– Мне это знать не обязательно, – ответил я.
– Нет, ты послушай. Их теперь Хаббард обслуживает, – сообщил Тони.
– Не понял? – оторопев на секунду, спросил я.
– «Хаббард текнолоджиз». Первая компания Лукаса Хаббарда, еще до «Акселеранта». Хаббард сам сети не делает – их производит другая компания «Акселеранта», но он зарабатывает кучу денег на том, что поддерживает системы компаний, ушедших с рынка после первого бума на нейронные сети. Если верить их корпоративному пиару, Лукас лично написал много первых кодов и патчей.
– Ясно, – пробормотал я.
Известие о том, что Хаббард вторгся в мою голову еще и в самом прямом смысле, слегка выбило меня из колеи.
– Я тоже работал на Хаббарда, – сказал Тони. – Всего пару месяцев назад. Так что поверь мне – проблем там тоже хватает.
– Мне стоит о них знать?
– Тебя в последнее время спазмы толстой кишки не мучили?
– Нет, – содрогнулся я.
– Тогда и волноваться не о чем.
– Чудесно.
– Я работал с ними со всеми, – сказал Тони. – Со всеми сетями. На самом деле самый большой вопрос – это не искажение сетей, а их защита.
– То есть кто-то может попросту хакнуть нейронную сеть? – спросил я.
– Ну да.
– Никогда про такое не слышал.
– Для этого есть причины, – сказал Тони. – Прежде всего, архитектуру нейронных сетей умышленно делают очень сложной, чтобы их было трудно программировать и чтобы в них было трудно проникнуть извне. То, что D7 – настоящий геморрой, не ошибка в программе, а ее функция. После первой версии каждая новая сеть делается сложнее предыдущей. И еще одна причина: людей вроде меня нанимают специально, чтобы убедиться в ее безопасности. Половина моих контрактов – это работа для белых хакеров, которые ищут уязвимые места в сети.
– И что ты делаешь, когда находишь их?
– Я? Составляю отчет. С сетями первого поколения хакеры даже шантажом не гнушались. Загоняли своим жертвам в мозг жуткие кровавые картинки или «Как тесен мир»[15] на бесконечном повторе, до тех пор пока несчастные не соглашались заплатить, лишь бы это прекратилось.
– Отстой, – поморщился я.
Тони пожал плечами:
– Да бараны они тупые, честно тебе скажу. Компьютер внутри башки? Неужели они правда не задумывались, чем это может обернуться? По-настоящему засуетились и стали писать патчи, только когда какой-то хакер с Украины начал награждать людей аритмией просто ради спортивного интереса. Самое что ни на есть умышленное убийство – ради хохмы.
– Я очень рад, что этот косяк устранили, – признался я.
– Ну, пока устранили.
Код наконец скомпилировался, и Тони взмахом руки запустил его. Сеть наверху запульсировала. Это было не просто красивое изображение, а модель самой настоящей нейронной сети.
– Что значит «пока»? – встревожился я.
– Сам подумай, Крис, – сказал Тони и показал на мою голову. – Фактически здесь у тебя устаревшая система. Сейчас ее обслуживание финансируется из бюджета НИЗ. Когда с понедельника вступит в силу Абрамс—Кеттеринг, они больше не будут платить за техподдержку, после того как закончатся текущие контракты. Знаешь, «Санта-Ана» и «Хаббард» ведь выпускают обновления и корректировки не от щедрот своих добрых корпоративных сердец. Им за это платят. А когда прекратят, должен найтись какой-то другой источник, иначе обновления перестанут выходить.
– И мы все будем в заднице, – добавил я.
– Не все, – поправил Тони. – У меня все будет нормально, потому что эта хрень – моя работа и я могу хакнуть свою собственную сеть. И у тебя все будет нормально, потому что ты всегда можешь нанять кого-то вроде меня, чтобы поддерживать свою сеть. У наших соседей все будет нормально, потому что я люблю их и не допущу, чтобы кто-то спамил их мозги против их воли. Зажиточные хадены наверняка смогут заплатить за ежемесячную подписку обновлений, которую, по крайней мере, «Санта-Ана» точно планирует делать, насколько мне известно. А вот кого точно поимеют, так это бедных хаденов. Они либо вообще не получат обновлений и сразу станут уязвимыми для вирусов и хакеров, либо будут вынуждены пользоваться чем-то вроде апдейта, только с кучей рекламы. И каждое утро, проснувшись, не смогут ничего делать, пока не просмотрят штук шесть гребаных роликов, расхваливающих новых трилов, питательный порошок или мешки для испражнений.
