Едва только Аня успела отправить последнее сообщение, как дверь в каморку открылась и женщина-робот сказала:
– Сдаем телефоны.
Все начали торопливо прощаться. Наташа, все это время со скучающим видом игравшая в “Змейку”, тут же отдала телефон и вышла. Аня тоже вернула свой с легкостью – пятнадцать минут интернета было так безнадежно мало, что она даже не успела прочувствовать, что теряет.
– Я сказала, чтобы нам сигарет закинули, – объявила Катя, когда они снова оказались в камере. – Должны завтра передать.
Все разбрелись по койкам.
– А я поговорила с мужем, и так домой захотелось, – мечтательно сказала Диана, вытягиваясь на кровати. Кровать под ней заметно прогнулась. Диана распустила волосы, и они разметались по подушке пышной пружинистой копной. – Дома я его убить готова, а тут несколько дней не видела и соскучилась…
– Видишь, как полезно в тюрячке сидеть! – хихикнула Катя. Она поелозила на верхней койке, устраиваясь поудобнее.
– Не прыгай там, пыль летит, – поморщилась Диана, отмахиваясь. – Да, отсюда это все как-то по-другому воспринимается. Когда у меня муж сидел, а я к нему в Брянскую область таскалась, я по нему совсем не скучала.
– А у тебя муж сидел? – спросила Майя. Она подложила под спину подушку, прикрыла ноги одеялом и изобразила на лице такую вежливую заинтересованность, словно они вели совершенно обычный светский разговор.
– Ага, по два-два-восемь. С травой его приняли. Но это мой предыдущий муж, второй. Он умер.
– Во дает, да? – воскликнула Катя, энергично перевернувшись на кровати к соседкам. Диана снизу опять замахала руками, отгоняя невидимую пыль. – Ей еще двадцати пяти нет, а уже три раза замуж повыскочила!
– Ой, да мне двадцать пять уже на следующей неделе исполняется, – поморщилась Диана. – А ты вот, Наташа, скучаешь по мужу?
Наташа передернула костлявыми плечами. Она положила перед собой на кровать кроссворд и смотрела в него, задумчиво грызя ручку.
– Да я т-тут от него хоть отдохну! – наконец сказала она. – Хотя п-пока я на зоне сидела, скучала, да.
Аня подумала, что уже достаточно освоилась, чтобы задать волнующий ее вопрос.
– А ты за что сидела? – осторожно поинтересовалась она.
– Сто п-пятьдесят восьмая.
– Это что значит?
– Кража это, – ответила за Наташу Катя.
Аня подавила вздох облегчения.
– А что хуже, тюрьма или спецприемник? – продолжила Майя свою светскую беседу.
– А т-ты к-как думаешь? – фыркнула Наташа. Она швырнула кроссворд в изножье кровати и сама плюхнулась на живот.
Диана, некоторое время пристально рассматривавшая лежащий над ней Катин матрас, привстала и вытянула из него длинную нитку. Накрутив ее на палец и не глядя на остальных, она сказала как бы по секрету:
– Я как раз представляла себе, что тут все как на зоне. Как муж рассказывал. Ну тот, предыдущий. Когда меня сюда везли с суда, я думала: вот зайду – а мне в ноги тряпку кинут!
– И что? – нахмурив лобик, спросила Майя.
– Ну, это такая тюремная проверка, ты что, не слышала никогда?
Майя испуганно покачала головой. Аня ее понимала.
– Ну надо перешагнуть или ноги вытереть. Я сама не помню, – призналась Диана. – Главное, не поднимать и даже не спрашивать, почему это она тут лежит.
– А если поднимешь?.. – дрогнувшим голосом спросила Майя.
– Да не к-кидает никто тряпки, – раздраженно перебила Наташа, снова отрываясь от кроссворда. – Все люди как люди. Если вести себя умеешь, то ничего с т-тобой не случится. Когда я впервые попала в свой барак, т-там была смотрящая, Василиса. Она м-меня сразу к себе позвала, правила объяснила и говорит: “У меня есть телефон, я его даю д-девочкам позвонить ночью. Ничего за это не б-беру”. И спрашивает дальше: “Ясно? П-повтори, что я сказала?” А я ей отвечаю: “Ничего. Ты разве что-то сказала? Я ничего не слышала”. Она говорит: “Молодец. Не п-первый раз, наверное, на зоне, или научил кто?” – “Научил, – говорю, – б-брат”.
– Я ничего не понимаю, – жалобно прошептала Майя, повернувшись к Ане.
