А вот экономическое его сердце, это как раз City of London, которое часто сокращают просто до «Сити». Тема отдельная и о ней – чуть позже.
Пока же мы обходили здание Парламента, иначе говоря, Вестминстерский дворец. Сами англичане называют его «Палатами» (Houses of Parliament): Палату Общин и Палату Лордов. Если вы интересуетесь историей и читаете её английскую версию, стоит помнить, что под Вестминстерским дворцом понимаются два здания. Первое нынче зовется «Старый дворец» и стояло здесь со времён средневековья до 1834 года, когда его уничтожил локальный пожар, вспыхнувший, как говорят, от перегревшейся печки. Часть старого дворца сохранилась, в частности, Вестминстерский зал, и их включили в проект реконструкции, которая началась шесть лет спустя. Пользуясь случаем, король Вильгельм IV попытался переселить Парламент в почти достроенный Букингемский дворец, который был ему нелюб, однако щедрое предложение парламентарии отвергли. Новое здание, которое сегодня может увидеть любой, строилось 30 лет: то материалы не подвезли, то смета зашкаливала, то оба ведущих архитектора умерли. Работы по внутренней отделке плавно перетекли в XX век. Потом грянула вторая мировая с её бомбардировками Лондона, так что в список исторического наследия ЮНЕСКО новый дворец попал лишь в 1989 году.
Во дворце несколько башен. Та, которую знают даже те, кто никогда в Лондоне не был, и которую мы сейчас обходили слева, называется отныне Елизаветиной Башней, хотя известна она как Биг-Бен. Она изящна и показывает время. Именно благодаря своей элегантности она кажется самым высоким зданием комплекса, однако на самом деле её 96 метров слегка уступают Башне Виктории, расположенной на противоположной стороне Парламента. В XIX веке точность семиметровых часов, обращённых на все четыре стороны света, казалась фантастической. Когда мы шли мимо, Биг-Бен ударил один раз, отсчитывая половину часа.
Он самый.
Напротив него, на противоположной стороне улицы, стоит странное здание. Большое, старое, не бросающееся в глаза и привлекающее к себе внимание разве что своеобразными шишками на крыше, которые легко принять за большие печные трубы. Если я на него вам не укажу специально, вы его, пожалуй что, и не заметите – дом как дом. Примечательно, что лет пятнадцать назад его здесь не было и в помине. Потом тут появились леса, закрывшие выход из станции метро «Вестминстер», а когда их сняли – оно появилось. На гугловской карте его максимально закрывает круглый значок лондонской подземки. Никакого описания. Когда мы на следующий день проезжали мимо автобусе, я поинтересовался у нашей гидши, знает ли она о его предназначении, и получил ответ, мол, конечно, там сидит правительство. Спорить я с ней не стал. Просто в своё время один из местных сотрудников фирмы, в которой я тогда работал, рассказал, что на самом деле через этот неприметный дом проходят вся электронная почта королевства. Чем там занимаются, можете додумать сами.
Вот и Вестминстерский мост через Темзу. С очень красивыми фонарями, даже ещё более впечатляющими, чем на набережной в Венеции: три зеленых плафона на зелёной ножке с золотым вкраплением орнамента. Вообще весь мост выдержан в зелёном цвете. Потому что такого цвета кожаные кресла в Палате Общин. Соседний мост, сразу за Парламентом, называется Ламбет и выкрашен красной краской – в цвет сидений в Палате Лордов. Вестминстерский мост недавно сильно отреставрировали, но вообще он был открыт в 1896 году и считается вторым по древности, после Лондонского. Для любителей статистики договорю, что в длину он имеет 252 метра, а в ширину 26, давая возможность в обе стороны ходить людям и ездить машинам.
Темза, над которой мы теперь шли, известна потому, что на ней стоит Лондон (кстати, Оксфорд тоже). 346 километров протяжённости делают её второй по величине в королевстве после Северна. Но кто из нас когда-нибудь вспоминает про Северн?