– Иначе говоря, спам, – заключил я.
– Если сам согласился, то уже не спам. У них просто не будет выбора.
– Жесть.
– Дело не только в апдейтах, – сказал Тони. – Возьмем «Агору». Большинство из нас думают о ней как о некоем магическом пространстве, свободно парящем где-то там. – он махнул куда-то руками. – На самом деле она находится в серверном парке НИЗ на окраине Гейтерсберга.
– Но ее-то точно на плаху не положат, – заметил я. – Иначе начнется паника.
– Да, на «Агору» средства не урезали, – подтвердил Тони. – Но я знаю, что НИЗ ведут переговоры с потенциальными покупателями. – он показал на нейронную сеть. – «Санта-Ана» уже сделала предложение о покупке, «Акселерант» тоже, а еще «Дженерал моторс» и почти все компании Кремниевой долины. – Он пожал плечами. – Кто бы в конце концов ни купил эти сервера, возможно, будет вынужден пообещать оставить «Агору» неизменной лет на десять или около того, но мы-то знаем цену этим обещаниям. Наверняка появится месячная абонентская плата за доступ. Я не знаю, как в «Агору» можно напихать рекламы, но уверен, что рано или поздно способ найдется.
– Ты, похоже, много об этом думал, – сказал я, помолчав несколько секунд.
Тони с улыбкой отвел глаза, махнул рукой:
– Извини. Просто это мой любимый конек. Вообще-то, обычно я не такой занудный.
– Да все нормально, – заверил я. – Хорошо, что ты об этом задумываешься.
– Ну, тут ведь есть и побочный эффект. Когда все эти госконтракты схлопнутся, моя жизнь малость осложнится. Так что я социально активный вовсе не от душевной широты. Просто поесть люблю. Ну, или, по крайней мере, люблю, чтобы в меня загружали питательно сбалансированные жидкости. Хадены собираются выйти на марш на этой неделе, чтобы показать всем, что наш мир скоро полетит в тартарары, а всей остальной Америке на это наплевать.
– Тем не менее в забастовке ты не участвовал, – сказал я.
– Я человек непоследовательный. А может, попросту трус. Или барыга, желающий захапать побольше, пока не иссяк денежный источник. Я понимаю, как важна забастовка. Но себя в ней не вижу.
– А как насчет марша на Национальной аллее? – спросил я.
– О, туда я пойду обязательно, – ответил Тони и ухмыльнулся. – Думаю, мы все пойдем. А ты?
– Я наверняка буду там работать.
– Ну да. Жаркая у тебя неделька выдалась.
– Не без того.
– Тебя как будто в омут бросили, а там выплывай как хочешь, – задумчиво произнес Тони, глядя на код. – Не лучшее ты время выбрал для начала карьеры.
Я улыбнулся и снова посмотрел на пульсирующую нейронную сеть, обдумывая одну мысль.
– Эй, Тони?
– Да? – ответил он.
– Ты говорил, какой-то хакер вызывал у людей сердечные приступы.
– Ну, на самом деле аритмию, но этого хватило, чтобы расшевелить правительство, – сказал Тони. – А что?
– Может хакер засунуть в голову человеку мысли о самоубийстве?
Тони нахмурился, помолчал немного, потом спросил:
– Мы говорим об общем состоянии депрессии, приводящем к суицидальным мыслям, или о каких-то конкретных мыслях типа: «Хватану-ка я сегодня пулю»?
– И о том и о другом.
– Да, депрессию можно вызвать через нейронную сеть. Это вопрос управления химией мозга, что нейронные сети уже делают, – Тони показал на модель сети над головой, – хотя обычно и ненамеренно. Патч, который я сейчас пишу, как раз и должен не допустить подобных манипуляций.
– А конкретные мысли?
– Скорее всего, нет. Если речь идет о мыслях, что зарождаются в собственном мозгу человека. Генерировать образы и шум, которые идут извне, проще простого. Мы оба занимаемся этим прямо сейчас. Вот эта комната – взаимно согласованная иллюзия. Но напрямую манипулировать сознанием, чтобы кто-то начал думать так, как тебе надо, а потом еще и совершил связанное с этим действие, очень сложно.
