– Я собираюсь выйти и кое-что купить моим девочкам. Может быть, вы захотите, чтобы я выполнила какие-нибудь ваши поручения, мои юные леди? – спросила миссис Моффат, неуклюже вдвигаясь в комнату, словно слон, облаченный в шелк и кружева.
– Нет, спасибо, мэм, – ответила Сэлли, – я уже купила себе новое платье на четверг, из розового шелка, так что мне ничего не нужно.
– А мне… – начала было Мег и замолкла – ей пришло в голову, что хорошо бы попросить миссис Моффат купить ей несколько нужных вещиц, но ведь она не может этого себе позволить!
– А что ты наденешь?
– Опять мое старое белое, если смогу починить его так, чтобы можно было в нем показаться: оно сильно порвалось вчера вечером, – сказала Мег, стараясь говорить спокойно и просто, но чувствуя себя очень неловко.
– Так почему бы не послать домой, за другим? – спросила Сэлли, не отличавшаяся большой наблюдательностью.
– У меня нет ничего другого. – Это признание стоило Мег больших усилий, однако Сэлли этого не заметила и воскликнула, вполне по-дружески изумившись:
– Только это?! Как странно… – Речь свою она не смогла закончить, так как Белл посмотрела на нее, качая головой, и вмешалась в разговор, доброжелательно заявив:
– И вовсе не странно! Какой смысл иметь много платьев, если она еще не выезжает? И незачем посылать домой, Дейзи, даже если бы их у тебя дома была целая дюжина. У меня есть очень миленькое голубое, шелковое, я из него выросла, и ты его наденешь, чтобы доставить мне удовольствие, ведь наденешь, правда, дорогая?
– Вы все очень добры ко мне, но меня не смущает мое старое платье, если вы ничего против него не имеете. Оно вполне подходит для такой, как я, несветской девочки, – ответила ей Мег.
– Ну пожалуйста, позволь мне получить удовольствие от того, что я наряжу тебя в соответствующем стиле! Я обожаю это делать! Штрих там, штрих тут, и ты у нас будешь настоящей маленькой красавицей. Я никому не позволю взглянуть на тебя, пока все не закончу, пока ты не будешь готова, и тогда мы неожиданно ворвемся к ним, точно Золушка со своей крестной, приехавшие на бал, – уговаривала ее Белл, вложив всю силу убеждения в свои слова.
Мег не могла отказаться от предложения, сделанного таким дружеским тоном, да и желание увидеть, станет ли она и впрямь «маленькой красавицей» после одного-двух «штрихов», заставило ее согласиться и забыть о неприятных чувствах, некоторое время тому назад возникших у нее к Моффатам.
В четверг вечером Белл заперлась у себя в комнате со своей горничной, и совместными усилиями они превратили Мег в светскую даму. Они завили ей волосы волнами и закрутили их в локоны, напудрили тонкой душистой пудрой шею, плечи и руки, коснулись губ кораллиновой помадой[53], придав им более сочный цвет, и Гортенс – горничная – добавила бы даже малую толику румян, если бы Мег не воспротивилась этому. Они зашнуровали ее в небесно-голубое платье так туго, что она едва могла дышать, а вырез показался ей таким глубоким, что скромная Мег покраснела, увидев себя в зеркале. К сему был добавлен убор из филигранного серебра – браслеты, ожерелье и даже серьги, так как Гортенс сумела привязать их розовой шелковинкой так, что ее не было видно. Букет из нескольких бутонов чайной розы и рюш на груди примирили Мег с выставленными напоказ прелестными белоснежными плечами, а шелковые ботиночки на высоком каблуке окончательно удовлетворили ее самые сокровенные желания. Кружевной платочек, веер из страусовых перьев и букет в наплечной букетнице довершили превращение, и мисс Белл оглядела Мег с удовольствием маленькой девочки, по-новому нарядившей свою куклу.
– Мадемуазель выглядит charmante, tres jolie[54], не правда ли? – воскликнула Гортенс, хлопнув в ладоши в притворном восторге.
– Пойдем, покажись всем остальным, – предложила мисс Белл и пошла вперед, в ту комнату, где ожидали их другие сестры.
