– Меня тетка стережет. Мать обещание взяла смотреть, как за своей дочкой. Чтобы в голове только книжки и конспекты. Она такое говорит…
– Что?
– Сколько деревенских в Тбилиси в новых туфлях ехали и в них же, без единой починки, возвращались.
– В каком смысле?
– Испортить не успевали! Ноги все время наверху были!
От волнения Мари позабыла о стеснительности.
– А зачем? – не понял Дато.
– Вот ты наивный! Не знаешь, что ли, – все деревенские хотят в городе замуж выйти.
– И ты хочешь?
– А ты спрашиваешь или предлагаешь? – кокетливо наклонила она голову.
– Предлагаю. Пойдешь за меня? – спросил Дато так, что Мари поняла: он не шутит. А Дато по ее лицу понял, что предложения, подобные этому, на исходе недельных отношений не делают. Это в его мечтах они были вместе с первого учебного дня, когда случайно встали рядом под памятником основателю университета, но в жизни… В жизни все было иначе.
– Пойду сторожа найду, – сказал он поспешно. – Небось напился и забыл про нас.
– Я с тобой… – вскочила Мари.
– Останься, вдруг вернется. Не бойся, здесь тебя кто тронет? Разве что призрак Эквтиме пожурит, что вино столетнее распиваешь, – приободрил подругу Дато. Она так побледнела, что он тут же добавил: – А ты на пианино играй, ты же умеешь. И тебе не скучно, и я всегда найду. Может, кто еще на звук откликнется.
Мари, поколебавшись, подошла к инструменту.
– Звучит, – прошлась она по клавишам. – А сделан до революции! Видишь надпись: «J. Becker, St. Petersburg»? Знаменитая фирма, инструменты из столетних кедров делали.
– Вот и замечательно! Сиди и играй в свое удовольствие…
– Что играть?
– Да что хочешь… «Спой мне что-нибудь» знаешь? Из фильма «Жених без диплома».
– Жених без диплома – это ты! «Веселый роман» фильм назывался, – усмехнулась Мари.
– Подумаешь!
– Ладно, не обижайся, это и моя любимая песня.
Дато не сразу пошел на поиски. Стоял в коридоре, охваченный чувством, будто и сам очутился в кино: музыка, отражаясь от стен, заполняла пространство, заглядывала в самые темные углы подвала. А когда двинулся, похвалил себя за сообразительность: он рассекал полумрак уверенно, точно обвитый веревкой, что всегда выведет обратно к любимой.
Мысленно восстановив маршрут, каким их вел сторож, Дато быстро миновал галерею с коллекцией редких вин, поднялся по винтовой лестнице и остановился у наружной двери. Заперто. Стук и призывы остались без ответа. «Смена кончилась. Или ее вовсе не было?..» Со всей ясностью осознал он внезапно: никого, кроме сторожа, они с Мари не видели.
Прильнул к доскам: снаружи шумели машины. Еще подергал ручку и сообразил: при наличии рычага сможет сорвать ее с петель. «Дайте мне точку опоры, и я переверну мир». Девиз Архимеда пришелся ему по душе. Вот только ничего подходящего вокруг не было.
Тогда он спустился к истоку лестницы: память напомнила о ржавых обручах и бочарных досках, сваленных в кучу. «Не то, – признал Дато, когда первая же деревяшка переломилась от удара ноги, – да и коротки». Прошелся вдоль штабелей из ящиков с пустыми бутылками, пнул вышедший из строя, разобранный насос для перекачки вина и тут увидел канистру. С затаенной надеждой бултыхнул. «Есть контакт!» – ликуя, побежал он назад к бочкам.
Щелкнула зажигалка, воспламеняя ветошь, которую Дато намотал на палку. «Я рыцарь в старинном замке», – радовался он пламени. И, безусловно, развил бы мысль, не услышь он, как его зовет Мари.
– Тебя почему так долго не было? – встретила она его укором. – Где сторож?
– Не нашел его. Вообще никого не видел. Думаю, мы тут одни.
– А он куда делся?
– Не знаю… Выпил лишнего, забыл про нас и ушел на проходную. Будем здесь ночевать. А что, весело! Смотри, какой факел! В зал с коллекцией пойдем, комнату тайную увидим, – он решетку не закрыл… Что молчишь?
– Как «ночевать»?! А если он вообще не придет! Тетка весь Тбилиси на уши поставит…
– Она знает, что мы на завод пошли?
