—Абордажная атака, приготовиться. Пошёл!
И в тот же миг десятки канатов со стальными крюками полетели в сторону англичанина.
Четыре корабля сцепившись бортами, превратились в единое поле битвы.
С диким рычанием, свистом голые по пояс с абордажными саблями в руках и кортиками в зубах французы бросились на палубу английского фрегата.
Понимая, что, действуя по велению своего сердца и совести, из самых чистых побуждений и благородства души, он фактически нарушил строгий приказ короля и , наверняка, неприятностей ему уже не избежать:
«Уж этот гад ползучий, позаботится», – коммодор в отчаянии, оставив мостик, сам бросился в гущу побоища, ища смерть на поле брани. Но оказалось, не так-то легко умереть героем.
Перед глазами Пьера мелькнула сталь клинка, и если бы тело само не отклонилось назад, привычно среагировав на опасность, на этом для него всё и закончилось бы.
Второй удар он парировал. Схватившись рукой за грот и прикрываясь им, Пьер вышел в тыл противнику и рубанул его со всей силой. Клинок мягко вошёл в тело.
«Господи, какой он мягкий и податливый» – пронеслось в голове капитана, но предаваться философским рассуждениям времени не было.
Дыхание сбилось, сердце стучало в груди, а глаза застилал пот.
Это только в рассказах и байках за кружкой рома, можно услышать, что морякам приходится драться чуть ли не ежедневно. Всё это – враньё. Абордажи, конечно, бывают, но крайне редко – никому не хочется рисковать своей шкурой.
Бой разгорался всё сильнее. Французы, воспользовавшись внезапностью нападения, легко захватили центр вражеского корабля, разделив тем самым силы неприятеля. Команда корвета, получив нежданную поддержку, ринулась в бой и атака англичан захлебнулась.
Крики, вопли, кровь всё слилось в один протяжный вой. Рассчитывая на лёгкую добычу в виде безобидной таксы, шакалы, на свою беду, нарвались на свирепого волкодава, пришедшего непонятно откуда. А вот погибать англичанам ради престижа своего капитана, вовсе не хотелось.
Понимая, что лёгкой победы уже не будет, фрегат англичан, атаковавший корвет справа, обрубив канаты, отвалил в сторону.
« Если он сейчас, перезарядив пушки, даст залп всем бортом, будет плохо» – эта мысль обожгла коммодора, вернув его к реальности.
В том, что англичанин способен на такую подлость, Пьер даже не сомневался – прекрасный способ избавиться от ненужных свидетелей собственного позора.
– Все на борт, руби канаты, готовь пушки. – Вельбоу был снова на мостике своего корабля.
На палубе англичанина, сцепившегося с корветом, бой затихал. Умирать ни за понюх табака желающих не было. Проще было поднять лапы кверху. Да и намерения соотечественника стали понемногу доходить до сознания пиратов, под флагом английского короля.
Оторвавшись от борта атакованного им англичанина, фрегат коммодора, забрав ветер, выходил на дистанцию выстрела, предотвращая подлое решение английского капитана.
А его намерения стали понятны даже его подельникам, поднимавших лапы кверху:
«Разнести вдребезги борт соотечественника ниже ватерлинии, отправив на дно своих и чужих. А дома?! Дома англичанин выставит себя невинной жертвой нападения двух французских негодяев. Ему поверят, а дальше пусть разбираются дипломаты».
Видя, что его намерения разгаданы, а ввязываться в новую драку с непонятным исходом английскому капитану явно не хотелось.
Шакал отвернул в сторону и поспешил скрыться за горизонтом, бросив своего товарища на произвол судьбы.
Впрочем, его судьба была уже решена. Оставшихся в живых англичан, обезоружили и загнали, как скотину, в трюм. А сам боевой корабль в качестве приза, но уже с новой командой через неделю входил на рейд Гавра под восторженные вопли встречающей их толпы.
***
Победителей, как известно, не судят, и потому коммодор Пьер Вельбоу получил всё, что заслужил по полной программе.
Из кабинета Людовика он вышел бароном и прошествовал в резиденцию всесильного Первого министра, а заодно уж министра финансов, военного и морского министра в одном лице.
Жан-Бати́ст Кольбе́р принял «национального героя» с распростёртыми объятиями, но из флота его вышиб. И вполне заслуженно.
В тот же вечер коммодор с друзьями, заявился в портовый кабак, и надрался до бесчувствия. До поросячьего визга, до падения мордой в салат. А наутро он исчез.
Поднятая по повелению короля и Кольбера вся Парижская полиция перевернула столицу и её предместья. К поискам присоединились военные моряки, но всё было тщетно.
Коммодор, национальный герой, выдающийся флотоводец, так и не ставший адмиралом, бесследно исчез.
Король был в бешенстве. Адмиралтейство и военные моряки тоже.
Поиски велись ещё неделю, но всё оказалось тщетно. Пьер Вельбоу исчез.
***
Как заметила одна небезызвестная особа в известном фильме:
«Красота – это страшная сила». А женщины – во все века одинаковы, и их стремление быть чуточку красивее, чем есть на самом деле, стоило немалых денег мужьям, отцам и любовникам естественно.
Любая красотка выест мозг мужчине, если узнает, что у Мани появилось «что-то», а у неё ЭТОГО нет.
« Маня ЭТИМ самым мажет морду и кавалеры подобно мухам жужжат и вьются вокруг бесстыжей вертихвостки» – одна эта мысль способна превратить милую домашнюю кошечку в шипящую фурию.
А потому Даша Керн, помимо цветов, на коих много денег не заработаешь, прикупила небольшую собственность в виде лугов, полей и лесов – целых две дюжины гектаров.
Не особенно чинясь, она наняла крестьян, которые занимались разведением на специально устроенных огородах нужных ей трав и цветов. Они же гнали самогон, очищая его до состояния спирта, который употребляли «по-тихому», в умеренных количествах, а в основном использовали для производства мазей, белил, «венгерской туалетной воды» и прочих средств «для женщин».
Посуду, в виде изящных баночек, причудливой формы, делали тут же на небольшом заводике, рядом с карьером, в котором добывали глину.
Там же расположились улики. Мёд шёл в дело. Женщина не бедствовала.
Деньги у неё водились, высокий покровитель тоже, а вот законного мужа и детей не было. И это обстоятельство тревожило Дашеньку всё чаще и чаще.
Особенно по утрам, когда она присаживалась к новомодному туалетному столику из дорогущего красного дерева, с ужасом смотрелась в огромное зеркало. Замечая новую морщинку на идеальной по красоте шейке, женщина впадала в отчаяние и нередко плакала, мечтая о тихом супружеском счастье.