Утеряна была вера в победу над проклятыми русскими. Никто уже не надеялся на то, что царь Николай будет повержен, а турки и их союзники погонят прочь своих исконных врагов с земель, которые нечестивые гяуры отобрали у правоверных в течение последних ста лет. К тому же сами союзники – британцы и французы – перессорились между собой и готовы были вцепиться друг другу в глотку. Разве с таким настроением можно было вести победоносную войну?
Новости с фронтов тоже не радовали гарнизон Кёстендже. Русские двигались на юг подобно снежной лавине. После последних диверсий флот союзников позорно бежал из Черного моря в Проливы, и царские войска беспрепятственно высаживали десанты в портовых городах, блокируя и вытесняя гарнизоны. Командующий турецкими войсками в Кёстендже подозревал, что русские могут снова совершить набег на город. Только на этот раз они не ограничатся уничтожением военного имущества. Кёстендже нужен был командованию русских войск как опорный пункт для продвижения их главных сил к Эдирне[22] и далее – к Стамбулу.
Догадывались о подобном варианте развития событий и командиры британских и французских частей. Они поспешили вывести из города наиболее боеспособные батальоны, отправив их по сухопутью в Стамбул. В самом Кёстендже остались лишь вспомогательные и тыловые части, которые потихоньку собирали багаж, чтобы в самое ближайшее время покинуть город. Но русские опередили их…
Эти варвары нагрянули внезапно, причем сразу с двух сторон. С моря, прямо на причалы, был высажен десант. Береговые батареи, разгромленные еще при прошлом набеге, даже не пытались открыть огонь по русским кораблям. Увидев среди русских фрегатов и корветов стальные «корабли-убийцы», о которых рассказывали всякие ужасы, турецкие артиллеристы пустились наутек, забыв, как им предписывал устав, заклепать свои орудия.
Еще один отряд русских, в основном состоявший из казаков и драгун, напал на город с суши. Казаки, развернувшись лавой, сбили союзный конвой, сопровождавший обоз с продуктами и фуражом, вышедший из крепостных ворот. В мгновение ока изрубив тех солдат, кто попытался оказать им сопротивление, они на плечах бегущих ворвались в город. Турецкий отряд, пытавшийся остановить русскую кавалерию, неожиданно с тыла был атакован местными греками и болгарами. Зажатые с двух сторон турки сопротивлялись недолго. Вскоре они бросили оружие, опустились на колени и дружно закричали «Аман!». Казаки и драгуны прекратили беспощадную рубку, а вот местные жители с дикими криками стали резать глотки запросившим пощады туркам. С большим трудом русские отбили у них пленных и под конвоем десятка казаков погнали за ворота крепости.
Турецкий паша, командующий гарнизоном Кёстендже, не питал никаких иллюзий. Он знал, что город ему не удержать, и потому спешно набросал письмо командиру русских сил, высадившихся в порту. В нем он предлагал передать город, арсенал и воинские склады (точнее, то, что от них осталось) в полной целости и сохранности русским, а турецкий гарнизон выпустить из города, сохранив лишь личное оружие офицерам и по одному ружью на десяток пехотинцев. Насчет частей союзников в этом письме не было ни слова. С одной стороны, паша не мог вести переговоры от имени их командиров, а с другой – он со злорадством подумал, что эти самоуверенные франки и инглизы пусть сами выбираются из той ловушки, в которую превратился атакованный со всех сторон Кёстендже.
Парламентер с белым флагом, письмом паши и в сопровождении двух трубачей с большим трудом пробился к порту. То и дело его обстреливали, несколько сопровождавших парламентера кавалеристов-сувари были убиты или ранены. Русский генерал, которому было вручено письмо паши, немного подумав, согласился с условиями капитуляции, предложенными командующим гарнизоном Кёстендже. Вместе с парламентером в турецкий штаб отправился ротмистр, который должен был оговорить порядок сдачи оружия и выход османских частей из города.