– Конечно!
– Так значит, рано или поздно нас найдут! Или ты не рада, что мы вдвоем?
– Ох, Дато, рада, уж как я рада…
– Тогда пойдем комнату искать! Слушай, а ты почему на пианино играть перестала?
– Во-первых, это рояль. А во-вторых, я от музыки еще больше испугалась.
– Что так?
– Обряд один мегрельский[15] вспомнила, когда душу усопшего по веревке домой ведут.
– Никогда о таком не слышал.
– Если человек вне дома умер, к нему с клубком ниток приходят. Разматывают и песню старинную поют, зовут душу в дом. Я и представила, что музыка моя – веревка, что к тебе тянется, а твоя душа по ней идет. Тогда и перестала: ты же не умер!
– А ведь и я про веревку подумал!
– У дураков мысли сходятся, – улыбнулась Мари.
– Не у дураков, у идиотов! Помнишь пару в Батуми: ливень стеной, она на качелях, а он рядом стоит, раскачивает. Оба мокрые и счастливые. Ты еще сказала: любовь – болото…
– …где тонут два идиота.
– А мы, мы тоже тонем?
– Насчет этого не знаю, но идиоты мы с тобой стопроцентные!
2
Сторож не обманул: кладка в конце галереи редких вин рухнула с одного края, и стена, лишенная монументальности, казалась бумажной. Словно кто-то ухватил сбоку отставший уголок обоев, рванул книзу, и бумага разошлась на слои. Так сверху пролома выглядывала опора более низкого свода, уходившего за переднюю, устоявшую часть стены.
Мари осталась у пролома, Дато, пригнувшись, протиснулся внутрь.
– Ничего, – сообщал он, водя факелом, – голые стены, в одной – ниша. Кирпич тот же, а стены другие, вроде как из речных валунов… О, а это кстати!
– Что там? – взволнованно спросила Мари.
– Да будет свет! – заявил Дато, и вдруг в клетушке стало светло. – Они сюда на время розетку протянули и лампу оставили, – поднялся он на ноги. – Давай сюда!
– Это ты вылезай, мне и отсюда отлично видно.
– Ну чего сразу вылезай, – разочарованно озирался Дато по сторонам, надеясь увидеть хоть что-то, что свяжет пустое помещение с тайнами времен царя Горгасали.
– Пусто же. Бывшее помещение завода, которое замуровали, вот и все…
– Похоже на то…
– Вылезай, – подгоняла Мари, – еще рухнет кирпич на голову. Подпорки зачем ставили? Видишь, нет наверху нескольких…
– Что мы, зря шли? – примерялся Дато к одной из балок. Он жаждал реабилитироваться в глазах любимой, точно был виноват, что тайна оказалась пустышкой. Изготовившись, он с размаху дал ногой по одному брусу.
– Ты что делаешь, Дато?! С ума сошел?!
– Не волнуйся! Сейчас я ее выбью, сниму дверь с петель, и пойдем домой.
– Прекрати сейчас же! Выходи оттуда, или я больше с тобой не разговариваю!
– Возьми-ка, – сунул он факел в пролом. Махнув рукой на увещевания Мари, ударил еще. И снова. Не с первого раза, но брус поддался и гулко упал на каменные плиты.
– А что я говорил? – повернулся Дато. – Все будет в лучшем виде!
Он прошел в конец комнаты, взялся за балку и подскочил от грохота: в том месте, где он выбил подпорку, с потолка сорвался блок из кирпичей и с силой врезался в плиты. Дато краем глаза заметил падающий массив за секунды до удара и успел повернуться боком, спрятав лицо. Отлетевший скол кирпича больно достал ногу. В тишине и темноте – фонарь пал жертвой срикошетившего камня – прорезался крик Мари:
– Ты живой?! Тебя зашибло?! Не молчи!
Дато, вмиг отрезвев и нервно посмеиваясь, успокоил девушку. О чем тут же пожалел.
– Ты понимаешь, что мы натворили? Остатки храма Горгасали разрушили!
– Ты же говорила, это не храм…
– Как не храм, когда памятник, пятый век! Представляешь, как нам влетит?!
«А вдруг и вправду памятник?.. – испуганно думал Дато. – А если и нет, скандал будет мировой: в спецхран залезли, имущество портим… Еще из университета попрут!»