– Сложно или невозможно? – спросил я.
– Я никогда не говорю «невозможно», – ответил Тони. – Но когда в данном случае я говорю «сложно», то имею в виду, что это еще никому не удавалось, насколько мне известно. Я даже не представляю, как к этому подступиться, даже если бы захотел, чего никогда не случится.
– Потому что это не этично? – подсказал я.
– Да, черт возьми! А еще потому, что, если додумаюсь я, кто-нибудь другой тоже додумается, ведь всегда найдется кто-то умнее, для кого вопросы этики будут не важны. И вот тогда начнется настоящая жесть. И поверить в свободную волю будет достаточно сложно.
– Значит, действительно трудно, – подытожил я, – но в принципе возможно.
– Очень и очень трудно, – нехотя допустил Тони. – Но теоретически возможно, мы же, на минуточку, живем в век квантовой физики. Слушай, Крис, а почему ты спрашиваешь? У меня такое ощущение, что это не просто праздное любопытство.
– Как выглядит твой распорядок дня? – вместо ответа спросил я.
Тони кивнул в сторону сети наверху:
– А вот как. Написал патч, проверил – работает как надо. Сейчас еще немного подчищу – это займет примерно час – и отправлю заказчику, потом свободен.
– Ты когда-нибудь работал на федеральное правительство?
– Крис, я живу в Вашингтоне, – сказал Тони. – Конечно, я работал на правительство. У меня есть код поставщика и все, что надо.
– А допуск к секретным материалам есть?
– Да, мне случалось делать конфиденциальную работу, – ответил Тони. – А того ли она уровня, о котором ты, как мне кажется, думаешь, нам придется с тобой выяснить.
– Тогда у меня, возможно, есть для тебя работа.
– Связанная с нейронными сетями?
– Да, – сказал я. – И с софтом, и с железом.
– Когда надо приступать?
– Вероятно, завтра, – ответил я. – Скажем, в девять утра.
– Значит, договорились, – улыбнулся Тони. – А сейчас я, пожалуй, все-таки закончу то, что делал, а потом хотя бы попытаюсь заснуть.
– Спасибо.
– Это тебе спасибо. Не каждый день новый сосед приносит работу. Поэтому отныне ты официально – мой любимый сосед.
– Я никому об этом не скажу, – пообещал я.
– Наоборот, обязательно скажи. Может, это подстегнет здоровую конкуренцию. Мне только на пользу. Хоть поработаю.
Глава 14
– Только не говорите Тринх, что я вам это сказал, – попросил капитан Дэвидсон, показывая на пятерых хаденов в обезьяннике, – но я буду безмерно рад, если ФБР избавит нас от этих кретинов.
Пятеро хаденов, а вернее, их трилы яростно сверкали глазами на меня, Ванн и Дэвидсона с другой стороны решетки. Не было бы преувеличением сказать, что они именно «сверкали глазами», потому что головы трилов у всех пятерых явно делались по индивидуальному заказу, на что указывали лица и мимика. А вот сами лица, совершенно очевидно, не принадлежали владельцам этих трилов, если только владельцы не были вылитыми копиями Джорджа Вашингтона, Томаса Джефферсона, Патрика Генри, Томаса Пейна и Александра Гамильтона. Кроме того, трилы были облачены в костюмы колониальной эпохи с претензией на историческую достоверность. Все это напоминало воплощенную в жизнь диораму Первого континентального конгресса из курса начальной школы.
Конечно, трилы были всего лишь трилами. Управляющие ими хадены могли находиться в любой точке страны. Но когда хадена арестовывали в образе его трила, а он при этом отсоединялся, это расценивалось как сопротивление при аресте и бегство с места преступления. За это хадены могли благодарить одну молодую богатую девицу, которая еще на заре появления трилов неосторожно сбила механическим телом старушку, после чего в панике отсоединилась от трила и в результате потратила три года жизни и пару сотен тысяч мамочкиных денег на попытки выпутаться из этого, по сути, стандартного дорожного происшествия. В конце концов девушка добавила к списку своих преступлений еще и ложь под присягой и подкуп должностных лиц. Лучше бы она просто согласилась на общественные работы.
