Слишком живые звёзды - Даниил Юлианов


Даниил Юлианов

Слишком живые звёзды

Посвящается

Моим любимым женщинам, которые воспитывали меня с самого детства – маме, Реснянской Алине Ивановне, и бабушке, Пугиной Людмиле Александровне

Моему отцу, который пришёл в нашу семью в тяжёлое время и сделал мою маму вновь счастливой – Реснянскому Сергею Генадьевичу

Моему покойному дедушке, который заложил во мне фундамент мужчины – Пугину Ивану Васильевичу

Моей любимой красавице – Иве

Левиной Владе Владимировне, раз я тебе пообещал

Стивену Кингу и его шедеврам. В особенности – «Противостоянию», вдохновившему меня на написание этой книги

И отдельно посвящается Петровой Екатерине Александровне, подарившей нам всем такого замечательного персонажа – Катю. Она вдохновляла меня все пять месяцев, что я писал книгу, и всегда поддерживала меня

Я это сделал, Кать

Твоя улыбка – лучший мотиватор

Часть 1

НАЧАЛО КОНЦА


It’s a long way to the finish

“Glory”, Future Royalty


Глава 1

За кулисами

– Красивый город, правда? Только взгляни на эти огни!

Ветер ничего не ответил Алексею. Он лишь холодными пальцами прошёлся по чисто выбритому лицу и ласково взъерошил волосы. Воздух пах свежестью – такой, какая наступает в городе только ночью, после того, как большинство жителей смыкает глаза. Вообще ночью тонкую грань мира прорезает магия, которую вдыхают поэты, когда пишу стихи, втягивают в лёгкие художники за созданием картин и выкашливают маньяки, возбуждённые тем, что им наконец удалось поймать жертву. Город пестрил контрастами, добро и зло растворялись в свете фонарей и сливались в нечто единое, целое, похожее на огромное каменное сердце, находящееся, конечно же, под Дворцовой площадью.

– Я остановлю его, вот увидишь. Я стану свидетелем последнего удара этого сердца.

На красивом лице, не лишённом мужской эстетики, расплылась тёплая улыбка счастливого или почти счастливого человека. Под тёмными глазами на щеках появились ямочки, и от подобной улыбки растаяли бы многие женщины, если б сквозь зубы не сочилась смесь слюны с чужой кровью, запачкавшей всю нижнюю половину лица. Из-под верхней губы выглянули клыки, показались зубы, и теперь луна освещала уже не улыбку, а звериный оскал. Глубоко в груди, под крепкими рёбрами, зарождалось тихое рычание. Алексей чувствовал вибрацию внутри своего тела, чувствовал, как она волнами пробегает под кожей и бьётся о кости, возвращаясь к мышцам слабым электрическим зарядом. Алексей чувствовал внутри себя жизнь. И как же это приятно! Свежий воздух заполнял собой альвеолы, в венах бурной рекой протекала кровь, а суставы – все до единого! – двигались так, будто их только-только смазали. Крепкое тело… Наконец-то крепкое тело… А самое главное – мужское.

Он заработал себе ещё одну жизнь, чтобы продолжить отбирать чужие.

– Это красивый город. – Голос звенел подобно лучшей в мире мелодии, приятный бас ласкал уши, а осознание того, что он принадлежит тебе, грело то, что люди называют душой. – Это город ночи, а не дня. Я бы переименовал его в Луноград или Мунсити. Чертовски красивая луна!

И ведь правда, луна сегодня напоминала женщину, впервые вышедшую на свидание после декрета. Как только эта мысль пронеслась в голове Алексея, на его лице вновь засияла улыбка – в обрамлении чужой крови, безумно вкусной после долгого перерыва. От карих глаз, глубину которых можно сравнить с Марианской впадиной, отражался круглый серебряный диск, плавающий в небе, усеянном звёздами. Тысячами, миллионами звёзд. Они равнодушно взирали на Землю, на её жителей, оставались холодными ко всем событиям, что происходили в эту ночь на петербургских улицах. Как бы сильно поэты не хвалили звёзды, последние не изменяли своему безразличию и в самые тёплые ночи светились так же холодно, как и в самые морозные, тёмные, бессонные. Звёзды мертвы, это люди наделяют их жизнью, видят в их сиянии то, что хотят видеть, восхищаются ими, хотя тем всё равно.

