– А если я не хочу возвращаться в Эмпас?
– Тогда тебя проводят до полуночных рубежей, откуда ты свободно сможешь отправиться в Скару, Рохлэнд или куда тебе ещё будет угодно!
– Но путь в Нод мне заказан?
– Ты как всегда поразительно умён, мой брат, – расплылся в улыбке настоятель верховного храма Повелителя Тьмы, – Я даже сожалею, что совершил столь необдуманный поступок и приношу искренние извинения за него! Ведь мы, оказывается, так прекрасно можем договориться!
– А гриммы – тоже ты? – открывшиеся обстоятельства оказались для Рашфора неожиданностью, их нужно было быстро обдумать, заняв отца Эзарика пустой болтовнёй.
– А что гриммы? – искренне удивился тот, – Чего они натворили?
Странно, подумал отец Рашфор, если уж зашёл прямой разговор, зачем первосвященник притворяется непричастным? Или действительно в этом он был совершенно чист?
– Посидел у них в плену пару дней, – осторожно сказал он, не желая пока раскрывать всей правды.
– Так, погодь, мы не ждали тебя увидеть, – такая откровенность даже немного разозлила Рашфора, хотя виду он не подал, – Но раз уж ты жив, значит должен был добраться сюда ещё пол-луны тому. Так это ты у гриммов провёл столько времени?
На морщинистом лице Эзарика отражались одновременно забава и настороженность. Его гость теперь не сомневался, что первосвященник не лжёт и действительно не был причастен к такому странному поведению покровских орков.
– Это очень необычно… Сдаётся мне, кто-то в Покрове подзабыл о том, кто им правит. Весьма любопытно!
– Собираешься обсудить это с Максимусом?
– Непременно! – восторженный взгляд Эзарика вдруг внезапно угас, – Хотя нет, придётся утаить до лучших времён. Ведь тогда придётся ему объяснять, почему ты был в Покрове и не навестил его государя, который так хотел с тобой пообщаться. А этого делать мне очень не хочется…
– Но ты же можешь сказать, что узнал это от другого человека, – заметил отец Рашфор, уже почти раскрывший для себя сущность своего противника, оказавшуюся не такой опасной, как он считал прежде, – Хотя бы даже другого собрата, пришедшего из британских земель.
– Лгать государю Покрова? – в голосе первосвященника были ужас и возмущение одновременно, – Мне ещё дорога голова на моих плечах!
– А прежде ты этого не делал? – колюче ухмыльнулся Рашфор.
– Максимус видит ложь насквозь! – судорожно сглотнул Эзарик, невольно вспомнив незримую хватку на горле.
– Неужели верховный настоятель храма Повелителя Тьмы чего-то боится? – с иронией воскликнул гость, – А тем паче мирского правителя!
– Глупец тот, кто его не боится! – огрызнулся первосвященник.
– Ты разочаровал меня, Эзарик, – полным уверенности тоном заявил отец Рашфор, – Явившись сюда, я был преисполнен сомнений и сам бы не дал медяшки за свою жизнь. Но теперь я вижу, что сделал это не зря!
– Чего ты завёлся? – непонимающе уставился первосвященник на своего нежеланного брата по вере, – Мы же вроде обо всём договорились!
– Геккель Эзарик, я обвиняю тебя в покушении на мою жизнь! И вызываю тебя к тёмному правосудию!
Это была его последняя возможность. Рашфор не сомневался, что братья-провожатые прирежут его как только из окон храма перестанут виднеться их фигуры. Нечего и думать пытаться доказать свою правоту собранию – большинство его братьев в Эйкунарэ либо наивно убеждены в непогрешимости первосвященника, либо сознательно его поддерживают. Оставалось только тёмное правосудие. Да, это было опасно, очень опасно. Ведь Геккель Эзарик был вовсе не слабым противником и запросто мог бы его убить, даже не прилагая особых усилий. Так он думал прежде. Но теперь, увидев этого погрязшего в мелочной суете, перепуганного каким-то людским владыкой и потерявшего верный путь хилого мужичка, отец Рашфор уверовал в возможность победы. Нет, этот тщедушный человечек преклонных лет уже не тот могущественный интриган, которого боялись и уважали повсюду, где слышали его имя. В нём больше не было того непреклонного духа, а значит поединок даст лучшую возможность не только уцелеть, но и добиться поставленной цели. Открывшиеся сомнения Максимуса очень воодушевили превысокого настоятеля храма в Эмпасе, и теперь он точно знал, что нужно сделать дальше.