А вот с частями союзников, которым не посчастливилось вовремя покинуть Кёстендже, пришлось повозиться. Они заняли постоялые дворы, имевшие крепкие стены, и приготовились как можно дороже отдать свои жизни. Французы и британцы были напуганы историями, рассказываемыми «очевидцами жутких зверств русских варваров». Солдаты союзников не желали, чтобы дикие казаки содрали с них кожу, вырвали у еще живых сердце или зажарили их на костре. Поэтому они встретили предложение русских о сдаче в плен ружейным огнем.
Русский генерал, командовавший десантом, узнав об этом, велел не лезть на рожон и не спешить со штурмом укрепленных зданий, занятых союзниками. По его приказу в городе нашли несколько десятков больших повозок и загрузили их кипами хлопка, изъятыми со склада одного турецкого торговца. Под их прикрытием предполагалось подобраться к воротам осажденных зданий, взорвать их пороховыми зарядами, после чего ударить в штыки.
Но перед решающим штурмом было решено еще раз предложить англичанам и французам сложить оружие. Для этого использовали союзных солдат, захваченных в порту во время высадки. Пленные рассказали своим соотечественникам, что с ними обращаются хорошо, убивать их не собираются, как и отправлять в ужасную Сибирь.
В свою очередь, представители русского командования обещали сдавшимся личную безопасность и возвращение домой после окончания боевых действий. Раненым была обещана медицинская помощь.
В случае же отказа осажденных предупредили, что никакой гарантии их безопасности не будет. На размышление давалось три часа.
После истечения этого срока из окон большинства окруженных зданий выбросили белые флаги. Лишь гарнизон одного постоялого двора, состоявший из британцев, отказался сложить оружие. По окнам здания был открыт меткий ружейный огонь. Стрелки-штуцерники выбивали тех храбрецов, кто пытался отвечать на обстрел. Несколько солдат, подобравшихся к стене осажденного здания, забросили во двор кувшины с нефтью, или, как ее называли здесь, «земляным маслом». Ее уже добывали в расположенном в Валахии городке Плоешти.
Забросив через стену кувшины с нефтью, солдаты швырнули вслед за ними горящие факелы. Во дворе вспыхнуло пламя. Загорелось сено, приготовленное для лошадей и ослов постояльцев, дрова для приготовления пищи. Дико кричали британцы, безуспешно пытавшиеся потушить огонь. Вскоре в окнах здания показались белые флаги. Последний очаг сопротивления в Кёстендже был ликвидирован…
17 (5) ноября 1854 года.
Фолкстон, Англия. Вилла «The Leas».
Барон Майер Амшель («Маффи») де Ротшильд, представитель английских Ротшильдов.
Барон Альфонс Джеймс де Ротшильд, представитель французских Ротшильдов
– Здравствуй, Маффи! – Альфонс, будучи помоложе, первым бросился в объятия кузену. – Прохладно тут у вас, в Англии.
– Прохладно-то прохладно, Альфи, – заметил с усмешкой Маффи все на том же немецком языке, – да только у нас на вилле хоть топят. А то знаешь этих англичан, экономят как могут, иногда всю зиму не пользуются камином, а в ноябре его, почитай, никто еще и не растапливает.
– А еще они называют нас, евреев, жадными, – хмыкнул Альфи. – Ни один еврей не будет сидеть в холоде, если у него есть хоть немного денег, чтобы купить угля или дров.
– И вот из-за этого презренного металла мы с тобой сегодня и собрались, – с ненаигранной грустью добавил Маффи. – Кузен Лионель не может в данный момент отлучаться из Лондона – никогда не знаешь, когда Палмерстон заявится с очередным запросом. Кстати, твой дядюшка прислал тебе кое-какие презенты, в том числе и несколько бутылок вина нового урожая. Из виноградников Шато-Лафит в Бордо, естественно.
Альфред чуть посмурнел и подумал: «Подожди, дядя Лионель, вот куплю я Шато-Мутон, тогда посмотрим, кто кого».
Вслух же сказал:
– Передай дядюшке Лионелю мою благодарность – ты же знаешь, как я люблю хорошее вино, – и огромный привет от его дочери и зятя в моем лице. А мой папа, увы, приболел – подагра, будь она неладна. В последнее время он из-за болезни практически все время в Париже. Поэтому у меня все полномочия для принятия решений – как, полагаю, и у тебя тоже.
