Во-вторых, напуганное репрессиями со стороны ОГПУ против бывших офицеров в начале 20-х годов, их «вычищением» из рядов армии и флота, они старались лишний раз «не засвечиваться», не вступать в конфликты с органами советской власти, дабы не вызвать к своей особе внимание контрольных и карательных органов. Безусловно, они возмущались несправедливым отношением к себе, выражавшемся в «затирании» по службе, недостаточным использованием их опыта и знаний. Однако такое возмущение, как правило, было кухонного масштаба в компании сослуживцев-единомышленников, и оно отнюдь не означало наличия заговорщической организации (группы) и замыслов ниспровержения советской власти. Между тем именно так подавались события в изложении оперативных и следственных работников ОГПУ.
У бывших офицеров была обида и на то, что они обманулись в своих ожиданиях – ведь многие из них, вступая в Красную армию, обнадеживали себя тем, что идут служить не большевикам, а защищать свою Родину от иноземных захватчиков (германских войск). Это положение одинаково относится и к тем, кто вступил в не добровольно, как и к другим, кто был мобилизован согласно декрету советской власти, – всем им пришлось участвовать в Гражданской войне.
О масштабах «чистки» Красной армии в 20-х и начале 30-х годов (избавление ее от «военспецов») свидетельствует такой факт. Речь пойдет о замещении такой важной должности в войсках, как начальник штаба дивизии (а она была чисто «офицерской»). Всего за годы Гражданской войны эту должность в дивизиях (пехотных, стрелковых, кавалерийских) занимало порядка 600 чел. Из них в 20 – е и 30 – е годы вне армии (в результате сокращения вооруженных сил, увольнения по политическим мотивам, ареста и других видов «чистки») оказалась подавляющая часть. Высококвалифицированные военные кадры, в том числе окончившие Академию Генерального штаба, люди, посвятившие военному ремеслу всю свою жизнь, оказались без любимого дела и прозябали на мелких гражданских должностях и даже были безработными.
Например, бывшие старшие офицеры в конце 20-х годов работали в Москве: полковник Н.Е. Марков – сотрудником животноводческого центра; полковник В.Ф. Менжинский – контролером игрушечной секции в Мосторге; подполковник В.И. Галкин – репетитором по математике и физике; полковник Б.В. Майер – калькулятором на заводе «Серп и молот».
Но продолжим анализ «начштабовской» категории дивизионного звена. Из указанных 600 человек лишь немногим удалось сравнительно благополучно преодолеть различные «чистки» и остаться в рядах армии. На момент присвоения в РККА персональных воинских званий в 1935–1936 гг. в состав элиты Красной армии (от комбрига и выше) из названного звена туда попало только 63 человека. Итак, 600 и 63 – всего один процент (1 %) составляли бывшие штабные работники дивизионного звена, получившие богатейший опыт планирования боевых операций и боев в различных регионах страны. Такова была «эффективность» гонений на бывших офицеров в Стране Советов в 20-х и начале 30-х годов. К сказанному добавим и тот факт, что из оставшихся в строю Красной армии этих 63 бывших военспецов в 1937–1938 гг. жертвами репрессий стали 38 человек (60 %).
Прошло уже более десяти лет существования Красной армии и службы в ней военных специалистов – генералов и офицеров старой армии, однако и вначале 30-х годов подозрительность к ним со стороны органов советской власти, особенно карательных органов, продолжала быть устойчивой. В одном из документов НКВД тех лет говорилось: «В РККА преимущественно в высших учреждениях на службе состоит значительное количество быв(шего) кадрового офицерства. Эта категория военспецов является по своему бывшему и социальному положению наиболее чуждой советской власти… Все они ждут падения советской власти»[14].
Такое устойчивое мнение сложилось у «компетентных» органов страны. И волны арестов следовали одна за другой. Самая крупная из них последовала в 1930 г. Она затронула в первую очередь профессорско-преподавательский состав военных академий, где нашли работу многие бывшие генералы и офицеры, имевшие богатый опыт Первой мировой и Гражданской войн. В головном военно-учебном заведении Красной армии – Военной академии имени М.В. Фрунзе – были арестованы преподаватели: Н.Л. Владиславский-Крекшин (бывший генерал-майор), С.Г. Лукирский (быв. генерал-майор), Е.К. Смысловский (быв. генерал-майор), А.Е. Снесарев (быв. генерал-лейтенант), В.Г. Сухов (быв. подполковник) и др.
