– Мы ещё не до конца поняли силу слова. И, не важно, порождается оно мыслью или стихийным потоком жизни. Слово – это силище. Ведь оно воздействует на всех – мужей, женщин, детей, стариков, рабов, эллинов и варваров, даже на богов. А если это слово красивое, звучное, привлекательное, значимое и уместное, то оно может покорить всех, вызвать у людей самые глубокие чувства. Вот увидите. Со временем я докажу вам и всем остальным его величие, силу и подлинную значимость. Его величество слово!
– Что есть настоящее слово и какова его подлинная сила? – спросил Анахарсис.
– Настоящее слово – это творческая мысль, воплощённая в звуке, – ответил Феспид. – А сила его различна. Оно может очаровать людей, а может и разочаровать их. Главное, чтобы оно было звучным, красивым, привлекательным, уместным.
– Слово, исходящее из разумной мысли, – это действительно сила, – уточнил Солон.
Застолье и развлечения в саду затянулись допоздна. Его участники обсуждали самые разные вопросы. Главкона, например, интересовало, чем питаются скифы, есть ли у них хлеб, рынок, баня. Анахарсис ответил, что хлеба у них в избытке и что даже эллины едят хлеб из скифского зерна. Главкон почему-то не знал этого и вопросительно посмотрел на Солона. Тот стал активно кивать головой, а потом уточнил:
– Скифское зерно – лучшее и, пожалуй, самое дешёвое. Скифы, к нашему удовольствию, не умеют торговаться, как мы. Иногда на рынке свои товары они отдают за полцены. А хитрые и проворные эллины пользуются этим.
– Рынок, особенно эллинский, – включился в разговор Анахарсис – это место, придуманное вами нарочно, чтобы обманывать друг друга, не говоря уже о нас – скифах. Мои соотечественники бесхитростны и всяких рыночных уловок не знают и по этой причине часто остаются в проигрыше. А, посему, и рынок не любят.
– Да кто его любит? – встрял в разговор Феспид. – Глаза б мои его не видели. Едва ли не все деньги оставляю там. И, главное, непонятно, кому и зачем их отдаю. Стоит только войти в рынок, сразу же теряюсь. И то понравится, и это, и даже то, что не понравилось, зачем-то покупаю. Вроде бы не собирался, но торговцы непременно очаруют собственными причитаниями и уговорят меня что-нибудь приобрести. Ох, если бы моя воля, то не сомневайтесь – разогнал бы все эти торговые сборища, а на их месте возвёл храмы и здания для увеселительных развлечений.
– Где-где, а на рынке творится всякое. И развлечений там, Феспид, тоже хватает, – незамедлительно отреагировал Солон. – На рынке действуют свои законы, причём далеко не лучшие, часто противоречащие установлениям государства. Но без рынка, поверь мне, тоже нельзя прожить. Если бы ты даже очень желал этого, то, всё равно, никак нельзя! Для нашей жизни рынок не менее важен, нежели Экклесия, или храм. Я бы даже рискнул заметить, что есть люди, способные прожить без них, а без рынка – никто не может существовать. Но, скажу вам, друзья мои, что Анахарсис, рассуждая о рынке, подал добротную мысль. В торговле следует навести порядок. Время для упорядочения – настало. Пожалуй, я разработаю закон по этому вопросу. А пока закона нет – завтра же стражам дам распоряжение, чтобы следили за порядком на рынке и справедливыми ценами на товары. Между прочим, стража у нас скифская, её начальник тоже скиф. Полагаю, что они изменят положение дел к лучшему. Из их числа следует назначить агорономов.
Таким образом, Анахарсис стал сопричастным к появлению закона «О рынке», который был принят некоторое время спустя.
– А как же всё-таки с баней? – не унимался Главкон. – Вы, скифы, моетесь или нет? Где, когда и чем вы моетесь? – допрашивал он царевича. – Дело-то важное и меня оно интересует больше, нежели какой-то там рынок.
– Моемся мы, моемся, Главкон. Моемся водой и снегом. Делаем это тогда, когда возникает необходимость и желание. Моемся, где придётся – в реке, в ручье, в море, даже в лесу, если находим там воду.
– А правда ли, что вы – скифы, можете ходить в зимние морозные дни голыми? – наседал Главкон.
