикосновения: Женька моментально, даже не просыпаясь, разворачивалась ко мне и зарывалась носом в шею, а малышка начинала ворочаться и шевелиться. Но не пиналась, наверно, чтобы не разбудить маму....
Прости, кажется, я углубился в воспоминания о нашем счастье. Сейчас не об этом.
В общем, беременность у нее протекала без всяких осложнений, гормоны тоже не особо беспокоили. Женька почти не капризничала, не доставала запросами "арбуз в три часа ночи, в декабре". Поэтому мы жили мирно и без душевного трепета просто готовились стать родителями. Восьмого декабря она позвонила мне на мобильный и сбросила. Всё.. Я перезвонил, она не ответила, у меня тогда был очень загруженный день на работе. Видимо, мой начальник считал, что раз уж беременная жена не выедает мне мозг чайной ложечкой, это непременно должен сделать он. Я мотался между расследованием хищения государственных средств и банальной статьей о новом директоре музея, и подумал, что перезванивать сто раз не стоит. Наверно, Женя нечаянно нажала вызов, и уже спокойно занимается своими делами.
После обеда я снова набрал ее номер, но она не ответила. Я тогда тоже не придал значения, был уверен, что она сейчас занимается какой нибудь статьей. Да и ближе к вечеру, когда она в очередной раз пропустила мой звонок, я даже не забеспокоился, потому что у нас действительно бывают такие загруженные дни, что даже в туалет некогда отойти, не то, что созвониться.