– Сейчас я тут быстренько уберу, все будет как новенькое! – потянул он проломивший плиту блок кирпичей. И когда вытянул, то подметил: от удара часть плиты не раскрошилась, а повернулась ребром, уйдя в землю. «Интересно», – сказал себе под нос Дато и просунул руку в открывшееся пространство.
– Мари, мне нужна твоя помощь. Иди сюда, посвети.
Девушка почувствовала, что сейчас лучше не спорить.
– Кажется, там что-то есть, – предположила она, поднеся факел.
– Да ты что…
Дато вынул скол плиты, кряхтя, приподнял и двинул в сторону устоявшую часть. Место под ней занимал камень с округлой нишей в центре, присыпанной землей. Он стал снимать ее руками, и вскоре открылся кусок ткани, обнимавшей нечто в форме кольца. Диаметр его был меньше, чем ниша, сантиметров десять-двенадцать. Дато еще выгреб землю и увидел, что ниже предмет, ширясь, упирался в края углубления. «Точно квеври[16] закопан», – смотрел он на обод толщиной с большой палец руки. Им он и надавил на то, что скрывала ткань. «Крепкий», – отметил он и ухватил круг обеими руками, потянул. Обмотанная ткань уже не скрывала очертаний поднятого в воздух предмета.
– Похоже на квеври, – в унисон мыслям друга сказала Мари, – только маленький.
– Литра на три, коцо их называют. Форма – вылитый квеври: к середине ширится, как лимон, а снизу – узкий, что и не поставишь…
– Как рог для вина или пожарное ведро.
– И горлышко сверху, как у кувшина.
– А мне больше размером новорожденного напоминает.
– Мумифицированного. Распеленаем младенца?
Девушка ответила лишь после того, как страх наказания победил в ней любопытство:
– Спрячь! Представь, накроет нас сейчас сторож, что мы скажем? И вообще, надо дыру замаскировать, чтобы на нас не подумали…
– Мари, – с шутливым укором сказал Дато, – ты хочешь скрыть следы преступления?
– Какого преступления? Не было нас здесь, кирпичи сами обвалились!
– Не ожидал! – посмеялся Дато и осторожно положил «мумию» в сторону от ямы. – А замаскировать нужно…
Он ссыпал землю в нишу, закрыл ее плитой и попытался приладить отбитый обломок. Обнаружив, что нескольких кусков все равно не хватает, поднялся, подтащил оставшийся цельным монолит кирпичей и впихнул стоймя в зазор над ямой.
– Так даже натуральней… Опору вернуть? Нет, пусть лежит: выскочила под тяжестью нагрузки, камни и посыпались. Что скажешь?
– Ничего не забыл? – указала Мари на загадочный предмет. – Или сторожу отнесем?
– Ты как это видишь? «А мы клад в спецхране нашли!» – «Где? В спецхране? А что вы там делали, а? Комнату времен Горгасали ломали?»
– Тогда обратно спрячем, пусть сами разбираются!
– Они разберутся: толкнут задорого, если ценная. Сколько сейчас черных археологов! А мы историкам отнесем: есть к ней интерес – нам законные 25 процентов от государства.
– А если нет?
– На память оставим.
Ребята еще поспорили, но в итоге Мари дала себя убедить: ей тоже хотелось знать, что за подарок сделала им судьба. Вернувшись в комнату и закрывшись изнутри, они бережно уложили находку на диван. Едва Дато взялся за похожую на лен материю, как носы обоих уловили сладкий запах пчелиного воска.
– Погоди! Можешь потом открыть? – спросила вдруг Мари.
– Почему?!
– Тут такое дело…
Дато увидел, как она переминается с ноги на ногу. Казалось, все внутри нее танцует.
– Не подождет? – смекнул он.
– Из последних сил держусь.
– Эх! На самом интересном месте!
Дато ждал Мари на одном их двух балконов, которые архитектор поместил на третьем этаже здания с боков фасада. «И как я раньше не сообразил выше подняться? Давно бы на свободе были!» – снисходительно журил он себя.
Все произошло само собой. Ища столь необходимую Мари комнату, он почему-то сразу повел ее к двери, через которую звал сторожа, почему-то в этот раз заметил, что лестница уходит еще выше, и они резво вспорхнули наверх. Там-то и нашелся укромный уголок.