– Ну, это не вопрос, – возгордился Анахарсис, – ходить обнажёнными – мы не стыдимся и не боимся делать подобное даже во время сильного мороза. Ты ведь ходишь по морозу с открытым лицом? Так вот, у меня всё тело, как твоё лицо – мороза не боится.
– Главкон тоже однажды испробовал закалить всё своё «большое лицо» на снегу, – рассмеялся Аристодор, – когда у Солона перебрал вина. И если бы не твой сородич Иеракс, нашедший и спасший его, то не было бы кому сейчас задавать тебе коварные вопросы. Аид до сих пор по нём скучает.
Услышав подобное, Солон удивлённо поднял глаза на своего ближайшего друга и тревожно спросил:
– Главкон, что я слышу? Неужели это правда? Почему я об этом ничего не знаю? Опьянение есть искушение. Пьянство есть истинное безумие, оно лишает нас способностей. Или ты игнорируешь сей афоризм?
Бывший стратег застеснялся, раскраснелся, почувствовал себя неловко, будто его схватили за руку при попытке воровства. Он опустил низко голову и тихо ответил:
– Знать всем о случившемся не обязательно. Невелико событие. Я и сам о нём подзабыл. Если бы не Аристодор, то о таком «приятном» никогда бы и не вспомнил. Да и скажу я тебе честно – явно преувеличивает ареопагит. Подумаешь, упал Главкон слегка, повалялся с удовольствием в снегу; снега ведь давно не было. Немного натёр им своё тело. А тут случайно рядом оказался Иеракс с двумя стражниками. Ну, помогли они мне подняться, довели до дома и ушли восвояси. Хотя, Солон, не сомневайся, я бы добрался самостоятельно. Я в своих силах всегда уверен, ты же меня знаешь.
– Главкон, – поучающе произнёс Солон, – избегай удовольствия, которое рождает печаль. Твоё излишнее увлечение вином могло бы закончиться печально для всех нас.
– Вот видишь, скифы спасли тебя, а ты их третируешь, – встрял в разговор Феспид. – Негоже так. Вместо благодарности их царевичу, ты измучил его своими вопросами.
Главкон уже перестал было расспрашивать Анахарсиса, но от одного-двух вопросов никак не смог удержаться.
– А насчёт диктерионов у вас как обстоят дела?
– Насчёт чего-чего? – явно не понял вопроса царевич.
– Ну, насчёт того, чем я сейчас занимаюсь на государственном поприще. То есть публичной проституции.
Анахарсис недоумевающе глазел на смотрителя афинских диктерионов, не понимая существа заданного им вопроса. Все присутствующие заулыбались и начали подмигивать Главкону, дескать, ну зачем так? О каких таких диктерионах может идти речь в Скифии? У них же нет никаких домов, не то чтобы диктерионов. Не в кибитках же их обустраивать. Оставь, во имя Афродиты, гостя в покое. Тем не менее, сомневающийся Главкон недовольно буркнул себе под нос: «Никогда не подумал бы, что в Скифии нет диктерионов, даже скифских. И как они там без них живут».
Тут вовремя вступил в разговор Аристодор, решивший задать гостю вопрос основательнейший. Он, видимо, долго шёл к нему, можно сказать даже, подкрадывался, прислушивался и присматривался, не задаст ли его, этот вопрос, кто-нибудь другой из участников сегодняшней встречи. Но поскольку никому в голову такая затея не пришла, то ареопагит, скрепя сердцем в конце концов из себя выдавил:
– Ответь мне и всем нам, любезный гость, на политический вопрос. Скифия – это государство или свободное сожительство степных народов? Имеются ли у вас архонты, Буле, Гелиэя, Ареопаг, Экклесия? Действуют ли принятые гражданами или кем-либо другим законы? Защищены ли у вас граждане и имеются ли вообще граждане? Имеется ли у вас настоящая политическая жизнь?
Анахарсис, который до сих пор ощущал себя хорошо, несмотря на колючие вопросы Главкона, после вопроса Аристодора немного растерся, можно даже сказать попал в серьёзное затруднение. Он не сомневался в том, что афиняне знали ответы на эти вопросы, но видимо хотели услышать их от самого скифского царевича. Им стало интересно, как объяснит политическое состояние скифов их царевич. То есть человек, имеющий прямое отношение к государственности. Соблазн-то велик, очень велик, для мужей, интересующихся политикой.
