Я лежал, стараясь не дрожать и не подавать никаких признаков жизни. Вспоминал, что слышал о летучих крысах. У них разные методы воздействия на жертву. Сначала пищат, когда жертва пугается и убегает они настигают её всей стаей и кусают в первую очередь в морду, если попадается человек – в лицо. Это верная погибель. Поэтому опыт научил людей падать и не двигаться, тогда летучие крысы не могут понять жива жертва или нет, падаль они не едят. Тогда пролетая низко и не переставая пищать касаются крыльями так, что кажется, будто кто-то гладит. Тот, кто решит приоткрыть накидку и посмотреть, может к нему подошёл человек (мужчина надеется увидеть женщину, женщина – мужчину) – обречён, потому что ожидающая стая тут же набрасывается. Если прикосновения крыльями не помогают, тогда одна из крыс опускается и ходит по человеку, но её шаги, почему-то опять же действуют так, что ему хочется обнять того, кто делает такие движения… Человек вскакивает… стая летучих крыс набрасывается. Поэтому важно вытерпеть не только пытку писком, но и приятные и возбуждающие прикосновения…
Надо выдержать немного, но эти короткие мгновения ощущаешь, как нескончаемые. Я пытался отвлечься, задавал вопросы, на которые мне никто из ушкуйников не посчитает нужным ответить. А ведь они – наша власть. Почему не разделаются с этими тварями? Почему не уничтожат летучих крыс, которые могут запросто довести до безумия любого, будь то дикое или домашнее животное и даже – человека, чтобы сожрать. Понятно, что они не понимают, что делают, всего лишь охотятся, им тоже требуется еда. А мы совсем забыли про этих проклятущих тварей. Я давно слышал о них, но говорили, что их осталось очень мало… На нас хватило.
Я надеялся, что отец выдержит, но опасался за крестьян, потому что сам еле-еле терпел…
Тишина…
Тишина вернула мне разум. Но страх не ушёл. Я боялся высунуться из-под накидки и пытался вспомнить, что могут делать эти твари, когда вокруг тихо. Конечно, звуки были слышны, скрипы, шелест, но они не походили на то, что недавно нас окружало. Нащупал край накидки и приподнял. Ничего не произошло. Ещё приподнял. Ничего. Не снимая с головы накидку я приподнялся. Вокруг мирно и спокойно, будто и не было никакой угрозы. Рядом три маленьких холмика – скорчившиеся спутники под накидками.
– Эй, вы живы? – позвал потихоньку. – Или спите?
Холмики зашевелились и из-под накидок показались бледные лица и настолько испуганные, что мне стало смешно, и я расхохотался.
VI
Небо светлело, звёзды и Голубика меркли, а Зелёнка уже скрылась за горизонтом. В утренних сумерках не заметили, как пропустили обходную тропинку, если таковая вообще имелась, и зашли на полузатопленную пустошь. Или это болото? Скорей всего, не болото, а низина, где скопилась вода от недавних проливных дождей. Растительность обыкновенная, луговая с редкими кустами. Тут наши палки пригодились, без них можно и ногу подвернуть: на пути то ямка, то кочка. Горизонт казалось совсем рядом.
Идём, идём… местность медленно поднималась и горизонт – всего лишь возвышенность на краю этой пустоши. Дальше увидели домики какого-то поселения, окружённого садами и полями. От пустоши через середину поселения шла дорожка. Сначала едва виднелась из-под тёмной воды, затем влажная тонкая тропинка вилась между пучками травы, ближе к домам она расширялась и выглядела утоптанной.
Шли без опасений, потихоньку переговаривались, но усталость от пройденного пути начинала сказываться. Мы смотрели по сторонам и замечали приметы бедности, окружающие буквально со всех сторон. Стены давно не крашены с облупившейся краской. В пестроту обшарпанных стен вмешивалась серость смеси песка и глины в местах, где разбиты углы домов. Крыши, как заштопанные штаны, покрытые латками стыдливо прятались за кроны деревьев. Попадались домики с подслеповатыми и кривыми окнами, будто слегка наклонённые в поклоне.
Ангур споткнулся и, если бы Ивел, идущий рядом не подхватил, тот бы упал.