– Ну так она показала, что вертухаям ничего не скажет, если ее спросят. Меня муж этому тоже учил, – нетерпеливо пояснила Диана. – А эта Василиса твоя за что сидела?
– А она д-двадцать человек убила, – равнодушно ответила Наташа, вписывая слово в кроссворд.
– Двадцать человек?! – ахнула Майя.
– Ну, она не одна. Да может, п-помните, б-было такое громкое дело несколько лет назад? Скинхеды убивали чурок в Москве. Еще собственного товарища п-прикончили, отрубили г-голову в ванной. Не помните? Ну вот Василиса с ними в б-банде была. Она очень умная, в МГУ училась.
Некоторое время все молчали, обдумывая услышанное. Наташа как ни в чем не бывало заполняла кроссворд. Диана сняла нитку с пальца, потом снова ее накрутила.
– Всегда было интересно, а такие люди – они раскаиваются? – задумчиво сказала она.
– Не знаю, – буркнула Наташа, не отрываясь от кроссворда. – Я у нее не с-спрашивала.
В замке снова загремел ключ. Аня подумала, что для исправительного учреждения у них весьма насыщенная жизнь.
На пороге стояла испуганная девушка-полицейская.
– Обедать пойдете? – пролепетала она, переминаясь с ноги на ногу.
– Рано сегодня как-то, – заметила Катя, зевнув.
Зато Ирка, которая за весь их разговор не проронила ни слова, как обычно забившись в угол кровати, при одном только упоминании обеда встрепенулась.
– В самый раз! – воскликнула она и резво вскочила на ноги.
Аня сразу насторожилась от такой внезапной прыти. На ум пришел ее ночной кошмар. Несмотря на то что сейчас Ирка мало походила на демоническую убийцу, Аня все равно ее побаивалась – уж слишком стремительными были перепады ее настроения. Она могла часами сидеть не шевелясь и глупо улыбаться, а потом необъяснимо бурно отреагировать на случайную фразу.
Сборы на обед заняли одно мгновение – требовалось всего лишь взять пустую пластиковую бутылку для кипятка. Когда все направились к двери, Аня обратила внимание, что Майя осталась сидеть на кровати.
– А ты разве не пойдешь? – удивилась она.
– Она никогда не ходит, – равнодушно бросила Диана.
Аня изумленно перевела взгляд с нее на Майю:
– Почему?!
– Я не могу есть эту еду, – скорбно ответила Майя и в подтверждение своей печали натянула одеяло до груди.
Аня ужаснулась:
– Она что, настолько плохая?!
– Да нормальная там еда, – отмахнулась Катя. Она уже стояла в дверях. – Это она просто выпендривается.
Аня опять посмотрела на Майю. Та сидела с таким несчастным видом, что жалко стало оставлять ее одну.
– Ну давай просто так с нами сходишь, – позвала Аня, – что ты будешь тут сидеть?
Майя раздумывала несколько секунд, но затем встала с кровати и, пошатываясь на своих каблучищах, направилась за сокамерницами.
В этот раз, выйдя, все двинулись по коридору в противоположную от дежурной части сторону. Аня снова подивилась тому, как можно было покрасить стены в такой удручающе зеленый цвет. В свете белых ламп он казался потусторонним.
Коридор был совсем коротким – они прошли пару крепких железных дверей, ведущих в другие камеры, и остановились перед запертой решеткой. За ней виднелась лестница на второй этаж, освещенная большим окном. Девушка-полицейская отомкнула решетку, и Анины соседки двинулись наверх.
Лестничный пролет уже показался Ане непривычно светлым, но, зайдя в столовую, она просто обомлела – тут все сияло. Белый кафель, белые стены, два огромных окна, за которыми виднелись тополя и панельные дома вдалеке. Столовая была небольшая, в мебели прослеживался традиционный минимализм – посередине стоял стол, составленный из нескольких сдвинутых вместе, вдоль него тянулись две привинченные к полу лавки. В одной стене были проделаны два квадратных окошка – девушки дружно устремились к одному из них. Аня пошла следом.
Через окошко было видно кухню – там царила суматоха. Несколько мужчин таскали алюминиевые канистры, на боках которых красной краской было что-то намалевано, еще один носил подносы с кружками. На единственной плите закипали сразу три чайника, четвертый, электрический, бурлил рядом на столе. Ни одной женщины среди работников кухни не было, что показалось Ане неожиданно прогрессивно для спецприемника. Она шепотом сказала об этом стоявшей рядом Диане.