– Ты понимаешь, что говоришь? – на лице Эзарика мешались гнев, ярость и вместе с тем деланное сочувствие, – Я сделаю вид, что не слышал твоих дерзких слов, если ты немедленно покинешь храм и отправишься прочь из Покрова!
– Я взываю к тёмному правосудию! – повторил отец Рашфор.
– Ты понимаешь, что я могу просто велеть уничтожить тебя, сей же миг? Там, за дверью, стоят братья-стражи, которые даже слушать тебя не станут, а прикончат по одному моему слову, ворвавшись сюда!
– Неужели ты настолько утратил веру, что способен вызвать гнев Повелителя Тьмы, отказавшись от тёмного правосудия?!
Первосвященник явно растерялся. На его памяти не было ни одного случая, чтобы кто-то рискнул отказаться, и проверять на своей шкуре, так ли неизбежно возмездие, как верят люди, он очень не хотел.
– Зачем тебе это, брат Рашфор? – вновь попытался Эзарик воззвать к благоразумию зарвавшегося собрата, – Ты же не сможешь победить!
– Увидим. Повелитель Тьмы нас рассудит, – сказал тот и вышел.
Вылазка
Поутру отряд добровольцев Дю Пре выдвинулся в путь. Свежий морозный воздух приятно щекотал привыкшие к затхлости замка лица. Повелитель Ветров, видимо, нынче взял отгул, и бушевавшая много дней кряду буря улеглась, оставив после себя лишь едва заметные дуновения. Яркое Око Митры на чистом без облачка небе выглядело потускневшим, словно объятым хворью. Зато его лучи отражались от сплошного белого ковра равнины Рохлэнда слепящим до рези в глазах сиянием, вынуждая нечастных в эти дни путников постоянно смотреть вдаль, туда, где на расплывающемся туманной дымкой виднокрае едва показывался Лес.
Рыцарю не терпелось ворваться в схватку. Его меч уже залежался в ножнах, соскучившись по вражеской крови, ладно ещё не начал ржаветь. Последние лета выдались довольно мирными, и бывалому вояке не часто доводилось драться, хотя последний поход в земли Туманного народа и последующая стычка с орденом Золотых Эполетов напомнили ему о летах былой славы. Но прежде на нём не лежало бремя страшно клятвы, которая нынче тяготила его думы, и лишь упоение битвой могло хоть на краткое время очистить помрачневшие мысли.
Помимо Джеофа, Йоло и подсевшего за худощавым бардом Дайли в поход отправились трое следопытов, наёмник с Холодного Берега, пара рыцарей, с дюжину горячих голов из гарнизона, а кроме того небольшой отряд отобранных лично Дю Пре новобранцев из числа наиболее способных. Помимо прочих, за ним увязался и молодой ученик лекаря, которого рыцарь до последнего не хотел брать, а после, с трудом согласившись с его уговорами и доводами, пригрозил, что бросит в дороге, если тот станет обузой. Но юноша держался молодцом, ничем не уступая воинам и даже бодрее многих сверстников, выбравших путь меча.
Небольшой отряд Дю Пре направился к закату, в Тин Уиндом, где рыцарь намеревался разузнать подробнее о налётчиках и добрать людей. Зимой равнина была пустынна, даже следов на залежавшемся снегу почти не встречалось, а потому без всяких приключений носители государева возмездия ко второй ночи добрались до Закатных Врат.
И подоспели как раз вовремя! Небольшой, но укреплённый городок едва сдерживал осаду. Многочисленная свирепая толпа нелюдей, отчего-то забравшаяся так далеко от своих владений, ураганом обрушилась на каменные стены, грозя снести всё на своём пути. Видимо, эта зима стала настолько голодной для этих созданий, что налётчики не убоялись даже хорошо обученного гарнизона, а может просто отучились за годы мира и затишья встречать достойное сопротивление.
