Егор ехал в Горький в разбитом вагоне с изрезанными полками. Купейный вагон шёл полупустым, и он делил купе с ещё одним пассажиром. Под стук колёс приятно было углубиться в приятные воспоминания – он вспоминал трогательное прощание с Ритой, её любящий взгляд. В окне мелькали печальные пейзажи. «Интересно, – думал Егор, – почему всегда этим заоконным пейзажам удаётся выглядеть печальными?» Или всем такие чувства навевали огромные пространства, где взгляду под перестук колёс не удавалось уцепиться за что-то духоподъёмное?
По роду работы Егор привык к командировкам. Ему приходилось много ездить и даже много летать, проверяя, как осуществляется приём вещательных радиостанций в различных уголках огромной страны. Для более широкого охвата территории в качестве добровольных помощников, регистрирующих условия прохождения радиоволн, привлекались местные радиолюбители. Даже в продовольственных магазинах в далёких от Москвы городах и посёлках висели плакаты с обращением к населению, имеющему радиоприёмники. Плакаты настойчиво призывали зашедших туда по своим делам покупателей сообщать в Москву о качестве приёма радиопередач у себя на местах. Множество радиолюбителей и интересующихся сознательных граждан из разных мест организованно присылали в Москву свои сообщения.
Письма попадали в том числе и в лабораторию Красина. В случае многочисленных жалоб от населения он сам или его сотрудники выезжали по этим обращениям со своей аппаратурой, чтобы провести измерения и дать предложения по улучшению радиоприёма на данной территории.
Руководство страны считало радио важнейшим политическим инструментом, необходимым для донесения своих идеологических установок до широких масс. Ленин называл радио «газетой без бумаги» и сам всемерно поддерживал развитие радиовещания в стране, находя на это средства даже в самые тяжёлые годы советской власти.
Так Егор в своих частых командировках объехал полстраны. В 1932 году он даже провёл полгода на зимовке на Земле Франца Иосифа в составе группы связистов, где тогда создавалась базовая радиостанция Великого североморского пути. Он тестировал и комплектовал оборудование связи, направляемое в места строительства будущих метеостанций, откуда постоянным потоком должны идти метеоданные, определяющие прогноз погоды на всём громадном протяжении этого пути.
Бесперебойно и ежедневно свежие метеосводки должны были поступать через базовую метеостанцию в метеослужбы других заинтересованных организаций: морским портам, тресту «Главрыбы», лётчикам полярной авиации. Впервые за всю историю освоения человеком Севера радио смогло сблизить людей, дать им возможность связаться друг с другом через тысячи километров безлюдных территорий.
Егор не терял времени даром и многому научился и многое узнал про Север и его характер. Он был благодарен за заботу и помощь товарищам, с которыми его свела работа на станции. Он с удовольствием ходил с ними на охоту и постигал таинства суровой северной природы. Тогда ему очень помог Ян Теодорович Кренкель, который, несмотря на свою орденоносность, активно участвовал во всех радиоэкспериментах и помогал новичкам в бытовых вопросах. Когда в 1934 году советскому ледорезу впервые в истории удалось пройти от Владивостока до Мурманска Великим североморским путём за одну навигацию, в стране был подъём всеобщего ликования по поводу этого геройского плавания. Егор тогда с гордостью чувствовал свою сопричастность в подготовке этого события.
С улыбкой вспомнив о своих путешествиях, Егор погрузился в обдумывание предстоящих технических проблем, которые придётся решать с техотделом радиозавода. Его сосед по купе, суетливый оптимист, ехавший, как он говорил, «в русский Детройт» на строительство автогиганта в Горьком, всё время предлагал выпить. Егор, который терпеть не мог внезапных застолий, отмахивался от него, по-дружески прося найти кого-нибудь другого.
В вагоне стояла затхлая духота, окна были плотно закрыты, чтобы через них в купе не проникал густой паровозный дым. Сосед всё-таки нашёл компанию где-то в соседних купе, а когда вернулся – плюхнулся на полку и сразу же захрапел. Егор же никак не мог уснуть, полный надежд, он думал о своём недалёком будущем, которое уже не мыслил без своей любимой женщины. Наконец, ему удалось задремать, и под стук колес привиделось, что он, словно старый алхимик, колдуя около жаркой печи, что-то смешивает в ретортах, чтобы получить золото из серого куска свинца, но получалась почему-то большая радиолампа.
Горький, а в недалёком прошлом Нижний Новгород, встретил Егора пасмурным утром. Город производил двоякое впечатление – тихий и купеческий, он очумел от развернувшихся в нём индустриальных строек. Обустроившись в бывшем бараке, когда-то построенном хозяином фабрики для семей рабочих, а теперь наполовину высвобожденном под гостиницу, Егор сразу же направился на завод. В техническом отделе завода, как и в лаборатории Егора, было много молодёжи, с ней он надеялся найти общий язык, увлечь их интересной задачей, чтобы возникла охота поэкспериментировать, творчески подойти к работе.
Партия вовремя уловила порыв молодости, не боящейся никаких барьеров. Она всецело поощряла молодых рационализаторов, стахановцев и прочих энтузиастов, создавая в стране культ науки и техники. Быть молодым учёным, инженером, специалистом стало почётно и престижно. Молодёжь обладала той энергией, которая компенсировала недостаток опыта, а иногда даже знаний, являясь движущей силой смелых идей, которые с её же помощью претворялись в жизнь.
