Ноунейм, 2020.
Этот пейзаж идеально подошел бы к любому из рассказов Пелевина…
Мгла и серый туман холодной зимней ночи. Холод и пустота. Желтый свет редких фонарей, в котором вспыхивают белые снежинки… И посреди этого всего – человек.
Человек, одиноко бредущий из ниоткуда в никуда, без всякой цели и без единой мысли в голове. Тротуары вдоль больших дорог – самые забытые богом места. Иногда кажется, что точки света в темноте слева – огоньки окон домов, в которых плотно закупорен покой и уют, как джинн в бутылке. Но стоит только взглянуть вперед и чуть вверх, как становится ясно, что это все иллюзия, а реальна лишь серая пустота, в данный момент представленная в виде тумана.
Впереди и чуть слева стройка – если так можно назвать огромный подъемный кран, возвышающийся над жалкими развалинами, разбросанными по грязному снегу. Подъемный кран зачем-то украсили гирляндой красных лампочек, вспыхивающих каждые три секунды. Может быть, это лишь потому, что приближаются новогодние праздники, а скорее всего, это просто желание неведомого человека противопоставить хоть что-то всепоглощающей пустоте…
Но у того, кто повесил лампочки на подъемный кран, ничего не вышло. Если бы не было этого крана и тем более этой дурацкой гирлянды, пейзаж был бы не столь ужасающим. Без этого металлического чудовища серая пустота выглядела бы всепоглощающей, но не пугающей. А так… стоит только взглянуть на мигающий в темноте кран и бездну серого тумана, сливающегося с морозной ночной мглой позади этого крана… Сразу содрогаешься, понимая ничтожество человеческих сил перед пустотой. Кран, как огромный fuck, которым Человек грозит неведомому. А страшно становится не потому, что неведомое нисколько не пугается этого крана. Страшно потому, что неведомое вообще не замечает его – последнюю надежду и угрозу отчаявшегося человечества…
Или, например, фонари. В такую ночь сразу понятно, как бессильно человечество, в иррациональном страхе швырнувшее во тьму эту сеть электрических огней, чтобы расцветить ночь. Фонари – они вроде бы светят. Но на них давит сверху все та же всепоглощающая пустота. Вот некоторые из них уже не горят – некому заменить перегоревшие лампочки. А вот и герой среди фонарей – он сражается с пустой темнотой до последнего. Он вспыхивает и горит секунд тридцать, но пустота давит на него – и он снова гаснет. Тьма наползает на землю в том месте, где фонарь еще недавно создавал светлое пятно. Кажется, что тьма уже победила, но нет! – фонарь снова вспыхивает, снова освещает угол своего перекрестка положенные тридцать секунд и… снова отступает. Нет, с этой мглистой пустотой все не так просто.
А поток машин, несущихся на максимальной скорости от пробки к пробке? И в каждой машине сидит уверенный в себе человек, изнутри направляющий своего железного монстра к неведомой нам, но четкой и ясной для него цели. И таких людей много – они проносятся нескончаемым потоком автомобильных фар, возникающих из пустоты и снова растворяющихся в ней. На пару секунд (или на пару столетий) можно даже подумать, что мир людей реален, можно поверить во все те нарочито уверенные речи, которые они произносят друг перед другом, уверяя всех и, прежде всего, самих себя, что все в порядке, что они живут в объективном материальном мире, который подчиняется законам, известным Человеку… Ха! И еще раз Ха! Даже не нужно никого разубеждать, достаточно всего лишь отвести взгляд от шоссе и взглянуть налево, туда, где красной гирляндой грозит пустоте обреченный подъемный кран. А если еще глядеть на этот мглистый морозный туман через узкую щель дощатого забора… Становится совершенно ясно, что ничего не изменилось.