Вот почему наши деятели эпохи колониализма только терпеливо ждали и сердито глядели сквозь пиксели.
– За что вас задержали, Джордж? – спросил я Вашингтона.
Дэвидсон позвал нас разобраться с самыми разными задержанными хаденами, которые сидели в камерах участка. Это была первая партия.
– За то, что я осуществлял право, гарантированное нам Второй поправкой к конституции, – ответил Вашингтон; его настоящее имя было Уэйд Своуп, из Миллтауна, штат Монтана, – эта информация выскочила в моем поле зрения. – Здесь, в округе Колумбия, царит диктатура, людей лишают законного права носить оружие.
Ванн повернулась к Дэвидсону:
– Признаться, я просто в шоке оттого, что людей с оружием посадили в тюрьму.
– Ну да, посадили, – подтвердил Дэвидсон. – Наш отец-основатель все верно сказал о праве на ношение оружия, которое в данном конкретном случае оказалось снайперскими винтовками по одной на брата. Только вот он упустил одну маленькую подробность о том, как его маленькая группа борцов за независимость завалилась в кафе – между прочим, частное владение – и учинила там скандал, а когда их попросили свалить оттуда, они начали размахивать своими ружьишками. У нас есть запись с камер кафе, не говоря уже о записях на мобильных телефонах всех, кто там был.
– Мы здесь для того, чтобы обеспечивать охрану марша, – заявил Томас Джефферсон, он же Гэри Хайт из Арлингтона, штат Виргиния. – Согласно конституции, мы – ополчение и будем защищать наш народ.
– Может, вы и ополчение, – сказал я, – но я не думаю, что, когда кто-то трясет заряженным оружием в переполненном кафе, это в точности означает «хорошо регулируемое»[16].
– Кому какое дело, что ты думаешь? – гневно вопросил Патрик Генри, он же Альберт Бокс из Юкайи, Калифорния. – Ты заодно с ними. С теми, кто нас угнетает. – Он указал на меня. – Ты – штрейкбрехер и предатель.
Я догадался, что Генри/Бокс понятия не имеет о том, кто я на самом деле, хотя неизвестно, изменилось бы его мнение в обратном случае. Я взглянул на Ванн и Дэвидсона и сказал:
– «Угнетают нас» – в смысле, всех хаденов или только вас, недоумков, которые вздумали размахивать оружием в кофейне? Знаете, мне хотелось бы понять глубину моего предательства.
– Знаете, что меня смущает, Шейн? – спросил Дэвидсон прежде, чем кто-нибудь из арестованных успел мне ответить.
– Поделитесь, – попросил я.
– С одной стороны, эти типы, – капитан махнул рукой в сторону колониальных хаденов, – типичные полоумные консерваторы, помешанные на Второй поправке и шляпе своего Янки Дудля. Но с другой – они считают себя охраной на марше протеста против сокращения правительственных льгот. А это, как по мне, уже либерализм.
– Да, загадка, – согласился я.
– Не знаю, не знаю, – сказал Дэвидсон. – Может, дело вовсе не в политике? Может, эти парни обычные засранцы?
– Самое простое объяснение, как правило, самое верное, – заметил я.
– У нас есть право на свободу собраний… – явно накручивая себя, начал Вашингтон/Своуп.
– О господи, только не это, – вздохнула Ванн. – Не хватало мне еще в это гребаное утро слушать твою унылую патриотическую муть.
Остолбеневший от удивления Вашингтон/Своуп запнулся на полуслове.
– Уже лучше, – похвалила его Ванн и наклонилась к решетке. – В общем, так. Ваши трилы здесь, а физические тела в разных штатах. То есть вы – проблема ФБР. Значит, моя проблема. А я вижу перед собой пятерых мудаков, одетых как изнанка двухдолларовой купюры, называющих себя ополченцами и размахивающих ружьями в чертовом джорджтаунском кафетерии в нарушение раздела восемнадцать Уголовного кодекса Соединенных Штатов, глав двадцать шесть, сорок три и сто два.
Я быстренько надергал перечисленные главы восемнадцатого раздела и заметил, что сорок третья посвящена «выдаче себя за другое лицо». Наивно было бы предполагать, что кто-нибудь сможет принять Своупа за настоящего Джорджа Вашингтона, но я также знал, что лучше помалкивать.