– Так они здесь не работают, а тоже, как мы, сидят, – так же шепотом ответила Диана. – Просто помогают, а им за это какие-то ништяки дают. Они баландеры называются.
– О, девчонки пришли! – приветственно сказал белобрысый парень, появляясь из глубины кухни. Он подошел к окошку для раздачи и облокотился на бортик, словно бабушка из советской сказки. В руке у него был половник.
– Что на первое? – деловито спросила Катя, встав у окошка и уперев руки в бока.
– Борщ, – ответил парень и приподнял крышку бидона. Оттуда повалил пар.
Анины сокамерницы по очереди взяли у него из рук алюминиевые миски с борщом и уселись за стол. Майя к окошку не приближалась, сразу примостившись на лавке со скорбным, но благочестивым видом.
Когда очередь дошла до Ани, парень отработанным движением зачерпнул борщ и спросил, не глядя:
– Новенькая?
– Да, – сказала Аня, наблюдая, как он наливает борщ в миску. – А что есть, кроме борща?
– Гречка с котлетой.
– Можно мне гречку?
– Да пожалуйста. – Парень опрокинул борщ обратно в бидон и шмякнул в ту же миску гречневую кашу. – За что тебя?
– За митинг.
Парень присвистнул:
– За ми-и-итинг? А против чего митинговала?
– Против коррупции.
– И что, много вас таких?
– Много.
– А сколько это стоит?
– Что стоит?
– Ну, вам же за митинги платят?
Белобрысый держал в руках полную тарелку, но не торопился ее отдавать. Аню он разглядывал, снисходительно ухмыляясь. Она почувствовала, что начинает раздражаться, и холодно ответила:
– Нет, не платят.
– Ой, да не рассказывай. А зачем ты тогда пошла?
Аня осторожно взяла из его рук миску с гречкой, стараясь ничем не выдать своей злости, и спросила в ответ:
– А тебя самого за что посадили?
– Ехал на мопеде без шлема, – пожал плечами парень.
– За это сутки дают?
– Нет, просто менты хотели, чтобы я им на лапу дал, а я не стал. Тогда они написали, что я в нетрезвом виде ехал.
– И ты у меня спрашиваешь, почему я на митинг против коррупции хожу?
Белобрысый хмыкнул. Аня, посчитав разговор законченным, пошла к столу.
– А ты первое не будешь? – жадно спросила ее Ирка. Она ела борщ с такой скоростью, что едва не захлебывалась.
– Нет.
– Леха, налей мне еще борща за девочку, она же все равно не ест! – крикнула Ирка в сторону кухни.
– А больше тебе ничего не сделать? – иронично спросил Леха, снова показываясь в окошке.
– Ну что тебе, жалко, что ли?
– Да давай уже сюда тарелку. А ты там чего сидишь как неприкаянная? – обратился он к Майе. – Тебе чего-нибудь положить?
Майя покачала головой, трагически глядя на Леху.
– Ты вообще хоть что-нибудь ешь? – сочувственно спросил он.
– Я такую еду есть не могу.
– Да ладно, нормальная бывает еда. Борщ, например, вообще отличный.
– Из таких тарелок я тоже есть не могу.
– А с тарелками что не так? – полюбопытствовала Катя, шустро орудуя ложкой.
– Ну, они неаккуратные. И вообще как собачьи миски.
Некоторое время тишину в столовой нарушал только стук ложек.
– И ты все пять дней собираешься не есть? – уточнила Аня, покосившись на Майю. Ей было даже немного неловко перед ней, что все так шумно едят.
Майя кивнула:
– Мне сестра яблоки обещала принести.
– А что ты обычно на свободе ешь? – с набитым ртом поинтересовалась Диана. – Ты готовишь вообще?
Майя так опешила от этого предположения, что неуверенно поднесла руку к груди и спросила:
– Я?! Нет, конечно. Я все заказываю. Хотя однажды я готовила пасту, но ее я тоже заказала в “Партии еды”. Знаете, это когда вам приходит набор продуктов и инструкция, как все правильно смешать.
– Паста – это макароны по-нашему? – презрительно спросила Катя, поднимаясь из-за стола за вторым.
– Ну, паста это… паста. Но, наверное, можно сказать, что и макароны. Что еще я ем?.. Вот я устриц люблю, например. Омаров. Вообще, морепродукты очень люблю.
– Да, непросто тебе тут будет, – после короткой паузы резюмировала Диана.
Пожилой мужчина во фланелевой рубашке, шаркая, вышел из кухни. Он нес поднос с кружками и чайником.
– Берите чай, девочки, пока горячий.