Будучи не совсем готовым к ответу на столь сложный вопрос, Анахарсис высказал то, что в сию минуту пришло ему на ум:
– Нельзя полагать, что мы – дикари, и что у нас отсутствует государственная власть. Она имеется, в противном случае я не был бы царевичем и вряд ли находился среди вас. Разве что в качестве раба. Государственность имеется у скифов, однако она далека от эллинской. Всего того, о чём ты спрашивал Аристодор, у нас нет. Но разве во всём мире мы одни такие? Подобных нам народов и государств – не счесть. Это только вы – эллины, опередили нас намного в деле строительства государственных начал и во многом другом. Мы будем у вас учиться этому, за сим я и прибыл в Аттику. Да, насчёт жизни в Скифии так скажу. Она у нас есть, живут же люди. Но если говорить честно, откровенно, то я склонен считать, что подлинная жизнь мне встречалась только в Афинах, а в Скифии – прозябание.
Видя тяжёлое затруднение скифа, Главкон решил помочь ему более простыми житейскими вопросами. И как ни в чём не бывало, после довольно длительной паузы, вполне доброжелательно снова спросил чужестранца:
– Ну, ладно, оставим в покое диктерионы, и тем более неинтересные вопросы ареопагита, скажи-ка лучше мне, царевич, чем вы там питаетесь? Вы, небось, пищу вовсе не готовите, поскольку нету домов?
– Питаемся всем тем, что принимает желудок. Мясо, рыбу, хлеб, фрукты и ягоды едим с удовольствием. В голодные времена можем употреблять корни, червей, жучков. Но скифы никогда не пересыщаются. Они в вопросах приёма пищи знают меру, в отличие от многих эллинов, любящих безмерно поесть.
«Какая разумная мера, если вы едите червей и жуков?» – подумал Главкон, но не стал обижать Анахарсиса и смолчал.
– Я хочу о серьёзных делах расспросить нашего гостя, а не о червях и жучках, – вдруг неожиданно для всех молвил Феспид.
Причём произнёс это он таким тоном, как будто всё то, о чём ранее расспрашивали Анахарсиса, было пустяковым делом. Главкон, казалось, готов был от недовольства сорваться с места и наброситься на молодого поэта. Другие участники застолья тоже бросили недовольные взгляды в сторону поэта.
– Я говорю это не шутки ради, а ради истины и обстоятельного познания скифской жизни, – объяснил Феспид свой замысел. – Так вот, Анахарсис, ответь нам, эллинам – боги у скифов есть? А то я слышал, что вместо богов вы поклоняетесь странным идолам, кумирам.
Анахарсис недоумённо посмотрел на Феспида, будто-бы он спросил его не о богах, а о том, есть ли в Скифии люди на двух ногах. Недолго думая, он страстно произнёс:
– Если есть мы, то должны быть и боги. Без богов люди не могут жить!
– И скифы тоже не могут? – иронично спросил Феспид.
– А скифы что не люди? – возмущённо ответил царевич. – Такое у меня предчувствие, Феспид, что ты стремишься, стать скифским жрецом, полагая, что мы не способны к вере и жречеству, и собираешься нас учить всему такому.
– А скифские боги без людей могут жить? – с неподдельным любопытством и вполне серьёзно спросил Главкон и сразу же опасливо посмотрел в сторону Солона.
– Почему ты меня об этом спрашиваешь, Главкон? Я не Бог, я всего лишь царевич и то – скифский. Обратись с этим вопросам к самим богам. На худой конец к оракулу. Может они удовлетворят твоё странное любопытство.
Молчавший во время этого спора Солон заинтересованно попросил царевича кратко рассказать о богах скифского народа, о их именах, о том, в чём они покровительствуют людям.