– Именно так. Причем решения, не побоюсь этого слова, судьбоносные – ведь ситуация сложилась весьма и весьма угрожающая. И хоть мы, Ротшильды, славимся тем, что умеем получать максимум выгоды из любой ситуации, как тогда, во времена Ватерлоо[23], но сейчас все пошло совсем не так, как мы планировали.
Русские побили и Британию, и Францию, сначала на Балтике, затем и в Крыму. Теперь же они вновь форсировали Дунай и захватили Галац. Пруссия стала де-факто союзницей московитов, Австрия хоть и осталась якобы нейтральной, но пытается всячески задобрить русского медведя. Во всяком случае, делает вид, что пытается…
– Кроме того, русские взяли Бургас и окружили Варну и Кёстендже, – вставил Альфи, – они же устроили масштабные диверсии в обоих портах. Так что падение Османской империи – это вопрос времени.
– Час от часу не легче, – помрачнел Маффи. – И что еще хуже, Наполеон-Жозеф только что вошел в Лотарингию и объявил себя императором. Он движется на Париж.
Альфи побледнел:
– Нужно срочно предупредить об этом папу.
– Мы послали ему телеграмму сегодня утром, – отмахнулся английский Ротшильд, – твой отец уже все знает.
– Это хорошо, что ты поставил его в известность, но ситуация очень сложная. Неизвестно, на чью сторону теперь перейдет французская армия. Увы, последний призыв, когда начали грести всех подчистую, особенно поближе к столице, вызвал большое неудовольствие среди французов. Что на Луаре, что в Шампани, что в Пикардии, что в Лотарингии, император везде стал крайне непопулярен, а Плон-Плон, как ни крути, герой войны, пусть и побывавший в плену. А пообещает он, к гадалке не ходи, мир. Тем более что Франции – в отличие от нас – вооруженный конфликт с русскими был абсолютно не нужен.
– Да, войну, похоже, придется сворачивать, причем это ни для кого не будет сюрпризом. Лионель поговорит с Викторией и с Палмерстоном, и все вместе мы попробуем найти решение, которое подойдет и им, и нам, – тут он зловеще улыбнулся. – Твой папа свяжется с Луи-Наполеоном. Тебе, наверное, стоит послать человека к Наполеону-Жозефу, а еще лучше самому к нему съездить, в зависимости от ситуации. Я немедленно пошлю почтовых голубей дяде Соломону в Вену и дяде Амшелю во Франкфурт. Кто знает, может, нам удастся хоть как-то спасти ситуацию в Австрии и в Пруссии. Но главная проблема, как ты понимаешь, не в этом.
– Понятно, нам нужно как можно быстрее помириться с русскими. Попробуем предложить им льготный кредит, а заодно и предложим подыскать новую кандидатуру на роль агента влияния вместо Нессельроде. Знаю, что министр финансов Петр Брок пытается хоть как-нибудь закрыть дыру в бюджете. Война – дело весьма дорогостоящее. Попытаемся выйти на него и провести предварительный зондаж. Но нужно действовать весьма деликатно – фамилия Ротшильд в России ныне не очень популярна. Кроме того, нужно быть очень осторожными, имея дело с людьми из той таинственной эскадры – их реакция абсолютно непредсказуема.
– Знаешь, Альфи, а вот тут у меня есть одна задумка. Не так давно в Финляндии сумели захватить и доставить сюда человека с той самой эскадры. Вики, как мне докладывали, уже успела сделать из него мальчика-игрушку…
– Вот как? А я-то думал, что она мужу не изменяет.
– Ну, по слухам, когда его нет рядом, то она не гнушается и простым слугой. Но стопроцентной информации у меня не было. А вот теперь – есть. Не зря ведь у нас есть осведомители в большинстве королевских замков. И этот Фэллон…
– Он что, ирландец?