В 1931 г. в той же академии подверглись аресту: Е.М. Голубинцев (быв. полковник) А.Г. Лигнау (быв. генерал-майор), Д.Н. Надежный (быв. генерал-лейтенант), Н.П. Сапожников (быв. генерал-майор), С.А. Пугачев (быв. капитан), К.И. Бесядовский (быв. полковник), А.А. Свечин (быв. генерал-майор), С.Г. Бежанов (Сакварелидзе) – быв. подполковник и др. Тогда же был арестован и бывший преподаватель академии А.И. Верховский, работавший в то время начальником штаба Северо-Кавказского военного округа. Из других московских академий также сильно пострадала Военно-воздушная академия имени проф. Н.Е. Жуковского, из ленинградских – Военно-политическая, Военно-морская, Военно-медицинская академии.
В чем же их обвиняли? Конечно же, в контрреволюционной деятельности. Например, товарищеские вечера бывших сослуживцев и деловые совещания по обсуждению вопросов сорвершенствования учебного процесса со слушателями академии, а также встречи георгиевских кавалеров выдавались за контрреволюционные сборища с антисоветской тематикой. Свидетельствует упомянутый выше Е.М. Голубинцев: «Мне предъявлено обвинение в активном участии в военной контрреволюционной организации с целью низвержения советской власти. Тягчайшее преступление со всеми налицо увеличивающими вину обстоятельствами. В отношении себя заявляю – первое: а) никогда ни в какой контрреволюционной организации я не состоял и не знал о существовании таковых до моих допросов у следователя; б) никто никогда не предлагал мне вступить в ту или иную контрреволюционную организацию ни прямым, ни каким-либо косвенным предложением и никто не говорил о существовании таких организаций.
Второе: в апреле 1918 года я добровольно вступил в ряды Красной армии и честно прослужил в таковой почти тринадцать лет, являясь ее активным работником. Формулу лояльного работника я не признаю вообще, а в Красной армии не допускаю: командир Красной армии может быть только активным работником, командир Красной армии должен быть командир-революционер, готовый в любую минуту стать на защиту пролетарской революции. Таким я был, таков есть, и таким буду, если будет к тому предоставлена мне возможность»[15].
О вечерах георгиевских кавалеров (георгиевских праздниках) – одном из ритуалов поддержания военных традиций старого офицерства. Они проводились после окончания Гражданской войны силами преподавателей московских академий вплоть до 1927 г. Из показаний В.Н. Гатовского (быв. генерал-майора): «Каждый раз перед чаем на стол подавался крендель, иногда с изображением георгиевского креста. Все перечисленные участники вечеров обычно приходили с Георгиевскими крестами на груди в штатской одежде, а если кто и в военной форме, то без знаков отличий. Надежный Дмитрий Николаевич, имевший орден Красного Знамени, приходил также с крестом, но без ордена. Вечера носили форму салонных разговоров, политики совершенно не касались. Помню, что Надежный иногда рассказывал о своих боевых подвигах во время империалистической войны. Во время вечеров кресты оставались на груди и в таком же виде мы расходились. Устройство вечеров происходило на средства Снесарева. В 1926 году последний раз был устроен такой же вечер 26 ноября по старому стилю на квартире Голубинцева. Были те же лица… Вечер сопровождался в такой же обстановке, участники приходили с крестами. Вечер у Голубинцева был устроен в складчину. Помню, что лично я уплатил 5 рублей»[16].