Эта пустота всегда была, всегда есть и всегда будет. В детстве мы чувствуем ее острее – в серых сумерках дождливого дня, в утреннем тумане, в зимние вечера, когда мир темнеет за считанные минуты. Можно до бесконечности убеждать себя, что ты повзрослел и избавился от глупых детских страхов, можно до бесконечности загружать свою голову идеей научно-технического и культурного прогресса, который когда-нибудь приведет нас к свету… Это все – только слова, создаваемые людьми для защиты от пустоты. Многие даже думают, что это – очень эффективная защита. Что ж, может быть. По крайней мере, те, кто вооружен словами, не замечают этой пустоты вокруг себя – они могут видеть фонари, «Мерседесы», «Хаммеры» и «Порше», подъемный кран, украшенный нарядной гирляндой. Но пустота остается пустотой, она окружает и поглощает тех, кто видит подъемный кран и не видит тумана за ним. Люди не замечают не только того, что пустота где-то рядом. Они не замечают и того, что она давно поглотила их со всеми потрохами.
Снова вспыхивает на положенные тридцать секунд погасший было фонарь. Пустота за подъемным краном безмолвствует, хотя она могла бы посмеяться над бесплодными попытками фонаря дать ей отпор. Но: на то она и пустота. Она не смеется. Она не торопится. Когда-нибудь лампочка в фонаре перегорит окончательно. Для пустоты время не имеет значения. Когда фонарь сдастся, она поглотит и его.
Пустоте спешить некуда.
Пустыня
Перечитывая, сам удивляюсь – совершенно не помню, как я написал этот текст. Странно, что эти слова когда-то пришли в моё сознание, но так как рукописи не горят – значит, пришли. Совершенно не помню, когда и при каких обстоятельствах я это написал. Уточнить несложно – тогда я всё тщательно документировал. Где-то сохранён файлик, в нём проставлена дата завершения работы над рассказом, ссылки на первые размещения сборника в электронных библиотеках… по прошествии энного количества лет это всё кажется шелухой) А рассказ – вот он.
Однажды наткнулся – на одном инет-форуме меня вспоминали анонимусы, кто-то из них припомнил именно «Пустыню». То есть, из всех моих наборов букв человеку запомнился именно этот рассказ. Значит, что-то в нём такое есть, чего даже я сам, возможно, не замечаю. Словом – в Избранное.
Ноунейм, 2020.
В этой точке мира не было ничего – так что даже не казалась странной древняя легенда о том, что неподалеку находится край земли, с которого можно упасть. Это и был край земли, только невидимый обычному глазу. И пусть ученые доказывают, что упасть отсюда невозможно, а люди все же иногда падали. Неведомо куда.
До самого горизонта простирался лишь желтый песок и синее небо – вдалеке они сливались в одну волнистую линию, которая отмечала конец всего. А если этого пейзажа вам недостаточно, прибавьте к этому жаркий, раскаленный, дрожащий воздух и невиданную сухость, которая ощущалась как огромная внутренняя пустота. И все это – и воздух, и небо, и пустыня – было для нее лишь декорацией, ширмой, за которой притаилось неведомое.
На деревянных ступенях крыльца сидел старик в шляпе. Его длинные седые волосы спускались далеко ниже плеч, кожа его была покрыта коричневым, почти черным, загаром – видимо, он жил здесь уже не первый год. Полуприкрытые карие глаза смотрели на пустыню.
Подняв в воздух облако пыли, около гостиницы затормозил джип – еще один в веренице машин на стоянке.
– Это отель «Desert Rose»? – крикнул человек из джипа.
Видимо, он обращался к сидящему на крыльце старику, но тот и ухом не повел. Пустыня не любит криков. Впрочем, нельзя сказать, что она их ненавидит – пустыне просто по фигу. Все равно, что слону мертвый комар.
Не услышав ответа, только что прибывший гость повторил свой вопрос, но старик опять промолчал. Поняв, что не добьется ничего вразумительного, гость припарковал машину, выключил мотор и вышел из раскаленного салона под палящие лучи Солнца.
Рядом с автостоянкой расположился отель, хотя вернее будет сказать, что автостоянка располагалась рядом с отелем. Но здесь все было настолько нелогично, что ни один из гостей этого отеля не мог бы точно сказать, что рядом с чем расположено.
Отель был не просто старым. С первого взгляда казалось, что эта деревянная постройка простояла здесь лет пятьсот и вот-вот развалится. Тем не менее, за открытыми окнами виднелись новые шторы, а судя по еле слышному звуку шагов, в отеле кто-то жил. Да и кроме всего прочего, на ступенях крыльца сидел старик в шляпе.