– Этот чай лучше не п-пить, – прошептала Ане Наташа. – Трава, а не чай.
Катя протянула мужчине пластиковую бутылку.
– Лучше кипятку нам налейте, Виктор Иванович.
– Нальем, конечно, отчего же не налить, – степенно сказал Виктор Иваныч и пошаркал обратно на кухню. – Андрей, налей кипяток девочкам!
Через минуту в кухонном окошке появился еще один баландер. Он был одет в ярко-желтую толстовку на молнии и имел такое юное и чистое лицо, что казался совсем ребенком. На бортик окошка он поставил запотевшую, перекошенную от горячей воды бутылку.
– Сколько, интересно, ему лет? – наклонившись к Наташе, удивленно сказала Аня.
Та пожала плечами:
– Вроде в-восемнадцать.
– А за что он тут?
– Эй, – хрипло крикнула Наташа Андрею. – Тебя за что п-посадили?
– Без прав поймали, – ответил тот. Ане показалось, что он старается добавить голосу баса.
Испуганная полицейская, все это время сидевшая на стуле в углу, встала и робко спросила, все ли пообедали. Аня успела даже забыть о ее существовании.
– Мне еще надо в медпункт! – заявила Ирка.
– О-о-о, начинается, – усмехнулась Диана и облизнула ложку.
– Зачем вам в медпункт? Вы нехорошо себя чувствуете?
– Мне там должны выдать таблетки.
Полицейская беспомощно огляделась.
– Да мы тут побудем, – милостиво сказала Катя. – Никуда не уйдем. Медпункт вон же, вы за нами и оттуда посмотреть сможете.
Аня проследила за Катиным жестом – белая дверь с красным крестом в самом деле виднелась напротив них, рядом с входом в столовую.
– Какие таблетки вам должны выдать? – спросила полицейская у Ирки.
– Лирику.
– Если врач их вам действительно прописал, я в камеру принесу. – Выходите.
– Но мне нужно сейчас! Мне всегда дают после обеда!
– Я выясню и принесу вам их, если вы действительно их принимаете.
Ирка продолжала возмущаться, но остальные явно не желали бунтовать из-за ее таблеток. Все направились вниз.
Аню насторожило и то, что Ирка принимала какие-то таинственные лекарства со странным названием, и то, что девушка-полицейская сомневалась, действительно ли ей их выписали. Хотелось внести ясность, но спрашивать прямо она опять постеснялась.
Зато Майе смущение было неведомо.
– А для чего у тебя лекарства? – непосредственно спросила она, как только дверь камеры за ними закрылась.
– А… ну… у меня судороги, – замявшись поначалу, буркнула Ирка.
От ее внезапной энергичности, которая так поразила Аню перед обедом, не осталось и следа. Ирка выглядела угрюмой и апатичной. Она доплелась до своей кровати, нарочно почти не отрывая ноги от пола, и плюхнулась на нее, скрестив руки на груди.
– Ой, сочувствую, – воскликнула Майя.
Наташа, услышав Иркин ответ, презрительно фыркнула, но промолчала. Забравшись на кровать над Иркиной, она неторопливо расправила одеяло, села поудобнее и только после этого с мрачным удовлетворением произнесла:
– Да в-врет она. Наркота это.
– Тсссс! – испуганно зашипела Ирка, высовываясь со своей кровати и глядя на Наташу снизу вверх.
Аня вытаращила глаза и изумленно переводила взгляд с Иры на Наташу.
– Какая еще наркота?! – спросила она наконец и сама удивилась, как высоко прозвучал ее голос.
– Да обычная, – ответила Наташа. Несмотря на показное равнодушие, она явно была довольна произведенным эффектом. – В аптеке п-продается. Вполне легально м-можно купить.
– Это вообще-то лекарство от эпилепсии, но от него штырит, – перебила Катя, закуривая. Она залезла на подоконник и выпустила дым через решетку во двор. – Торчки и алкаши им закидываются, да, Ирка?
– Нет, это такое лекарство, – упрямо ответила Ирка. Она ни на кого больше не смотрела, а просто сидела, уставившись на свою простыню, опять скрестив руки на груди.
– Но тебя же от него штырит?
Ирка помолчала.
– Штырит, – нехотя признала она.
– Да она нам уже хвасталась, как целую махинацию тут провернула, – наябедничала Диана. Она тоже закурила и встала рядом с Катей, дымя в окно. – Какой-то ее дружбан-алкаш принес ей его сюда – она вроде как в аварию попала несколько лет назад и с тех пор лирику якобы от судорог принимает.