– Да нет, но у него какая-то непроизносимая русская фамилия. Вики сделала его баронетом и дала ему новую. Так вот, неплохо бы выяснить через него, кто есть кто в эскадре, ведь действовать, не имея всей полноты информации, стоит лишь в самом крайнем случае. А здесь, как мне кажется, у нас хоть немного времени, но есть.
– То есть ты займешься этим Фэллоном?
– Именно так. И тогда можно будет встретиться еще раз и обсудить оптимальную стратегию в отношении России. Встречу можно назначить здесь же, либо, например, в Булони. А пока давай пойдем отобедаем.
– Нет, Маффи, лучше уж я немедленно отправлюсь домой – яхта стоит под парами. До связи!
18 (6) ноября 1854 года.
Османская империя. Люлебургаз (Аркадиополь)
– Правоверные, что же такое происходит! – голос водоноса Гасана, казалось, разносился по всему городскому базару. – Смерть идет на нас в обличие слуг Иблиса, которых наслал на нас Ак-падишах[24].
– Да погоди ты, Гасан! – перебил его торговец пахлавой и рахат-лукумом Ибрагим. – Ты толком скажи, о каких таких слугах Иблиса идет речь? Если ты имеешь в виду русских аскеров, так что в этом такого? С ними воевали наши отцы, наши деды и прадеды. Бывало, что они побеждали нас, но ни разу они не занимали наш город. Вот в Эдирне они побывали четверть века назад. Ну и что? Зашли, постояли, заключили мир с нашим повелителем и снова ушли в свои дикие леса. Так, наверное, будет и в этот раз. Ведь сейчас вместе с нашими войсками против русских сражаются войска французов и англичан.
– Ты глуп как ишак, Ибрагим, – завопил Гасан. – Те русские, которые победили войска франкского императора и британской королевы, да и наши войска тоже, сильны как львы и свирепы как волки. Все бегут от них, даже храбрые аскеры падишаха. Вот, кстати, посмотрите: отряд пехотинцев вошел в ворота нашего города. Судя по возрасту и выправке – это редиф[25]. Давайте у них спросим, что происходит…
– Эй, аскеры, – крикнул Гасан, – скажите нам, откуда вы и куда следуете?
По команде усталого и покрытого с ног до головы серой дорожной пылью юзбаши солдаты покинули строй и уселись на корточках вдоль стены караван-сарая.
– Слушай, ты, горлопан, – ответил юзбаши, – разве так встречают правоверные путников после долгого и опасного пути? Мои аскеры голодны, и их мучит жажда. Мы уже больше суток идем, не имея возможности ни отдохнуть, ни поесть.
Гасан засмущался и опустил взор. Потом он вздохнул, снял со своего ослика кувшин с чистой родниковой водой и жестом показал аскерам, мол, подходи и пей.
Кто-то из торговцев поднес служивым поднос с горячими лепешками, кто-то дал корзину с фруктами, кто-то щедро угостил аскеров крепким и душистым «самсуном»[26].
Юзбаши, выпив пиалу воды, сел под навесом, скрестив ноги, и стал внимательно следить за тем, как насыщались подчиненные. Его обступили самые уважаемые торговцы и стали задавать вопросы: куда движется отряд, когда последний раз они видели неприятеля и что будет с Османской империей. Юзбаши отвечал степенно, взвешивая каждое слово. И от того его слова вызывали доверие у торговцев, которые немало повидали на своем веку и научились с ходу определять, правду говорит человек или нет.
– Уважаемые, то, что вы видите перед собой – это все, что осталось от моего бейлюка[27]. Два десятка измученных аскеров, которых я веду в Стамбул, чтобы защитить столицу нашего государства от наступающих русских. Они словно вода во время паводка растекаются по нашим землям…
– И войска нашего падишаха не могут их остановить? – дрожащим голосом спросил Али-бей, торговец коврами. – Неужели неверные настолько сильны?
– О, уважаемые, вы даже не можете представить себе, с какой силой нам пришлось столкнуться! – воскликнул юзбаши. – Эти русские – настоящие дели[28]. Они артиллерией сметают все на своем пути, убивают всех, не щадя даже тех, кто хочет сдаться. А если бы видели, что они вытворяют в захваченных городах и деревнях!