Из военных округов в ходе операции «Весна» более всего пострадал Украинский военный округ. Органы ОГПУ «обнаружили» там контрреволюционную офицерскую организацию, которая занималась «контрреволюционной деятельностью и готовила восстание» против советской власти. Руководителем этой организации якобы был бывший генерал старой армии и также бывший командующий Восточным фронтом Красной армии В.А. Ольдерогге. Отделения этой организации ОГПУ «обнаружило» во всех крупных гарнизона округа. Там тоже прошли аресты. Среди арестованных было несколько командиров дивизий (44 сд – Я.А. Штромбах, 30 сд – П.П. Мясоедов), начальников штабов дивизий (30 сд – М.В. Катанский, 24 сд – Н.З. Дондаров, 25 сд – Д.Д. Помазкин, 1 кд – А.Н. Павлов). Не обошло вниманием ОГПУ и бывших офицеров – военных руководителей (военруков) гражданских учебных заведений. Были арестованы военрук горного института (г. Сталино) В.В. Виноградов, института народного образования (г. Полтава) В.З. Тимофеев-Наумов, института народного образования г. Житомир) М.В. Муретов, горного института (г. Днепропетровск) С.М. Михайловский, института механизации и моторизации (г. Харьков) И.Д. Чинтулов, ветеринарного института (г. Харьков) А.М. Хмельков, технологического института (г. Харьков) А.П. Мултановский, медицинского института (г. Одесса) А.А. Рудницкий, института народного образования (г. Одесса) Н.В. Васенков и др. Был арестован также начальник штаба 8-го стрелкового корпуса Г.А. Пинаев.
БИОГРАФИЧЕСКАЯ СПРАВКА
Ольдерогге Владимир Александрович. Родился 24 июля 1973 г. Окончил 1-й кадетский корпус, Константиновское военное училище (1892). Служил в лейб-гвардии Финляндском полку. После окончания Николаевской академии Генерального штаба в 1901 г. занимал штабные должности в Киевском военном округе. Участник Русско-японской войны в должности начальника дорожного отдела управления военных сообщений Маньчжурской армии. После войны: в 1906–1907 гг. – начальник строевого отдела Севастопольской крепости, в 1907–1908 гг. – заведующий передвижением Иркутского, в 1908–1912 гг. – Омского районов. В годы Первой мировой войны командовал пехотным полком, бригадой и 1-й Туркестанской стрелковой дивизией. Удостоен воинского звания генерал-майор.
В РККА с весны 1918 г. Участник Гражданской войны. В годы войны занимал должности: военного руководителя Новоржевского участка завесы, начальника Литовской стрелковой дивизии (май 1918 г. – март 1919 г.), командующего Восточным фронтом (август 1919 г. – январь 1920 г.), командующего войсками Западно-Сибирского военного округа. С октября 1920 г. – в распоряжении командующего Южным фронтом.
После Гражданской войны на ответственных должностях в Украинском военном округе (УВО). В 1921 г. – инспектор пехоты войск Украины и Крыма. С июня 1921 г. – начальник управления военно-учебных заведений Украинского военного округа. В 1923–1924 гг. – представитель Главного управления военно-учебных заведений РККА в УВО. С февраля 1924 г. – помощник начальника Объединенной военной школы имени С.С. Каменева. С сентября 1926 г. – военный руководитель Киевского политехнического института, а затем – главный военный руководитель военно-учебных заведений в Киеве. С 1922 г. – помощник руководителя военно-научного общества УВО, а затем Осоавиахима.
Арестован по делу «Весна» 7 декабря 1930 г. На допросах у него выбили «признание» в том, что он являлся руководителем контрреволюционной офицерской организации на Украине. Расстрелян в Харькове в ночь с 26 на 27 мая 1931 г. Посмертно реабилитирован.
Помимо Украинского, аресты прошли и в других военных округах – Белорусском, Приволжском, Сибирском. Глава ОГПУ Генрих Ягода требовал от своих подчиненных на местах «уничтожить гидру контрреволюции». И те старались изо всех сил, проявляя при этом «свою инициативу».
В мае 1931 г. в Москве было принято решение закончить дело «Весна», ограничившись уже произведенными арестами. Все сведения о «заговорах» бывших генералов и офицеров, собранные в других регионах, должны были быть расследованы местными органами ОГПУ с принятием соответствующих решений.
По утверждению специалиста по данной проблеме Я. Тинченко, подлинные масштабы погрома бывшего офицерства в СССР в начале 30-х годов до сих пор неизвестны. Но общее количество этих кадровых военных специалистов, по его мнению, может достигать 10 тысяч человек. Поэтому можно с уверенностью утверждать, что 1930–1931 гг. были вступлением к погрому военных кадров в 1937–1938 гг.