– Осторожней! – воскликнул отец. ̶ Смотри, под ноги, а то растянешься.
– Не знаешь, что лучше: идти, бежать или падать?
– О чем ты, Ангур? – удивился я.
– А, вы что не видите, что за нами наблюдают. Почти за каждым забором. С рогатинами. Из-за листвы зелёная одежда почти не видна.
– Ремесленники крестьянам – не враги, – напомнил отец.
– Может быть, они никому не верят, – предположил Ивел.
– И чего им не спится? – удивился я, только и мечтая поскорее добраться до какой-нибудь лодки и подремать, переправляясь на другой берег пролива.
Попробуй заметь прячущегося человека, если не знаешь, что тот прячется, а уверен в том, что тот спокойненько полёживает на койке и продолжает смотреть очередной сон. Ангур потом сказал нам, что случайно встретился взглядом с кем-то, кто выглядывал сквозь листву, от этого и споткнулся. После его предупреждения мы замолчали, но продолжали идти и, более внимательно вглядываясь в окружающее пространство, крепко держали палки, готовые дать отпор, если на нас нападут.
Мы уже выходим из поселения, а вокруг по-прежнему тихо. Идём спокойно, но очень хочется обернутся. Терпим и идём, прислушиваясь к различным звукам, похоже никто нас не преследует.
Впереди у горизонта, почти напротив небо озарилось золотистым свечением – всходила Сияющая.
– Я больше не могу, – прошептал я и… обернулся.
Крестьяне зашипели, пытаясь остановить, но я уже смотрел в сторону поселения. Отец тоже повернулся.
Вдали, около домов стояли местные жители, мне показалось, что они испуганы и удивлены одновременно. Я помахал им рукой. «Зелёные одежды», как я их назвал взирали с недоумением. И я им крикнул «Привет из поселения Ровное, острова Промежуточный!» Я хотел пригласить их в гости, но вовремя вспомнил это мог сделать только хозяин дома, но отец молчал. Я ещё помахал им и повернулся в сторону Сияющей.
Крестьяне опять на меня зашипели, зачем, мол, назвал откуда мы. Оправдываться, что очень захотелось не имело смысла, они бы стали ещё больше ворчать и называть меня неразумным мальчишкой. Но у меня почему-то поднялось настроение и расхотелось спать.
Пытаясь отвлечь, напомнил, что независимые отвезли нас к Птице туда, где «шея» наиболее узкая, так что скоро придём к берегу. Однако впереди берега не видно, лишь густой кустарник и я пошёл к нему, намереваясь уже вблизи отыскать тропинку или обойти.
Кустарник оказался не такой и густой, как виделось издали, хотя и высокий, но под его ветвями вполне можно было пройти, тем более, что рос неширокой полосой.
Когда вышли из-под ветвей кустарника, то перед нами впереди сверкала голубая рябь пролива Птичий. От радости мы стали прыгать и орать. Потом повалились на прибрежные камушки, высматривая по сторонам на чём бы нам переправится.
VII
Берег пустынный, что в одну сторону, что в другую. Вода тянется до горизонта и противоположного берега не видно.
– Куда идти? – в недоумении развёл руками Ивел. Ангур тоже приуныл.
Отец задумался, видимо, вспоминая карту. Посмотрел на меня и отогнув большой палец левой руки показал в северную сторону. Я, насколько мог, незаметно для крестьян кивнул. Тогда отец, как бы рассуждая, проговорил:
– Наше поселение в северной части острова, значит и по берегу пролива мы тоже должны держаться северного направления.
– Опять идти! – воскликнул недовольный Ангур.
– Придётся, – сказал отец, – рано или поздно кто-нибудь попадётся из рыбаков, ведь сейчас самое время лова.
Нам всем хотелось спать, но раним утром больше вероятности встретить рыбаков, чем ближе к полудню или позже. Умылись прохладной водой пролива и пошли по берегу в северном направлении.
Берег круто поворачивал, переходя в неглубокую бухту с песчаным дном. Сквозь прозрачную воду видны мелкие волны донного песка и колыхающиеся зелёные кустики водорослей. И тут Ивел издал непонятный возглас, указывая правой рукой куда-то к краю бухточки. Из-за противоположного края бухты в глубину пролива шли пять однодревок!