И Мег пошла за ней, шурша шелком, волоча по полу шлейф юбки, позвякивая серьгами, кудри ее развевались, а сердце колотилось в груди, и она чувствовала, что вот-вот наконец начнется для нее настоящее развлечение: ведь само зеркало ясно сказало ей, что она – «маленькая красавица». Да и подруги ее с энтузиазмом повторили эту фразу несколько раз, и она постояла какое-то время, подобно вороне из басни, наслаждаясь одолженными ей павлиньими перьями, пока остальные девицы вокруг нее трещали, как стайка сорок.
– Нэн, пока я одеваюсь, научи ее справляться с юбкой и с этими французскими каблуками, не то она может споткнуться и упасть. А ты, Клара, возьми свою серебряную бабочку и подхвати эту длинную прядь с левой стороны ее прически, и пусть никто из вас не испортит чудесную работу моих рук! – распорядилась Белл, явно весьма довольная собственным успехом, и поспешно выбежала из комнаты.
– Ты нисколечко на себя не похожа, но выглядишь очень мило. Мне теперь с тобой даже и не сравниться, потому что у Белл бездна вкуса и ты стала совсем француженка, я тебя уверяю. Держи свой букет свободнее, пусть цветы немного свисают, не осторожничай с ними и старайся не споткнуться о шлейф, – посоветовала ей Сэлли, пытавшаяся не огорчаться, что Мег выглядит красивее, чем она.
Ни на миг не забывая об этом предупреждении, Маргарет благополучно сошла вниз по ступеням лестницы и вплыла в гостиные, где с несколькими ранними гостями уже находились мистер и миссис Моффат. Мег очень скоро обнаружила, что в богатой одежде кроется некое очарование, привлекающее людей определенного класса и неминуемо вызывающее их уважение. Несколько юных леди, прежде не обращавших на нее никакого внимания, вдруг стали с ней очень милы. Несколько молодых джентльменов, на предыдущем приеме лишь поглядывавших в ее сторону, теперь не только поглядывали, но просили быть ей представленными и наговорили ей массу глупостей, тем не менее довольно приятных, а несколько пожилых дам, расположившихся на диванах и обменивавшихся критическими замечаниями о других гостях, с интересом спрашивали, кто она такая. Она слышала, как миссис Моффат отвечала одной из них:
– Это Дейзи Марч… Отец – полковник, сейчас в армии… Одно из лучших семейств здесь, у нас, но – превратности судьбы, знаете ли… Близкие друзья Лоренсов… Милейшее создание, уверяю вас, мой Нед от нее в совершенном восторге!
– Подумать только! – произнесла пожилая дама, поднимая к глазам лорнет, чтобы еще раз обозреть Мег, которая старалась сделать вид, что ничего не слышала и вовсе не шокирована выдумками миссис Моффат. «Странное чувство» никуда не девалось, но Мег представила себе, что теперь она играет новую для себя роль светской дамы, и справилась с нею довольно неплохо, хотя из-за туго зашнурованного платья у нее болели бока, шлейф постоянно попадал под ноги, и ее не покидал страх, что одна из сережек может вдруг слететь и потеряться или сломаться. Она кокетничала, играла веером и смеялась неостроумным шуткам юного джентльмена, пытавшегося острить, когда вдруг смех ее замер – так она была смущена: прямо напротив себя она увидела Лори. Он смотрел на нее во все глаза с нескрываемым удивлением и даже, как ей показалось, с неодобрением, так как, несмотря на то что он поклонился ей с улыбкой, что-то в этих честных глазах заставило ее покраснеть и пожелать, чтобы на ней было ее старое платье. В довершение неловкости она заметила, как Белл подтолкнула Энни локтем и обе они взглянули на нее, а потом на Лори, который, к ее великой радости, выглядел необычайно юным и застенчивым.
«Глупые девчонки, взяли и вбили мне в голову такие мысли! Не стану об этом думать, ни на йоту не изменюсь», – решила Мег и поспешила пройти через всю гостиную – пожать другу руку.
– Я рада, что вы здесь, я боялась, что вы не приедете, – произнесла она самым взрослым своим тоном.