По-английски её название пишется Themes. При этом первый звук не шепелявится между зубами, как оно принято в подобных случаях, а звучит как обычное «т». Умные люди объясняют, что написание «th» было данью английского Ренессанса греческой античности, поскольку считалось, что племена древних кельтов пришли из области Эпир, что зажата между Грецией и Албанией. Римляне упоминали её в своих записях как Tamesis. В любом случае учёные сходятся во мнении, что, скорее всего, название реки означало «тёмная», и ссылаются при этом на древнеирландское «teimen» и санскритское «tamas». В русском языке, кстати, у нас есть и «темень» и «тьма». Но откуда тогда концовка на «s», спросите вы? И тут наш маленький исследовательский экспромт наталкивается на странный факт: в районе упомянутого Оксфорда эта же самая река называется Isis. Ничего не напоминает? Правильно, это так на английском пишется имя египетской богини Изиды, дамы достаточно загадочной, одновременно жены и сестры бога Озириса, которую изображали с коровьими рогами, между которыми висело солнце. В итоге мы получаем свой собственный перевод реки – «Тёмная Изида». Стоит запомнить. Не потому ли сами лондонцы обычно называют Темзу просто «рекой», а в хрониках приходивших сюда прежде купеческих кораблей она значилась как «Лондонская река»?
Если хотите почитать о Темзе поподробнее, рекомендую взять «Трое в лодке, не считая собаки» Джерома Клапки Джерома, которая замышлялась именно как путеводитель по реке и её достопримечательностям.
Слева от моста, на противоположном берегу, почти без остановки медленно вращается белое колесо «Лондонского глаза». Это колесо обозрения, одно время самое большое в мире, появилось здесь в 1999 году и было приурочено к концу тысячелетия. В официальных справочниках перед словами «лондонский глаз» вы всегда увидите ещё несколько слов – это названия фирм, которые заключили на несколько лет спонсорский контракт. Сначала это были «Британские авиалинии», потом компания «Мерлин» (она же возится с воском в музее мадам Тюссо), сейчас – ещё кто-нибудь. Определённый коммерческий смысл в этом есть, поскольку колесо в год посещает три с половиной миллиона человек, делающих его, таким образом, самой популярной достопримечательностью во всём королевстве. Высота колеса 135 метров.
После официального открытия колеса оно еще почти 4 месяца стояло порожняком, так как возник ряд техническим проблем.
Сколько сегодня стоит туда билет, не скажу, поскольку Алина наотрез отказалась его посещать. В своё время один круг в стеклянном яйце кабинки вместе с дюжиной восторженных индусов обошёлся мне фунтов в 12, и тогда это было дороже, чем сходить к тётушке Тюссо. Правда, как я слышал, сейчас в стоимость билета входит очередное 4D шоу в здании при колесе.
Критики сравнивают «Лондонский глаз» с парижской Эйфелевой башней: мол, теперь и богатый и бедный, и стар и млад могут подняться в небо и насладиться видом города. Насчёт бедных не знаю, но один раз подняться можно. Только не забудьте фотоаппарат.
Противоположный, южный берег Темзы я знаю плохо и не люблю. Наверное, я как всегда неправ, однако сдаётся мне, что он – сплошная промзона. Поэтому с меня вполне хватило того, что, перейдя мост, мы на втором же перекрестке свернули налево, на Йорк-роуд, и обнаружили, что наша «Трафальгар» расположена в большом и просторном помещении за высокими витринными окнами прямо на первом этаже. Посетителей не было, а за длинной стойкой суетилось множество английских дев в симпатичной форме. Я гордо предъявил ваучер и нас, о чудо, сразу же узнали, отметили как прибывших и сообщили, что завтра мы должны быть здесь же в семь утра, чтобы не опоздать на автобус. Ещё я узнал, что нашу гидшу будут звать странным именем Мхаири Макларен. Признаться по правде, я слегка взгрустнул, потому что отчётливо представил себе темнокожую дамочку с точкой во лбу и в длинном сари, понимать которую будет нетрудно, но неприятно, и которая едва ли покажет нам тайны маршрута «изнутри», как обещал проспект. Правда, любезная дева сказала, что на самом деле эта Макларен вроде бы не индуска и просит называть себя как-то вообще по-другому, так что нам просто стоит дождаться завтра. Она же в ответ на мой вопрос о том, как отсюда проще доехать на автобусе до Тауэра, не поленилась забраться в Интернет и через минуту сообщила, что остановка нужного нам маршрута находится в пяти шагах отсюда.