Гость подошел поближе к старику и увидел, что рядом с крыльцом на песке валяется вывеска «The Desert Rose Hotel».
– По крайней мере, я попал по адресу, – пробормотал гость себе под нос.
Немного подумав, он спросил у старика:
– Где мне найти директора отеля?
Старик продолжал смотреть на пустыню, не отрываясь. Гость встал перед ним, загораживая обзор, и снова спросил:
– Где директор этого отеля, я хотел бы здесь поселиться.
Старик не шевельнулся. Мало того, что не шевельнулся сам старик, не дрогнул ни один мускул на его лице. Он даже не моргнул. Было ощущение, что старик так долго смотрел на пустыню, что слился с ней в единое целое, и ему нисколько не мешал придурок, загораживающий обзор.
Гость отступил на пару шагов в сторону и снова пробормотал себе под нос:
– А мне говорили, что здесь я смогу получить ответы на все вопросы.
– Правильно говорили, – отозвался старик. – Но это удовольствие в моем отеле стоит недешево. Или ты платишь сто долларов в день, или уматывай отсюда, пока не поздно.
– А, так вы – живой! – воскликнул гость. – Признаться, я уже начал в этом сомневаться.
– Зря, – ухмыльнулся старик. – Я живее всех живых, сколько бы не оспаривала у меня этот титул мумия дедушки Ленина.
– Отлично, так у вас есть номер? – спросил гость.
– Сто долларов в день, – ответил старик.
– Готов внести предоплату на неделю вперед, – сказал гость.
– На неделю вперед не надо, – ответил старик, вставая. – Пойдем. Ты можешь быть уверен только в сегодняшнем дне. Соответственно, ты можешь заплатить лишь за сутки вперед. Сейчас 17:24, – старик посмотрел на часы. – Значит, ты можешь жить здесь ровно сутки. Завтра в 17:24 мы с тобой либо продляем договор, либо я заселяю на твое место нового постояльца. Считай это местной экзотикой.
Они зашли в разваливающееся здание отеля, и старик распахнул дверь рядом с лестницей, ведущей на второй этаж.
– Вот, здесь есть кровать, если она тебе нужна, – продолжал старик, заходя внутрь. – Окна выходят на пустыню, здесь по-другому и не бывает.
– А это кто? – спросил гость, глядя на неподвижную фигуру в углу.
– Это Элис, – ответил старик. – Она здесь уже две недели сидит в позе лотоса. Я думаю, что она не будет тебя беспокоить. Тем более, раз уж ты решил искать ответы на вопросы, тебе вообще не стоит проводить очень много времени в отеле. Будешь бегать по пустыне. У меня иногда по пять человек в одном номере живут, и ничего. Большинство все время молчат. Ну что, берешь номер?
– Беру, – кивнул гость. – За сто долларов на сутки?
– Угу, – кивнул старик.
Гость достал из кармана бумажник, вынул сто долларов и отдал старику.
– Отлично, – кивнул старик. – Как тебя зовут?
– Уотсон, – ответил гость. – Майкл Уотсон. А вас?
– У меня нет имени, – ответил старик. – И никогда не было. В этом плане я – самый счастливый человек на земле.
– Как же мне вас называть? – спросил Уотсон.
– Хоть горшком назови, только в печку не ставь, – усмехнулся старик. – Пойдем, до заката еще есть время.
Они снова вышли на улицу, и старик направился в пустыню, как одинокий корабль в открытый океан. Уотсон немного задержался возле автостоянки. Пустыня слегка пугала его. Мир здесь становился каким-то плоским, чтобы ни твердил Магеллан о том, что Земля круглая. Казалось, что стоит сделать шаг, другой, третий и… небо и песок пересекутся как параллельные прямые, а сам ты либо будешь раздавлен ими, либо навеки станешь частью двухмерного пейзажа. И поэтому Уотсон неотрывно глядел на старика, гадая, что же с ним произойдет.