Мы закричали, что есть мочи. Кричали и махали руками с жёлтыми и зелёными накидками. И нас заметили! Однодревки сначала замерли, затем стали приближаться.
– Отвезите нас на Промежуточный! – крикнул им отец.
– К полуострову Утиный, – добавил я, – мы заплатим.
Предложили каждому, кто нас возьмёт на долблёнку по восьмёрке за человека. Рыбаки стали держать совет. Наши опасения, что нас не возьмут или запросят денег столько, сколько у нас нет, оказались напрасны.
И, хотя нас четверо, но рыбаки запросили пять восьмёрок, мол пятому тоже из-за нас придётся возвращался и время терять. Пришлось согласиться.
Рыбаки – ремесленники, одеты, как и мы с отцом в жёлтые одежды, поэтому не стали скрывать любопытства и расспрашивали нас откуда и куда направляемся. Крестьяне наши осмелели, стали рассказывать, что нас выбрали присутствовать на похоронах, да вот ушкуйники подвели, уплыли без нас.
– И мы, – добавил я, – уже часть вашей Птицы проехали и прошли. Осталось через пролив перебраться.
Рыбаки посочувствовали нам, и один из них вспомнил, что слышал:
– Правитель поселения с Промежуточного утонул.
– Да, – подтвердил другой. – Говорят его молодой ремесленник столкнул с ушкуя на обратном пути. Нарочно или нечаянно неизвестно.
– Странно, – сказал Ивел, – хотя с Промежуточного ехали несколько ушкуев.
– Этот парень, говорили ушкуйники совершенно безалаберный, от него всякого можно ожидать, – вступил в разговор третий рыбак.
– Откуда он не слышали? – спросил Ангур.
– Из какого-то поселения неподалёку от города За холмами, – напомнил четвёртый рыбак.
Мы переглянулись и молчали. От такой нелепицы языки прилипли.
Глава шестая. Дòма.
I
Четверо рыбаков разместили каждого из нас в однодревках. В долблёнку к пятому перенесли некоторые снасти, чтобы удобнее расположиться.
Берег Птицы отодвигался с каждым взмахом весел дальше и дальше, но Промежуточного ещё не видать.
Вокруг нас только вода блестящая и искристая, что глаза слепит, потому что Сияющая спешит к своему высшему пределу и ни одно облачко не прикрывает знойных лучей. Затем начнёт опускаться, чтобы скрыться за Птицей. О, вот и какая-то темнеющая полоска на горизонте. Неужели наш родной остров! Что меня там ожидает?
Смотрю на воду: на блеск и колыхание, на тихих и безобидных рыбёшек в стайках и на порхающую и жужжащую мелкую живность, но что я чувствую затрудняюсь передать. В тайне хотел побывать на острове Большом и удалось, что очень радовало, с любопытством отправился на Птицу и не жалею. Хотел ли домой? Но там же ждёт мать и сестра и мне хочется к ним. А теперь мне грустно и почти обидно. Кто и зачем придумал…
Всё: в поселении, в городе, да и в Троеуделье воспринимал, как должное, хотя и слышал, что за пределами живут иначе. Казалось, что это так далеко и недостижимо для большинства, да нас вовсе и не касается. Оказывается, не так уж и далеко, и может коснуться каждого, кому выпадет…
Жаль Ватаса, хотя, признаюсь раньше не особо о нём думал и обращал внимание, когда надо было исполнять какие-нибудь указания. Мне вспомнился человек на похоронах, возле которого крутился распорядитель после того как Ватас горестно рыдал возле покойного…
Неужели они решили обвинить меня, чтобы избавиться. Но, кто я такой и что особо видел… Допустим Тита отравили, вернее тут и допускать нечего, приметы явные. Зачем скрывают? Вот никогда не подумал бы, что ушкуйники кого-то могут испугаться. А скрытность говорит именно об этом. Ой, тогда они беднягу Ватаса убили и сбросили в пролив! Ватас же столько лет никому и ничего не говорил, чего теперь бояться? А его горестный вид можно было объяснить как-нибудь, наверняка смогли бы придумать причину. Какая необходимость лишать жизни? Или он сам, случайно утонул и решили воспользоваться случаем, чтобы и от меня избавиться, раз я увидел, что не полагалось никому вне семьи…
Зачерпнул ладонью воду, умыл лицо и налил немного на голову, как назло Сияющая печёт. Вспомнил, что в котомке лежат те старые платки, что взял у старика-независимого. Потянулся за котомкой, но вовремя вспомнил… Что я отвечу рыбаку, если спросит откуда у меня платки, какие носят на острове Большом? О том, что мы там были рыбакам, да и многим другим троеудельцам знать не обязательно.