Через пять обещанных шагов остановка была, цифробуквенный номер на ней значился, и только я никак не мог взять в толк, почему Тауэр находится в одной стороне, а проходящие мимо автобусы следуют ровно в противоположную. Наконец, появился наш автобус, увы, одноэтажный, и я смело шагнул в распахнувшуюся дверь. Оказалось, что у нас нет билетов. Разумеется, их у нас не было, потому что я был готов ради такого случая озолотить водителя. Водитель отказался. Нет, говорит, вы должны купить билет, а потом входить. Мы вышли. Двери закрылись, и автобус уехал.
Аппарат, продававший билеты, стоял тут же. Если бы он был человеком, я бы его убил. Потому что бессмысленных надписей на нём было много, табло никакого, а сдачи он не выдавал. В Японии с иероглифами у меня получалось как-то проще и живее. Тут же было даже непонятно, а сколько, собственно, билет стоит. Потому что цена зависела от зоны и номера автобуса. И никаких подсказок! В итоге я подарил аппарату явно больше, чем он того заслуживал, вытащил из его сжатых челюстей два неказистых билетика, и мы стали ждать новую попутку, надеясь, что эта придёт двухэтажная.
Нашим чаяниям в тот день не суждено было сбыться. Второй автобус оказался таким же, что и первый, правда, показанные издалека билеты сделали своё дело, и водитель скупо кивнул. Мы прошли в самый зад салона, за спины громкоголосого семейства, чьё чадо всю дорогу висело на поручнях, и не менее бойкой китайской парочки, ни на секунду не смолкавшей и не обращавшей ни малейшего внимания на происходящее за окном.
И здесь обнаружилось новое затруднение из разряда тех, которых в столицах мира типа Лондона просто не ожидаешь: автобус останавливался по вызову. Если никого не было на остановке и никто не собирался выходить, он тупо проезжал мимо. Как у нас в деревне. Страшного в этом ничего не было, в любом случае незадолго до Тауэра мы должны были пересечь Темзу, но как-то это выглядело несерьезно, примитивно.
Сидеть же на втором этаже «двухпалубного» красного омнибуса гораздо интересней и поучительней. Хотя бы потому, что воочию видишь, как коротка человеческая жизнь. С такой высоты кажется, что все прохожие не пробегают у тебя перед носом, а точнёхонько попадают под передние колёса. Поначалу это захватывает дух, а через несколько минут становится нормой. Особенно хорошо кататься таким образом, когда у тебя в кармане «билет одного дня». Помнится, я как-то заполнял подобной поездкой «в никуда» час свободного времени перед посещением одного вечернего заведения и настолько расслабился, размышляя и слушая речи одного очень чёрного лондонца, умудрявшегося разговаривать с подружками по двум мобильникам одновременно, что не заметил, как водитель просигналил «в парк». Выскакивать пришлось чуть ли не на ходу. А я-то думал, что тихо сделаю круг и вернусь к исходной точке! Самое неприятное было то, что в том месте, где я спрыгнул и стал ждать нового красного жука, все мои новые друзья по несчастью оказались неграми. Добро пожаловать в Хэмпстед, белая обезьяна, читалось на их добродушных лицах.
Поездка по южной части Лондона, признаться, ничем особым не запомнилась, кроме ожидания Тауэрского моста. Мост хорош по всех отношениях. На него приятно смотреть, его удобно фотографировать, над ним интересно пролетать, а под ним – проплывать. Моим друзьями из Питера он наверняка навеет тоску по дому, потому что Тауэрский мост умеет ещё и подниматься. Когда видишь его в первый раз, не можешь отделаться от ощущения, то он – ровесник Лондона или уж во всяком случае самого Тауэра, настолько его башни-близнецы, удерживаемые двумя шлейфами сзади и словно протянувшие друг к другу руки замечательно стилизованы. Вероятно, потому что среди пяти строивших его архитекторов не был замечен наш хороший знакомый – Джон Нэш. Кстати, дольше всего выбирали дизайн моста. В 1876 году был затеян конкурс, на который разные умельцы предоставили 50 проектов. Пока ругались и ссорились, прошло восемь лет. В итоге победил дизайн сэра Хораса Джонса, по совместительству городского архитектора и члена отборочной комиссии. Джонс умер через три года, а сменивший его Джордж Стивенсон взял да и заменил обычный кирпичный фасад моста на викторианско-готический. Казне постройка обошлась по тогдашним ценам в 1 184 000 фунтов, что сегодня потянуло был на 100 миллионов. Последнюю цифру стоит запомнить и держать в голове до тех пор, пока мы с вами ни остановимся в задумчивости перед зданием шотландского Парламента в Эдинбурге.