– Действительно, скажу кратко, – ответил Анахарсис. – Ибо всё сложно и даже бесконечно. Богов у нас меньше, нежели у эллинов, но тоже достаточно много. К тому же каждое скифское племя имеет собственных богов. Назову самых почитаемых из всех: Папай – так зовут нашего Зевса, он Бог неба. Апи – его супруга, равна эллинской Гее, но покровительствует и земле, и морю. Ойтосир – сравним с Аполлоном, он Бог солнца. Аргимпаса – Богиня плодородия и владычица дикой природы. Она близка к Деметре, Артемиде и Афродите. Таргитай – почитается как наш первопредок, так сказать, скифский первочеловек. Он близок к вашему Гераклу. Тагимасада – сравним с вашим Посейдоном. Ему преимущественно поклоняются скифские вожди и цари. Особо хочу сказать о Табити. Мой отец почитает её царицей над всеми богами, а также божественной царицей скифского народа. Она покровительствует власти, домашнему очагу, посредничает между небесными и земными силами. Хочу сказать вам откровенно, что вопрос о наших богах очень неоднозначный. Много спорного и непонятного для Анахарсиса в божественном скифском мире. Между многими нашими богами и кумирами нет разницы. Во всяком случае, я её не вижу и не нахожу. Полагаю этого достаточно для первого знакомства с нашей религией. Кто хочет знать больше – отправляйтесь в скифские степи.
– Ты прости меня, царевич, – отягчающе произнёс Главкон. – Нелегко добраться до ваших степей, а посему позволю себе ещё такой вопрос, да и без знания ответа на него опасно к вам направляться. Меня сильно беспокоят злые духи. Есть они в Скифии или все сбежали оттуда?
– Злые духи, Главкон, всегда есть там, где есть люди. И особенно их много там, где в избытке злых людей. Но добрым и честным индивидам бояться их нечего. Зло страшится добра. А добро не приемлет зло. Поэтому их встреча не сулит ничего хорошего злу. Добро всегда сильнее зла, если даже зло временно торжествует. Зло также не приемлет другое зло; меж собою они враги. А вот добро всегда в дружбе с другим добром. Будь добрым, Главкон, и будь сильным. Тогда никто тебе не будет страшен даже в наших степях.
– А ему и так никто не страшен, – рассмеялся Аристодор.
Главкон внимательно слушал скифа и неопределённо покачивал головой. Само собой, разумеется, у него возникло несколько вопросов по делам религиозным, но задавать их царевичу не стал, видя, с каким большим напряжением тот излагает их. Иначе и быть не могло, тема для человека тяжёлая. Более того, он решил выручить Анахарсиса и, взглянув на Феспида шутки ради, спросил царевича:
– А мечтаете вы, скифы, о чём?
– Кто о чём, – улыбнувшись, ответил царевич. – Кто-то о том, чтобы стать царём или царицей, кто-то мечтает приобрести хорошего коня, кто-то всё время размышляет об оружии, а у иного мечта – добротно поесть или выспаться. Кто-то всё время думает о том, чтобы выжить. Да мало ли о чём мечтают наши люди. У каждого человека своя мечта. И вряд ли он о ней кому-либо рассказывает. А я мечтаю о том, чтобы мои скифы не голодали, не мёрзли, не гибли зря, жили в таких условиях, как эллины, и были такими же образованными людьми. А для этого я буду стремиться постичь многие премудрости жизни. А ты, Главкон, о чём хорошем мечтаешь?
– Я? – удивился Главкон, видимо, не ожидая, что вопрос, заданный им, вернётся ему самому. Он почесал затылок и, шутя, поведал скифу:
– Моя заветная мечта благодаря Солону уже сбылась – я стал порностратегом. Может ли кто из настоящих мужей мечтать о большем? Вряд ли! Правда, по секрету, скажу лишь только тебе ещё об одной моей мечте, исполнить которую не поможет даже наш законодатель. Ибо тут государственные законы бессильны. Она заключается в том, чтобы… чтобы самому почесать левую лопатку. За это, Анахарсис, я готов пожертвовать чем угодно. Ты себе представить не можешь, как мне хочется иногда почесать правой рукой левую лопатку. Но поскольку правой руки у меня нет, то сделать этого я не могу. И, видимо, никогда уже не смогу, никогда!
– Так почеши левой, Главкон!
– Левая рука толком не достаёт, а правой руки – нет. И я, царевич, об этом только и мечтаю. Днём и ночью об этом лишь думаю, особенно когда там чешется. Но ведь чешется и в других местах, куда левой рукой никак не достанешь. И таких мест у меня предостаточно. Ты не представляешь, какие муки претерпеваю я.