С утра до вечера Егор пропадал то в техническом отделе завода, то на производстве. Цветная металлургическая промышленность только разворачивалась на ассортимент продукции под нужды радиопромышленности. На металлургических заводах набирал обороты выпуск новых материалов, тугоплавких сплавов, драгоценных и редкоземельных металлов, так необходимых для производства радиоламп.
Однако были тёмные пятна и на этом фоне радостного героического труда: всё шло слишком медленно, слишком натужно. Старое огрызалось, чинило препятствия новому и прогрессивному. Как разъясняла газета «Правда», этому способствовали окопавшиеся в верхах ещё неразоблаченные враги советской власти.
«Нет времени ждать, пока с ними разберутся наши доблестные органы… – думал Егор, – сейчас надо комбинировать с тем, что есть в наличии».
Однако решить дело быстро, с наскока – а примерно так рассчитывал Егор – оказалось с его стороны слишком самонадеянно.
Поэтому проблемы не убавлялись, вопросы махом не решались, на всё требовалось время, время, время. Поэтому Егор застрял в Горьком дольше, чем предполагал. Из Москвы приходили грозные окрики Фалеева о бездарно потраченных народных деньгах на его телеграмму о продлении командировки. Пришлось собираться в обратный путь. Так вместо опытной партии радиоламп Егор получил заверенные руководством завода обязательства на изготовление опытной партии радиоламп в следующем квартале, что, при существующих волоките и бюрократизме, было почти победой. Недовольный таким результатом, Егор вернулся в Москву.
Глава 3
В Москве к тому времени начинала хозяйничать осень. Столица, умытая дождями, приветливо махала Егору растопыренными пальцами веток с букетами разноцветных листьев. Рассеянная улыбка на лице Егора могла означать только одно – что он думает в эту минуту только о скорой встрече со своей Риткой.
«Пусть не всё в жизни складывается гладко, такого, наверное, и просто не бывает. Относиться к этому надо по-философски, как ко временным трудностям. Основа жизни, которая придаёт ей смысл, – любовь, любимая женщина, любимая работа. Всё остальное только суррогатные заменители, опуститься до них означает разбазаривание себя. Однако неторопливым и внимательным надо быть в отношениях с другими людьми», – думал Егор.
На работе его с нетерпением ждали. Его лабораторская молодёжь собралась толпой и засыпала его вопросами о Горьком, о радиозаводе, о технических новинках. Но поговорить толком им не удалось – почти сразу Егора вызвали к начальству.
Войдя в кабинет, он наткнулся на недобрый взгляд Фалеева.
– Красин, ты почему затянул с командировкой? По бабам там бегал? Ну и что, что ты докладывал! Где результаты?!
– Товарищ Фалеев, я докладывал ещё из Горького…
– Договор, который ты привёз, срывает наши текущие показатели, а что я должен докладывать наверх?
Егор молчал, сдерживая себя.
– За твое самодурство я отвечать не намерен, также не намерен отвечать за разбазариваемые тобой народные средства.
Егор, конечно, не ждал, что его возвращение обойдётся без придирок Фалеева. Он готов был обсудить любые технические вопросы по существу, а здесь никто не хотел даже выслушать аргументы, принять к сведению объективные обстоятельства. Поэтому он резко ответил Фалееву, от волнения перейдя на «ты»:
– В технике ты ноль, какие ты можешь давать мне указания, что делать там, на производстве? Там приходилось выдумывать, изобретать, потому что нет сейчас необходимых материалов, промышленность их не выпускает, за границей их не закупают. С такими, как ты, руководителями, – Егор произнёс это слово презрительно, – не вопросы решать, а коров пасти, ори на них, и всё, молоко всё равно будет. С такими, как ты, мы никогда не сможем никого «ни догнать, ни перегнать»!
Он резко поднялся и, не оборачиваясь, вышел из кабинета, понимая, что нажил себе опасного непримиримого врага, а дальше можно было наговорить такое, отчего будет самому очень стыдно. И, как оказалось в будущем, в этом, он был прав.
– Ну подожди, гад. Ты сам ещё много раз пожалеешь и ответишь за свои слова, хренов искатель правды, – кривился от раздирающей его ненависти Фалеев.
Обстановка в стране требовала, чтобы партия взяла курс на самоочищение, а также на перетряску кадров всех уровней на производстве и в эшелонах власти, очистку их от саботажников и вредителей. Чекисты – вооружённый отряд партии – отлавливали и разоблачали врагов и шпионов. Шли суды, выносились приговоры, давались суровые сроки, и применялась высшая мера к особенно зверствующим японо-германским шпионам и троцкистским бандитам.
Даже ранее носимые народом на руках Пятаков и Радек, курировавшие радиопромышленность, теперь всё сильнее критиковались в партийной прессе за то, что не меняется ситуация с отсталостью технической базы. Тысячи радиолюбителей и простых граждан присылали отовсюду в газеты гневные письма о невозможности купить бытовой радиоприёмник, о зажиме радиолюбительства, об отсутствии нужных радиодеталей.