– Джо хотела, чтобы я поехал, а потом рассказал ей, как вы выглядели, вот я и явился, – ответил Лори, не глядя на нее, хотя позволил себе слегка улыбнуться ее материнскому тону.
– И что же вы ей скажете? – спросила Мег, снедаемая желанием выяснить его мнение о себе и впервые за все время чувствуя себя с ним неловко.
– Скажу, что я вас не узнал, – вы выглядите такой взрослой и непохожей на себя. Я вас побаиваюсь, – признался он, теребя пуговичку у себя на перчатке.
– Какая нелепость! Девочки нарядили меня ради шутки, и мне это даже нравится. А Джо не раскрыла бы глаза от удивления, если бы меня увидела? – продолжала расспросы Мег, которой хотелось заставить его сказать, считает ли он, что она похорошела, или нет.
– Да, думаю, раскрыла бы, – мрачно откликнулся Лори.
– Такой я вам не нравлюсь? – прямо спросила Мег.
– Нет, такой – не нравитесь, – столь же прямо ответил Лори.
– Почему же нет? – Тон был взволнованный.
Лори окинул взглядом ее прическу, мелкие волны и локоны, обнаженные плечи и фантастически разукрашенный наряд с таким выражением, что смутил ее гораздо больше, чем своим ответом, в котором не было и следа его обычной обходительности.
– Мне не нравятся разодетые в пух и прах девицы.
Услышать такое от мальчика почти на два года младше, чем она сама, было уж слишком, и Мег двинулась прочь, обиженно бросив ему:
– Вы самый грубый из всех мальчишек, каких мне доводилось видеть!
Чувствуя себя сильно задетой за живое, Мег отошла подальше, к укромному окну, и встала там, желая остудить разгоревшиеся щеки, так как слишком узкое платье придало им необычайно яркий цвет. Пока она там стояла, мимо нее прошел майор Линкольн, и минуту спустя она услышала, как он сказал своей матери:
– Они делают из той молоденькой девушки глупую гусыню. Я хотел, чтобы вы, матушка, на нее посмотрели, но сегодня она всего лишь кукла – они ее совершенно испортили.
«Вот так-то! – вздохнула Мег. – Какая жалость, что я, неразумная, не надела свое собственное платье! Тогда я не вызывала бы отвращения у других и не чувствовала бы такого неудобства и неловкости, да и не стыдилась бы самой себя».
Она прислонилась лбом к холодному стеклу и стояла так, полускрытая занавесями, не обращая внимания на то, что начался ее любимый вальс, пока не почувствовала, как кто-то коснулся ее руки, и, обернувшись, увидела Лори, с раскаянием на нее глядящего. С самым элегантным поклоном он протянул к ней руку и произнес:
– Прошу вас простить мою грубость и согласиться танцевать со мной.
– Боюсь, это будет вам слишком неприятно, – отвечала Мег, пытаясь сохранить обиженный вид, что ей совершенно не удавалось.
– Ничего подобного! Мне до смерти хочется танцевать с вами. Мне не нравится ваше платье, но вы сами, как я нахожу, просто великолепны! – И Лори всплеснул руками, будто ему не хватало слов, чтобы выразить свое восхищение.
Мег заулыбалась и смилостивилась, а когда они стояли, выжидая момента, чтобы попасть в ритм, она шепнула ему:
– Только смотрите не споткнитесь о мой шлейф, это просто бедствие какое-то, и я – глупая гусыня, что согласилась это надеть!
– А вы заколите его вокруг шеи, и тогда он окажется полезен, – посоветовал Лори, глядя на ее голубые шелковые ботиночки, которые он, по-видимому, одобрял. И они быстро и грациозно вступили в круг, ведь они много раз танцевали дома и успели прекрасно станцеваться, так что эта солнечная юная пара радовала глаз, весело кружась по комнате, и оба они ощущали, что дружба их после небольшой размолвки только окрепла.
– Лори, я хочу попросить вас об одолжении, вы не возражаете? – спросила Мег, когда они остановились и он принялся обмахивать ее веером, так как у нее очень скоро перехватило дыхание, хотя она не хотела бы даже себе признаться почему.
– Неужели я стал бы возражать?!