Но не всё равно Алексею. Он стоял на одной из крыш жилого дома Петербурга (из тех, что строились ещё в Империи) и смотрел на простирающиеся внизу дороги, напоминающие вен огромного существа. И да, он слышал биение сердца города. Чувствовал его каждой клеточкой тела, вдыхая свежий ночной воздух, пропитанный магией и легкомыслием. Да, именно с приходом луны люди становятся легкомысленными. Поэтому всё произойдёт ночью, чтобы жёлтое сияние растворялось в свете уличных фонарей. А звёзды…звёзды всё так же будут равнодушно смотреть вниз. И только одна – одна-единственная – отличиться среди остальных.

– Санкт-Петербург… – медленно сказал Алексей, чётко выговаривая каждую букву. Словно он пробовал слово на вкус, облизывал его, изучал. Вдали на фоне почти чёрного неба в лунных лучах поблёскивал купол Исаакиевского собора – символа этого города, шедевра архитектуры. – Знаешь, мне здесь нравится, правда. Почти как дома, только здесь меня ещё не знают. Совсем, совсем не знают.

Ветер опять промолчал и в ответ лишь встрепал полы длинного светлого пальто, в котором был Алексей. Его волосы тонули в густой черноте, а скулы слегка проступали под кожей; казалось, его лицо было идеально-симметричным, слишком выточенным для человека. И только засыхающая кровь выдавала в нём хищника. Воздух прорезали автомобильные гудки, звяканье колокольчиков, повешенных при входе в кофейни, гул прохожих и рычание моторов сотен, сотен машин, мчащихся внизу и сменяющих друг друга. Все эти звуки смешивались в единое целое, и именно из них выливалось биение огромного сердца города.

Петербург жил, всё в нём кипело даже под покровом ночи. Кто-то в этот момент заливался краской при первом поцелуе, кто-то склонялся над близким родственником, попавшим в кому, кто-то разговаривал по телефону с женой, поглаживая в это время грудь любовницы, а кто-то другой ехал на красный, потому что незнакомый голос вдруг сообщил им, что, к сожалению, нужно приехать, опознать тело. В одном городе такие разные судьбы… Люди проходят в метре друг от друга, не зная, что их линии жизни пересекаются незаметно для них самих. Каждого что-то гложет, каждый чем-то озабочен, каждый чего-то боится. И все они смотрят на купол Исаакиевского собора, когда проходят рядом. Всех этих людей объединяет одно – они живут в одном городе, внимая биению его сердца. И какие же разные у всех судьбы!

– Жёлтый настигнет многих, я тебе обещаю. – Алексей сжал в карманах пальто кулаки. – А потом жёлтый сменит красный, вот тогда и поиграем. А ещё… ещё мне чертовски нравится свой голос!

Алексе рассмеялся, и некоторые прохожие подняли головы, услышав смех какого-то сумасшедшего. В это время на радиостанциях пропал сигнал, и несколько секунд водители слушали только помехи.

Когда смех прекратился, сердце Петербурга вновь забилось ровно.

– Скоро ты обо мне узнаешь. Совсем скоро, и произойдёт это ночью. Мне нравится Петербург под луной.

***

– Давай поцелую.

Вика аккуратно прильнула губами к костяшкам его пальцев, и от одного этого соприкосновения всё внутри полыхнуло огнём. Егор закрыл глаза, чувствуя боль в те моменты, когда нежная кожа губ касалась плоти. Только недавно костяшки начали заживать, и теперь они вновь были избиты в кровь.

– Такими темпами ты себе руки отобьёшь.

Егор не ответил, решив промолчать. После драк всегда так: бушевавший в крови адреналин куда-то выветривается, эмоции бледнеют, и совсем неожиданно возвращается ясность ума – только после того, как чья-то челюсть выбита из суставов. Конечно, к этому букету прилагалась и боль – в случае поражения в драке, но последний раз Егор побили в седьмом классе, то есть три года назад. Туалет, раковина, плитка, голова, сотрясение мозга, перепуганная мама – тот день он запомнил хорошо, а потому не хотел вновь прочувствовать подобную боль.

Но вот драться Егор любил. Это было его страстью, и пусть он даже отдалённо не был знаком с единоборствами, уличные драки его кое-чему научили. Используй окружение – вот самое главное правило уличных драк. Не концентрируйся только на противнике, рассей своё внимание на окружение и думай. Как ни странно, в бою надо думать, и чем быстрее, тем лучше. Дедукцию никто не отменял.