Со стариком не произошло ни того, ни другого. Сделав несколько шагов, он просто исчез. Уотсон буквально подпрыгнул на месте. Любопытство захватило его настолько сильно, что для страха просто не осталось места. Он побежал туда, где только что стоял старик, надеясь увидеть там хоть что-то, кроме пустоты, желтого песка и синего неба… Но там не было ничего. Только желтый песок и синее небо. Тогда Уотсон обернулся, чтобы посмотреть на отель. И остолбенел – потому что отеля не было.
«Так, все в порядке, у меня солнечный удар и сопутствующие глюки, – подумал Уотсон. – Если я пойду в сторону отеля, то рано или поздно наткнусь на что-нибудь. Или на кого-нибудь».
И Уотсон уже хотел пойти назад, но не пошел. Потому что краем глаза увидел ее. Он застыл на месте, как вкопанный. Нет, опять глюки. Сейчас это пройдет, и больше не повторится. Сейчас она исчезнет… он уже привык. Но видение не исчезало. Тогда Уотсон осторожно, очень осторожно повернулся вправо. Она все еще стояла там и смотрела на него.
Уотсон много раз видел эту девушку – много раз, но лишь на долю секунды. Когда глубокий сон не желал отпускать его по звонку будильника, он видел ее. Когда доза алкоголя в крови превышала все возможные пределы, он видел ее. Когда мозг отказывался реагировать на суету большого города в час пик, он видел ее. Он видел ее как неясный образ, на долю секунды выплывающий из темноты перед закрытыми глазами. Она не была известной актрисой или фотомоделью, в реальности он никогда не видел ее лица. Но она откуда-то приходила к нему во сне. И сейчас она была здесь, в нескольких шагах от него. Она стояла и смотрела на него, а он смотрел на нее. Все это было так реально, что у него на глаза навернулись слезы. Он смотрел на нее и плакал, а она продолжала улыбаться, как ни в чем не бывало. Справившись с эмоциями, Уотсон на секунду поднял глаза к небу и прошептал, обращаясь неизвестно к кому:
– Спасибо!
Даже в пустыне его накрыл вездесущий опиум для народа, вызывая в мозгу привычную наркотическую реакцию. Девушка снова улыбнулась и направилась в пустыню. Уотсон побежал за ней, но почему-то не мог ее догнать. Чем быстрее он бежал, тем больше она отдалялась. Наконец, он без сил упал на песок и в отчаянии стал биться лбом об этот песок, надеясь либо разбить свою голову, либо весь этот мир, что в принципе, и есть одно и то же.
Послышался негромкий голос. Перестав биться об землю, Уотсон застыл и прислушался. Он не открывал глаза, а лишь внимательно вслушивался в тишину пустыни. И в этой тишине снова прозвучал негромкий, мелодичный и невероятно глубокий голос.
– Здравствуй!
Дрожа не то от страха, не то от любопытства, не то от непонятного возбуждения, Уотсон открыл глаза и поднял голову. Рядом с ним стоял бог. Таким Уотсон с детства представлял себе бога – человек в белой мантии с длинными черными волосами и бородкой, с лицом, похожим на лицо молодого Валерия Леонтьева. Уотсон вскочил с земли и упал перед богом на колени.
– Господи! – воскликнул Уотсон. – Это ты!
– Встань, друг мой, – сказал бог. – Тебе не за что себя винить.
– Спасибо, господи! – воскликнул Уотсон, вставая и глядя на бога.
– Ты ничего не хочешь спросить? – спросил бог.
На несколько секунд Уотсон впал в полное замешательство. Если бы вы вдруг встретили бога, о чем бы вы его спросили? В голове вертелся целый миллион вопросов, ум пребывал в смятении, не зная, какой же из этих вопросов самый важный… На помощь Уотсону пришли слова многих священников и философов, утверждавших, что главное в жизни – любовь. И вновь перед глазами встал образ девушки, ушедшей в пустыню. Не в силах сдерживать чувства, Уотсон спросил бога:
– Кто она?
– Девушка твоей мечты, – ответил бог.
– Я и сам это прекрасно знаю! – возмущенно воскликнул Уотсон.