Но прежде Дато увидел дверь с витражами, в которых горели точки уличных фонарей. Он рванул щеколду – замка на двери не было – и выскочил наружу. Вне себя от счастья перегнулся через перила: до земли было метров пять. Зато слева к балкону на одном с ним уровне подходил парапет террасы. Винный завод стоял на горе, и территория вокруг была устроена на манер ниспадающих к главному входу уступов. Третий этаж со стороны фасада был первым со двора, а второй и начальный скрывались под землей, поверх которой были устроены широкие дорожки, обнимавшие здание с боков, как обод кольца – драгоценный камень. Верхняя и кончалась террасой с парапетом, примыкавшим к балкону.
«Всего-то – залезть на перила и перейти. Один шаг. Если назад не смотреть, не страшно! Мари согласится, ей домой нужно!» – мыслил Дато. И был прав. Стоило ему несколько раз перемахнуть с балкона на парапет и обратно, как от строптивости девушки не осталось и следа. С птичьей легкостью перескочила она на террасу.
– А сумочка? – спохватилась она.
– Думала, вместе с нашим кладом брошу? Жди здесь, я мигом!
Он вернулся еще быстрей, чем обещал. Сторож нашелся на проходной: сопел, уронив голову на руки на столе. Рядом стояли две бутылки вина, обсыпанные благородной пылью, как ели снегом в зимнем лесу. Ребята не стали нарушать покой того, кто предпочел пьяные грезы чудесам наяву, и ускользнули в темноту ночи.
3
Путь от площади Воронцова, где в одном из итальянских дворов жила Мари, до своего угла в Старом городе Дато преодолел едва не вприпрыжку. Порывистей мартовского ветра был он и часто переходил на бег, снедаемый желанием скорей изучить добычу.
Влетев в комнату, зажег лампу и бросился на сверток, как кидается на еду оголодавший человек. Блеснул желтый металл, и Дато заставил себя охладить пыл: «Я все-таки ученый, нужно быть аккуратней». Смирить сердце было тем трудней, чем больше открывался ему предмет. Это и вправду был квеври, но какой!
Залитое воском горло венчал оттиск причудливо переплетенных линий. Окружность опоясывал обод желтого металла с вырезанными в два ряда буквами. Такие Дато встречал в исторических книгах. Он пошарил рукой по столу, ища увеличительное стекло. «Как этот шрифт назывался, асомтаврули[17]? – пригляделся он. – Самый древний у нас, пятый век».
Отложив лупу, Дато поднялся: хотелось отстраниться и охватить взглядом основную часть кувшина целиком. Выпуклое, овальное его туловище покрывали рисунки. Причем от горлышка до узкого дна сосуд был как бы поделен надвое, походя на позитив и негатив фотоснимка. Изображения с одной стороны были нанесены красной краской поверх глины желто-зеленого, оливкового цвета, в части напротив она сама формировала рисунки, углубленные в ее красный фон. «Как обратная сторона Луны», – думал Дато, отходя к окну.
Сквозь кипарисы сада церкви Святого Георгия, куда выходил внутренний двор, светили редкие огни Авлабари[18] на той стороне реки, и стояла какая-то особая тишина замершей жизни, что только и бывает в церковных садах да на кладбищах.
«Дело ясное – штука ценная, – совещался Дато сам с собой. – Неужели обруч золотой? Но это и медь может быть… И кому вино в таком кувшине сделали? Царю? Патриарху?..» Дато не сомневался, что внутри сосуда – вино. Что еще бывает в квеври?
Докурив, он вернулся к столу, взялся за «светлую» часть квеври. Разгадывать этот один большой ребус Дато начал с поиска схожих элементов. Таким был повторяющийся сверху и снизу орнамент: сплошная полоса, к которой – на равном удалении друг от друга – снизу крепились по семь «горошин». Ритм дробился, когда линия свивалась в петлю: внутри нее теснились те же «горошины». Можно было подумать, что линия – это поверхность земли, а петля – яма. «И что там закопано?» – гадал Дато и, не найдя ответа, переключился на две другие повторяющиеся полоски.
«Вода», – пробежал он глазами по волнистой линии с характерными загогулинами, что тянулась от края до края «светлой» стороны. В одном месте она делилась надвое, подобно рукаву реки. Это происходило там, где над водой появлялся треугольник. «Это что за зверь? Вроде капюшон палача с прорезями для глаз… Или гора с двумя пещерами?..»
Еще необычней были образы в центре квеври. Загадочные существа здесь совершали некий обряд. «Не лица, маски! – смотрел в лупу Дато. – Не бывает таких длинных носов и подбородков! И хвосты висят… А на ногах – башмаки странные, носки к небу задраны».