Как бы то ни было, нынче эти полудикие существа разбойничать забрались далеко на полночь от земель Эскардии, туда, где о подобных набегах уже давно и вспоминать забыли, а потому внезапное нападение застало врасплох жителей городка.
Вообще, быкоглавцы не принадлежали туманному народу, никаких родственных связей или, хотя бы, близких черт. Как и многие подобные создания, они были сотворены из человека и зверя, но не стали ни тем ни другим, задержавшись где-то в промежутке. Одни приписывали Высшим столь нелепые творения, другие в страхе вспоминали Того, Кто Глубоко Под Землёй, третьи и вовсе строили домыслы о грехе людской похоти. В любом случае, быкоглавцы, как и другие люди-звери, были истреблены почти повсеместно ещё на заре времён, а жалкие остатки их рода теперь ютились в самых нехожих дебрях, самых крутых скалах или даже самых топких болотах, там, где их не достанет рука человека.
Но некоторые, как быкоглавцы Бычьего Лога, встали под защиту Эскардии. Туманный народ хоть и был довольно силён, всё же уступал людям числом, а потому охотно принял в свои ряды даже таких странных и ничуть не похожих на них существ. Многие угнетённые и недобитые остатки нелюди поспешили примкнуть к Эскардии, спасая свою жизнь и давая последней возможность торговаться о мире на более выгодных для себя условиях. Обескровленной постоянными стычками Британии ничего иного не оставалось, как согласиться и оставить недобитков в покое.
Свирепые лесные воители, закутанные в толстые меха с головой и вооружённые кто чем, громко кричали и наступали вразнобой, отчего издали походили на дикую звериную стаю, зачем-то штурмующую город. Их вытянутые бычьи морды с широченными ноздрями лишь добавляли подобного сходства, а крупные изогнутые рога, угрожающе торчащие по обоим бокам покатых лбов, и вовсе не оставляли в нём сомнений.
Когда-то очень давно этот дикий народ обитал в степях Форестра, к закату от Великой Реки, заселяя все обширные земли между лесами. Там они собирали траву, из которой готовили множество яств, понятных лишь им, варили отвары и снадобья против хворей, а со временем научились возделывать землю, шить одежду и строить дома. Так бы и случилась в тех краях страна быкоглавцев. Но пришли люди. Британия, тогда ещё под твёрдой королевской рукой, стремительно расширялась, принимая в своё подданство всё новые племена людей и осваивая всё новые земли. И, разумеется, ведя беспощадную борьбу со всякой нелюдью. Строительство замка Лукаем, воспетое британскими бардами, как одно из величайших времён истории, для народа людей-быков обернулось кровавой резнёй, в которой было истреблено почти всё их племя, а небольшое количество выживших было вынуждено спасаться бегством из родных степей. Часть подалась в Полуночную Гряду, надеясь укрыться в труднопроходимых склонах, а если повезёт – так и вовсе перевалить неприступные скалы. Но другая, меньшая часть, ушла на восход и, сумев перебраться на другой берег, затеряться в дебрях Колдовского Леса. В конце концов полудикое степное племя смогло найти себе новый дом на рубежах между землями туманного народа и вечно враждовавших с ним людей.
С тех пор эти прежде необжитые леса на полуденных берегах реки Иглэйн в её верхнем течении стали зваться Бычьим Логом, а привыкшему к степи народу пришлось быстро учиться жить в лесу, собирать ягоды и грибы, охотиться, выделывать меха и шкуры и очень много сражаться.
Когда-то мирные и трудолюбивые быкоглавцы за поколения жизни в лесу не только приучились есть непривычное для них мясо, но и в корне изменили свои уклады, превратившись в свирепых воителей, не многим уступающих оркам в ярости боя, а в беспощадности далеко опередивших даже людей. Постоянные стычки с орками и людьми закалили когда-то мирных пахарей, сделав их грозной силой в Колдовской Лесу, ставшей постоянной головной болью сперва королей, а потом и лордов Британии. Дело шло к полному изведению быкоглавцев славными рыцарями, и даже их удобное положение между землями заклятых врагов не спасло бы этот народ от печальной участи. Но высоким правителям Британии и Эскардии удалось-таки договориться о мире, и отчаявшееся племя, дабы избежать расправы, поспешило примкнуть к последней, под её надёжную защиту.