– Не обижайся на меня, Егор, но ты больной. Я бы назвала тебя сумасшедшим, если б не любила.

Она отпрянула от его кулаков и взглянула в глаза.

Издалека, сквозь густую тишину доносилась музыка, исполняемая богом забытой кантри-группой, самому молодому участнику которой было 58 лет. Егор и Вика находились за кулисами небольшого ресторанчика, какие обычно открывают на окраине города. Они сидели на одной-единственной скамейке, укутанные тенью, которую лишь совсем немного разбавлял свет. Лучи прожекторов заглядывали сюда, но в целом уступали место полутьме. Но даже в ней Егор отчётливо видел яркие, безумно яркие рыжие волосы Вики.

О. эти огненные волосы!

Наверное, именно в них сначала влюбился Егор. Не в глаза, не в округлости тела, не в улыбку, а в первую очередь – в волосы. Казалось, их соткали из пламени и сам бог поцеловал их, подарив такую яркость. Стелились они чуть ли не до самой поясницы, прикрывая спину узором игривого огня. А светло-зелёные глаза и вовсе смотрелись в их обрамлении подобно двум ярким изумрудам, красивее которых на свете не было. Вика – единственный человек, перед которой Егор мог потеряться, не найтись с ответом. Её красота поражала, её харизма, проявляющаяся в улыбке, голосе, смехе, движениях рук, околдовывала.

Но цепляла Егора больше всего не красота, а…искренность, понимание того, что с ним Вика настоящая. Порой в изъянах кроется такая красота, какую не найдёшь в общепринятом идеале. Для многих Виктория Краева была самим воплощение красоты, но Егор видел в ней куда больше изъянов, чем остальные, и любил их сильнее. То, что после приёма душа она всегда рисует на запотевшем зеркале смайлик, что после секса она никогда не забывает почесать Егору волосы; то, как блестят её глаза, когда она начинает о чём-то страстно рассказывать, и как смешно она хрюкает, не в силах противостоять смеху – все эти мелочи Егор любил сильнее, чем красоту Вики, сразу бросающуюся в глаза. Потому что такие мелочи мог видеть только близкий, невероятно близкий человек. Именно искренность способна завоевать сердце – сексуальность и красота даже рядом не стоят. Искренность – вот тот ключик, открывающий самые прочные двери.

– Мне, конечно, приятно, но не мог бы ты перестать на меня так смотреть? Ты меня слишком заводишь, а нам ещё выступать.

Егор рассмеялся и, накрыв огненную макушку ладонью, поцеловал Вику в лобик. Губы её в этот момент расплылись в улыбке. Да, в улыбке тёплой, искренней, сияющей счастьем в полутьме за кулисами. До них двоих всё ещё доносилась музыка, но сейчас Вика слышала только биение сердца мужчины, что нежно её обнимал. Как это приятно – тонуть в объятиях сильных мужских рук, которые так жёстки с обидчиками, но так нежны с тобой! Ради таких моментов и хочется жить. Всё-таки любовь – это прекрасно. Особенно когда она разбавляется хорошим, горячим, приятным для обоих сексом.

А у Егора с этим проблем не было.

– Почему я больной, а? Из болезней у меня только хроническое отсутствие юмора.

– Чувства юмора, умник. – Вика освободилась от объятий и посмотрела на Егора. – Ты, правда, не понимаешь, о чём я?

Его яркие голубые глаза чуть ли не светились в темноте. Радужки переливались цветом поверхности моря в спокойное утро, когда на небе нет ни единого облачка. Часть русых волос чуть спадала на лоб, и почему-то взглянув именно на неё, Вика подумала: «Я люблю его. Я действительно люблю его». Егора природа тоже не обделила красотой, а уж со скулами и вовсе не церемонилась – контуры челюсти прямо сияли эстетикой. Его завораживающее лицо никак не вязалось с характером, что скрывался под голубыми радужками глаз. И только избитые в кровь костяшки пальцев показывали нутро.