II
Ветер усилился. Рябь превратилась в небольшие волны с белой пеной, возникающей при подъёме воды внезапно и исчезающей тут же, когда волна опускалась, что происходило быстро, не давая собой налюбоваться. Издали казалось, что белые рыбы вспархивают и сразу же падают, исчезая в волнах. Однодревки изрядно качались, что не мешало крестьянам спать. Мы с отцом переглядывались. Я делал вид, что не расстроен и время от времени дремлю. Тогда у него с лица стиралось тревожное ожидание и закрывались глаза. Я хотел спать, но не мог. Понимал, что отдых необходим, ещё придётся идти немало, однако закрытые глаза не способствовали засыпанию.
Сизая дымка на горизонте таяла и надвигался лежачий великан и увеличивался по мере нашего к нему приближения. То, конечно, полуостров Утиный и тянется, закрывая собой горизонт.
Перед нами каменистый берег!
От всей души благодарили рыбаков.
Вскарабкались на прибрежные коричневатые камни. Всё-таки радостно ступить на родной остров! Мы поднялись ещё выше, откуда удобнее видна местность. Рассматривая округу, мы с отцом вспоминали, каким путём шли на ушкуе от пристани сюда, а также уже не вслух – карту. Тут помогла бы карта альбиносов, более подробная и точная. Попытался представить, что успел заметить тогда, когда показывали нам.
«Высадились на южном побережье полуострова Утиный, – начал я рассуждать, помогая руками изображать направление, – но берег тянется не строго на юге, а с юго-востока на северо-запад к крайнему мысу. От пристани ушкуй шёл с северного побережья Промежуточного, но скорей пристань находится на северо-западе острова. Выходит, ушкуй отправился на юго-запад-запад к мысу Утиный нос. А теперь, думаю, надо идти в северо-восточном направлении, но не сильно уклоняться на восток, чтобы не поворачивать уже на запад».
Крестьяне уставились на меня и Ангур пролепетал:
– Будто карту рассматриваешь, невидимую нам!
Я улыбнулся и опустил глаза. По сути так и было, только карта в моей памяти, ну, конечно, не так как в кристалле Памяти.
– Может, – промолвил Ивел, – альбиносы тебя наделили даром проявлять магию?
– Нет! Нет! – чуть не в один голос воскликнул я и отец, который усмехнулся и добавил, -Такое невозможно, магией владеют только альбиносы и то не в равной мере.
Определив направление, куда идти, мы уселись перекусить остатками колбасы и зерновых лепёшек.
Сияющая потихоньку скатывалась к водам пролива, озаряя всё вокруг золотисто-розовым сиянием.
Из-за дальнего восточного края острова, будто подглядывая зелёным глазом высунулась Зелёнка. А мы шли и спорили успеем дойти к ночи до родного поселения или нет. Я утверждал, что, если никто не помешает, то придём домой ещё до восхода Голубики. Крестьяне, надеясь на это, почему-то упорно твердили обратное.
III
Каменистая земля юго-восточного побережья позади, как и редкие низкорослые кустики. Продвигаясь вглубь через основание полуострова Утиный прошагали большую рощу. Мы не искали ни дорог, ни тропинок, шли, будто знали местность, но на самом деле никто из нас тут не бывал. Надеялись, что где-нибудь поблизости или хотя бы издали увидим поселения и наймём повозку, но как назло не попадались ни дома, ни возделанные огороды, ни вспаханные или убранные поля.
За рощей тянется обширнейший луг, его край уходит за горизонт. Из рощи вытекает быстрый ручей с очень холодной водой и петляет, обходя малозаметные возвышенности.