Кармонд Аргамус, князь быкоглавцев, оказался весьма мудрым мужем, а потому вмиг урезонил сородичей и велел забыть все обиды, прекратить набеги и жить в добром соседстве со вчерашними врагами по обе стороны своих земель. Однако, «государство» и «единство» оставались для дикарей лишь словами. Поколения их предков привыкли жить замкнутыми деревенскими общинами. И хотя многие уже научились новым порядкам, признали над собой единого князя и исправно платили подати Эвигайзасу, всё же в лесных дебрях продолжали жить по-старому, не ссорясь с сородичами, но считая чужаков справедливой добычей.
Власть князя нельзя было считать хрупкой, любые нарушения его слова быстро и жёстко пресекались, и пожилому, но ещё очень крепкому правителю Бычьего Лога удавалось надёжно держать сородичей в узде. Уговорами и угрозами мудрый вожак убедил их оставить месть и забыть былые обиды, ведь торговать лучше, чем воевать, павшим хлеб и мясо не нужны. А мир с соседями – залог не только богатства и процветания, но и самого выживания их малочисленного народа.
И вот уже много лет своенравные быкоглавцы не беспокоили земли Британии, а Бычий Лог считался едва ли не самым тихим и безопасным её рубежом. Даже разбойничьи шайки орков оттуда не приходили – князь Аргамус зорко следил за порядком в своих краях. Что подтолкнуло их нынче к такому безрассудному нападению – оставалось только гадать.
Когда отряд возмездия достиг Закатных Врат, крепкая каменная стена уже была пробита в двух местах, и разъярённые залпами лучников высокие широкоплечие налётчики вовсю ломились в эти дыры, сметая не очень ловких защитников. Судя по отсутствию таранов или чего-то на них похожего, здесь поработали прославленные шаманы, подчиняющие своей воле саму землю. Об этом же говорили и развороченные словно от удара огромным кулаком снизу, камни, разбросанные вокруг. Сказки и байки частенько упоминали об этом даровании быкоглавцев, но узреть подобное воочию нынешним защитникам Уэлка прежде не доводилось.
Дю Пре сотоварищи сходу врезались в битву, обрушившись диким, свирепым ураганом на задние ряды налётчиков. Дайли показал себя очень лихим рубакой, на скаку спрыгнув с коня британца на спину высоченному воину, глубоко врезавшись в неё секирой и тут же освободив её, снеся голову его развернувшемуся товарищу, несмотря на толстенную бычью шею. Небольшой рост казада ничуть не смущал его в битве и не мешал наносить стремительные смертоносные удары, а скорее помогал самому избегать вражеского оружия. Его тяжёлая секира оборвала жизни многих налётчиков, а железный, увенчанный изящным шпилем шлем покрылся царапинами и сколами. Но ни копьё, ни меч, ни топор не могли пробить его, как и стальную кольчугу в три слоя. Мастера-оружейники подгорного народа недаром славились умелостью по всей Британии.
Рядом с тильмондом вовсю орудовал катаной Йоло. Зарубив двоих, он всё же вынужден был спешиться с пронзённого копьём коня. Ловко спрыгнув с падающего крупа, британец быстро метнулся к казаду, прикрывая его спину, и завертелся, отражая удары и обрушивая ответные выпады на навалившихся со всех сторон налётчиков.
Дю Пре и Джеоф тоже не отставали, и, разведя заранее поделённый надвое отряд, врубились в гущу штурмующих пробоины в стене врагов. В отличие от барда и казада, а так же рубившихся с ними рядом рыцарей Уэлка, тешащих свой боевой задор, этим двоим приходилось командовать людьми, а потому умерить пыл и приглядывать за каждым. Хотя и на их долю хватило поверженных недругов, а чудовищно огромный двуручник Джеофа так и вовсе обагрился по самую рукоять.