Вика убрала упавшую на лоб Егору прядь русых волос и заговорила, старясь сохранять в своём голосе и мягкость, и жёсткость одновременно:

– Ты, конечно, преподал тому парню урок. Думаю, ты будешь ему сниться несколько ночей, а то и вовсе будешь казаться повсюду. Ты напугал его, Егор, но… – Вика взяла его ладони в свои. – Но ты напугал и меня.

Брови над голубыми глазами сошлись домиком. С большим трудом Вика подавила в себе желание улыбнуться (он так мило это делает!) и крепче схватила нить мысли, которая так и растворялась в радужках цвета чистого моря.

– Я давно хотела с тобой об этом поговорить, Егор, но всё никак не решалась. Ты…милый, ты не будешь злиться, если я скажу, что сейчас – лучший момент?

И к её удивлению Егор сделал нечто необычное. Вместо того, чтобы уйти от разговора или начать спорить, он с нежностью мужа провёл пальцами по ярким рыжим волосам. Медленно, очень медленно, но от касаний этих Вике сразу стало легче. Она ни на секунду не сомневалась в своей любви к Егору точно так же как и в его – к ней. Но всё же кое-что настораживало… Эти избитые в кровь костяшки, драки, крики – один сплошной ужас. Самое страшное заключалось в том, что этот ужас нравился Егору. Он жил им, а кожа на руках не успевала заживать. Будто внутри Егора жил монстр, насытить которого с каждым разом становилось всё труднее и труднее. И однажды этот монстр…

– Вика, если я и буду злиться, то только на такие вопросы. Хочешь спросить что-то – спрашивай. Если считаешь, что сейчас лучший момент, значит, оно так и есть.

Его слова тронули сердце, окутав его теплом. Голос Егора сочетал в себе приятный бас и странную, почти неосязаемую нежность, которую не улавливал ни одни из пяти органов чувств – нежность ощущала душа, а ей Вика доверяла. Руки воина могут быть нежны с принцессой. Ладони, совсем недавно испачканные чужой кровью, с невероятной любовью могут легонько сжимать грудь. Воин никогда не поднимет руку на близких. Никогда.

И всё же…

– Егор. – Вика надела на лицо маску серьёзности и вцепилась в голубые глаза, стараясь ни на секунду их не отпускать. – Мы знакомы с тобой три года, с того момента, как нас обоих заперли в раздевалке.

Он улыбнулся, она – нет.

Он перестал улыбаться.

– Я, конечно, не считала, но по-моему ты избил по меньшей мере двадцать парней, которые хоть как-то обозвали меня. И это только при мне! Уверена, за моей спиной ты тоже отстаивал мою честь.

– Я не очень понимаю, о чём ты гово…

– Сейчас поймёшь. – Вика опустила голову, сделала глубокий вдох, медленно выдохнула. Всю жизнь она руководствовалась правилом «Начала – закончи» и не собиралась сейчас нарушать его. Она долго собиралась с силами, но всё же собралась. – Я люблю тебя, наверное, так же сильно, как и маму. Мне хорошо рядом с тобой, нам хорошо рядом друг с другом, но кое-что меня в тебе пугает. Это твоя страсть к гневу.

Ладони Егора в руках Вики тут же напряглись. Сама она старалась оставаться спокойной, но жар уже начал разливаться по телу, сердце застучало быстрее, а воздух в лёгких нагрелся, стал чуть ли не обжигающим. И тем не менее когда Вика вновь заговорила, голос её не дрожал:

– Гнев – твоя слабость, Егор. Ты падок на него, понимаешь? Тут дело даже не в том, что ты меня защищаешь или не позволяешь другим оскорблять меня, тут дело в другом. Тебе просто нравится быть в состоянии войны с кем-то. Ты относишься к тем людям, которым противны мир и покой.

– Ты опять своей психологии начиталась? Слушай, Вик, я выброшу эти книжки и…

– Не перебивай меня! – Её крик эхом разнёсся в темноте, но его почти сразу же поглотила льющаяся со сцены музыка. – Дай мне, пожалуйста, договорить. Я просто хочу сказать, что ты перманентный воин, и тебе постоянно нужен кто-то для битья. Этот парень, который сегодня назвал меня шлюхой, лишь дал тебе повод. Уверена, если бы все в мире относились ко мне как к ангелу, ты бы всё равно нашёл, кому вмазать. Тебе нравится это, Егор – бить людей. Это видно по твоим глазам. Ты вообще задумывался, как выглядишь в драке?

Дальше