Как и всё новое, Тауэрский мост был воспринят многими критиками конца XIX века в штыки. Его даже называли «самой абсурдной конструкцией, когда-либо перебрасывавшейся через стратегическую реку». Авторов обвиняли в «претенциозности и подмене фактов», скорее всего, имея в виду уже тогдашнее несоответствие дизайна современной эпохе. Что ж, зато вы его всегда узнаете и отличите от миллиона других мостов. Правда, Тауэрский мост часто путают по названию с Лондонским мостом, который расположен следующим вверх по реке. Говорят, что купивший в 1968 году готовый под слом старый Лондонский мост Роберт Маккаллок (для перевозки в основанный им же городок в Аризоне), долгое время считал, что приобрёл Тауэрский мост.
Хотя в наши дни судоходность Темзы резко упала, поднимается мост порядка 1000 раз в год. Если у вас большая яхта и вы хотите профланировать на ней по Лондону, вам придётся уведомлять об этом за сутки. Но при этом за подъём моста денег с вас не возьмут.
В декабре 1952 года мост стал подниматься, когда к его середине подъезжал двухэтажный автобус RT 793 с номером JXC 156. Водитель Альберт Гюнтер (или Гантон) успел сориентироваться и нажал на газ. Преодолев 3 фута (чуть больше метра) зазора и упав с высоты в два метра на противоположную часть моста, которая еще не пришла в движение, автобус вместе с пассажирами отделался лёгким испугом.
5 апреля 1968 года лейтенант ВВС Алан Поллок обиделся на своё командование, которое никак не отметило его 50-летие. Тогда он сел на реактивный истребитель Хокер Хантер FGA 9 и на полной скорости промчался под аркой моста. Когда юбиляр сел, его немедленно арестовали, а чуть позже списали «по медицине» без права обжаловать это решение в трибунале.
Летом 1973 года этот сомнительный подвиг дважды повторил биржевой брокер Пол Мартин, который осерчал на то, что его обвинили в мошенничестве. После двух пролётов под мостом, он попугал несколько небоскрёбов в Сити и взял курс на Озёрный край, где через два часа благополучно разбился насмерть.
В мае 1997 года Тауэрский мост стал причиной конфуза с приехавшим в Англию по делам Биллом Клинтоном, тогдашним президентом США. Плавучая баржа «Глэдис» подошла к мосту в назначенное время, и мост стал перед ней подниматься. Билл где-то засиделся, в итоге оказался не таким пунктуальным, как баржа, за что и поплатился: часть эскорта проехала по мосту, а часть осталась сзади. Вышел скандал, на что представитель Тауэрского моста заявил:
– Мы пытались связаться с Американским посольством, но они не брали трубку.
Последнее серьезное недоразумение произошло на мосту в мае 2009 года, когда несколько людей, спускавшихся в лифте по северной башне пострадали: лифт упал… правда, с высоты всего три метра.
На нас, к счастью, никто не падал, над нами никто не летал, и мы тихо и мирно прокатились по мосту через Темзу, любуясь необычным переплетением несущих тросов и мощными конструкциями башен. Мне вообще нравятся мосты, на которых что-то есть. Которые созданы не просто для перехода или переезда на другую сторону чего-то. Интересно, когда на мосту кипит жизнь, как, скажем, на Реальто в Венеции, где весь мост – сплошной магазин сувениров (увы, теперь почти сплошь китайских), или на Понте Веккьо во Флоренции, где я недавно видел старика, стоявшего на балкончике над Арно и поливавшего собственные цветы.