Дело командарма 2-го ранга И.Н. Дубового
Архивно-следственное дело Р -23480 (967378)
А потом наступила вторая половина 30-х годов – пора суровых испытаний и горьких потерь среди высшего командно-начальствующего состава Красной армии. Наряду с политическими процессами в стране Сталин и его окружение провели скоротечный (уложились за один день – 11 июня 1937 г.) процесс над «верхушкой» РККА («группой М.Н. Тухачевского»). Состав подсудимых на этом процессе, однако, начал комплектоваться задолго до суда, еще в 1936 г.
1937 год вообще потряс до основания армию и флот. Аресты среди командно-начальствующего состава внесли смятение и тревогу в войсках, усилили недоверие к нему со стороны красноармейцев и краснофлотцев. Понес потери и высший состав РККА. Если в 1936 г. эти потери исчислялись единицами, то в 1937 г. они насчитывали десятки и сотни. Например, в 1936 г. из высшего комначсостава были арестованы комкоры В.К. Путна, В.М. Примаков, С.А. Туровский, комдивы Ю.В. Саблин, Д.А. Шмидт, комбриги Э.Г. Матсон-Игнеус, М.О. Зюк, бригадные комиссары К.И. Бочаров, М.С. Годес, Л.О. Леонидов. Первые двое иэ этого списка были включены в состав группы командиров, судимых совместно с М.Н. Тухачевским в июне 1937 г.
Командиры и политработники РККА честно и добросовестно тянули свою служебную лямку, а на них в это время в ведомстве Ежова добывали «показания». Добывали, как теперь известно, незаконными способами. В частности, В.М. Примаков, арестованный 14 августа 1936 г., не давал «признательных» показаний почти год, но потом и его сломали. Вот какие показания он давал в отношении И.Н. Дубового, в то время командующего войсками Харьковского военного округа, командарма 2-го ранга:
«Считаю необходимым сообщить следствию о Дубовом И.Н. нижеследующее:
1. В 1933 году вместе с Дубовым И.Н. я учился в Германской академии генерального штаба. Во время неоднократных с ним разговоров я твердо установил, что Дубовой настроен вполне контрреволюционно в отношении хозяйственной политики партии и в отношении руководства Красной армии.
а) В одном из разговоров в начале 1933 года я рассказывал Дубовому о борьбе с кулацким саботажем на севрном Кавказе. Дубовой с большой горячностью в ответ рассказал мне о разгроме кулаков на Украине, результатом чего, по его словам, явилось полное разорение деревни и уничтожение скота. В этом же разговоре он повторил мне кулацкие слухи о людоедстве в Одесской и Таврической областях и высказался вполне определенно, что с коллективизацией мы на полдесятка лет останемся без хлеба: “нет хозяина на селе – нет и хлеба”.
б) Весною в Берлин приехал начальник пуокра (политического управления округа. – Н.Ч.) Амелин (для лечения), который немедленно связался с Дубовым и передал ему свежие новости из Украины. Я наблюдал большую личную дружескую близость Амелина с Дубовым и присутствовал при разговоре, когда Амелин рассказывал Дубовому о голоде в украинских селах. В этом разговоре Амелин в ответ на мои слова, что на Северном Кавказе все-таки путем переселения из России удается поправить станицы, ответил: “Да на Украине не только села, но и все местечки разорены и народ из них бежит кто куда. Еще в села можно переселить людей, как и в станицы – хлеборобцы найдутся, в местечках там ремесленники, их не заменишь”. Дубовой сказал: “Ты же не хуже нас знаешь Украину – так я тебе скажу, и в селах пусто, а в местечках еще хуже – все запустело. И когда поправится и каким путем – не видать, потому что без хозяина на селе не будет ладу”. Этот вполне правооппортунистический кулацкий разговор возобновлялся несколько раз и убедил меня, что Дубовой, во-первых, очень близок с Амелиным и очень верит его информации, во-вторых, настроен вполне как кулак.