– Пожалуйста, не рассказывайте им дома о моем сегодняшнем наряде. Этой шутки они не поймут, и мама встревожится.
«Так зачем же вы согласились?» – спросили глаза Лори так явственно, что Мег поспешила добавить:
– Я сама им про все расскажу, и маменьке поведаюсь в том, какой глупой я оказалась. Только лучше мне самой все это сделать. Так что вы не скажете им, нет?
– Даю вам слово, что нет, но что же мне сказать им, когда меня спросят?
– Да просто скажите, что выгляжу я вполне хорошо и весело провожу время.
– Ну, первое я скажу от всей души, а как быть со вторым? По вашему виду не скажешь, что вам здесь удается так уж весело проводить время. А вам весело? – И Лори взглянул на нее так выразительно, что ей ничего не оставалось, как прошептать:
– Нет. Сейчас – вовсе нет. Не считайте меня такой уж отвратительной, мне просто захотелось немного развлечься, только я нахожу, что такие развлечения – совсем не то, чего я ожидала, я от них начинаю уставать.
– Сюда направляется Нед Моффат. Чего ему надо? – спросил Лори, нахмурив свои черные брови так, будто не считал молодого хозяина дома приятным добавлением к званому вечеру.
– Он записался на три танца и, видимо, идет, чтобы их получить. Вот скучища-то! – ответствовала Мег, принимая томный вид, безмерно позабавивший Лори.
Ему больше не удавалось поговорить с Мег до самого ужина, когда он увидел, что она пьет шампанское с Недом и его приятелем Фишером, которые вели себя, как рассудил Лори, «точно пара отпетых дураков», ведь он чувствовал, что обладает вроде бы братским правом оберегать девиц Марч и бросаться за них в бой, как только им понадобится защитник.
– Утром у вас будет раскалываться от боли голова, Мег, если вы много выпьете. На вашем месте я не стал бы, и вы знаете, что вашей матушке это не по душе, – прошептал он, склонившись над ее креслом, когда Нед отвернулся, чтобы вновь наполнить ее бокал, а Фишер наклонился поднять ее веер.
– А я вовсе не Мег сегодня вечером. Я – кукла, способная совершать всяческие сумасбродства. Вот завтра я сброшу свой «пух и прах» и снова стану умопомрачительно хорошей и доброй! – ответила она, притворно засмеявшись.
– Как жалко, что теперь не завтра, – буркнул он, отходя, огорченный увиденной в ней переменой.
Мег танцевала и флиртовала, болтала и хихикала, точь в точь как это делали ее подруги.
После ужина она пошла танцевать котильон, но делала массу ошибок, чуть не опрокинула партнера, споткнувшегося о ее шлейф, и скакала и шумела так, что Лори был просто скандализован, но продолжал смотреть, обдумывая грядущую нотацию. Однако ему так и не случилось ее прочесть – Мег старательно держалась от него подальше, пока он не подошел к ней проститься.
– Не забудьте! – произнесла она, пытаясь изобразить улыбку – ее головная боль уже началась.
– Silence à la mort[55], – с мелодраматическим поклоном ответил, уходя, Лори.
Эта почти мимическая сцена возбудила любопытство Энни, однако Мег слишком устала, чтобы теперь обмениваться сплетнями, и легла спать, чувствуя себя так, будто присутствовала на маскараде и провела вечер не так весело, как ожидала. Весь следующий день она недомогала, а в субботу отправилась домой, совершенно изнуренная двухнедельными развлечениями, с ощущением, что чуть слишком долго задержалась «на лоне роскоши».
– До чего же приятно побыть в тишине и покое и не все время вести себя, «как подобает в хорошем обществе». Дома у нас очень мило, хотя наш дом вовсе не великолепен, – сказала Мег, глядя вокруг с выражением глубокого покоя, охватившего ее, когда она вместе с матерью и Джо сидела в воскресный вечер в гостиной.
– Я рада слышать, как ты это говоришь, дорогая, ведь я опасалась, что после тамошних украшенных чертогов наш дом покажется тебе скучным и бедным, – ответила ей мать, не раз за этот день бросавшая на нее обеспокоенный взгляд. Ибо глаз матери быстро улавливает малейшую перемену в выражении лица ее ребенка.