Если верить некоторым источникам, выступая на митинге в Форли, Муссолини «посоветовал» портить железные дороги – чтобы остановить переброску войск в порты Южной Италии и таким образом парализовать все усилия правительства. Сам Муссолини впоследствии от этого – о, конечно – решительно открещивался. «Его версию» отчасти изложила в своих мемуарах Ракель, которая представила все дело так, будто ее муж «всего лишь» произнес перед собравшимися речь, а когда события приобрели неуправляемый характер – был вынужден отправиться вместе с толпой на железнодорожный вокзал.
Там форлийские и съехавшиеся со всей Романьи социалисты застали эшелон с солдатами, отправлявшимися на войну. Толпа заставила военных покинуть вагоны, и только подоспевшим крупным силам полиции удалось восстановить порядок.
По другим сведениям, разогретые речью Муссолини демонстранты действительно начали портить колеи, причем не только железнодорожные, но и трамвайные, что было уже совсем глупо. В остальном все источники сходятся на том, что на какое-то время ситуация в городе действительно вышла из-под контроля властей. Муссолини мог быть доволен – ему вновь удалось овладеть толпой, а тот факт, что общенациональная забастовка провалилась, только оттенял его успех. Буржуазии и клерикалам удалось оболванить своей милитаристской пропагандой народ во всей Италии, но не в Романье и не в Форли, утверждал в своих статьях Муссолини.
Между тем власти, убедившиеся, что антивоенные настроения и близко не напоминают протесты против кампании в Эфиопии пятнадцатью годами ранее, решили взяться за «подстрекателя из Форли». Через несколько недель после этих бурных событий Муссолини арестовали вместе с несколькими другими «зачинщиками беспорядков». Его имя оказалось на устах у всей страны – о неистовом социалисте наконец-то услышали.
Возросшая известность и упроченная репутация радикального борца позволили Муссолини с легкостью пережить тяготы арестантской жизни. Он не слишком ценил итальянские тюрьмы, отдавая первенство в устройстве пенитенциарной службы австрийцам, но в целом условия содержания были достаточно умеренными. Как свидетельствует Ракеле Муссолини, в ожидании вердикта суда ее муж даже сумел закончить перевод на французский язык небольшой научной статьи по фармацевтике.
Наконец, изучив обстоятельства дела, в ноябре 1911 года королевский суд оглашает свой приговор. Сколько же отмерил революционному борцу «суд капитала, суд империализма, классово-реакционный суд»? О, немало – целый год тюрьмы. В государстве, которое позже возглавит сам Муссолини, политические противники будут получать 20–30-летние сроки заключения, а уж меньше пяти лет фашистские судьи и вовсе назначать не станут. Но тогда оппозиционному социалисту повезло – его судил королевский, буржуазный суд.
Получив целый год тюрьмы «всего лишь» за призывы подрывать обороноспособность страны в военное время, Муссолини не сдается, подает апелляцию и добивается – расстрела? каторги? нет! – смягчения приговора! Фактически ему предстояло отсидеть чуть менее полугода.
В тюрьме он пишет свою первую и самую смелую (в смысле множества подробностей, настоящих или выдуманных) автобиографию. Эта история собственной жизни была написана 28-летним Муссолини с явным желанием поразить читателей. В ней очень много сугубо личного, в то время как теоретическая часть откровенно блекнет на фоне повествований о любовных победах. В результате как популярное чтиво «Моя борьба» Гитлера проигрывает «Моей жизни» Муссолини по всем пунктам. В конце концов, какой еще политический деятель того периода отважился бы описать в своей книге, как он лишился девственности с проституткой?
А ведь к моменту выхода автобиографии Муссолини действительно стал «настоящим политиком».
В начале 1912 года Муссолини вышел на свободу с ореолом борца не на словах, а на деле. И снова он решительно включается в соревнование за звание социалиста номер один. Реагируя на разброд в стане итальянских социалистов, не знавших, как им относиться к королю, только что счастливо избежавшему смерти от руки убийцы-анархиста, Муссолини, годом ранее приветствовавший на страницах своего журнала убийцу российского премьера Столыпина и выражавший надежду, что следующей мишенью революционеров станет царь, занял самую непримиримую позицию. Не стоило социалистам чествовать монархию, заявил он, напоминая партийным товарищам о том, что революция – это будущее. А революцию, как известно, не делают в белых перчатках. «Простой каменщик стреляет в короля, – сказал тогда Муссолини, – этот случай показывает нам, социалистам, путь, по которому мы должны следовать». Вскоре за «примиренчество» из партии исключат немало видных ее деятелей, среди которых был Иваноэ Бономи, будущий премьер-министр антифашистской королевской Италии в 1944–1945 годах.
Известность Муссолини росла с каждым днем. Летом 1912 года он, вместе с перебравшейся в Италию Анжеликой Балабановой, начинает новую атаку на руководство Итальянской социалистической партии. На этот раз его ожидает успех. Когда на очередном съезде товарищей Муссолини в своей речи в пух и прах разносит «реформистские потуги» своих оппонентов, его под гром оваций тут же избирают в исполнительный комитет. Перемены в руководстве итальянских социалистов не остаются незамеченными в Европе. Из уютной Вены приходит приветствие от ленинской «Правды», одобряющей новый курс, взятый итальянскими социалистами – никаких компромиссов с национальной буржуазией!
…
Резко выросшая известность Муссолини и его новое положение в левом лагере привели к тому, что осенью 1912 года ему предложили возглавить Avanti! («Вперед!»), главную газету Итальянской социалистической партии. Несмотря на то, что издание существовало уже второй десяток лет, репутация у него была не из лучших, а тираж составлял немногим более десяти тысяч экземпляров. Но Муссолини охотно взялся за новую задачу – она вполне соответствовала его пристрастиям. Он всегда стремился взобраться на самую высокую площадку – статус редактора общенациональной газеты вполне таковой соответствовал.
Как и в Трентино, Муссолини делал ставку на массы, а не на «высоколобых интеллектуалов». В общем-то, Avanti! и прежде не славилась качеством своих передовиц, но Муссолини беспокоило другое. Быстро избавившись от всех не согласных с новой редакторской политикой, он придал изданию характерные для него самого агрессивность содержания и простоту формы.
Как и прежде, эффект не заставил себя ждать – число подписчиков и покупателей Avanti! множилось день ото дня. Менее чем через два года после того, как Муссолини вступил в должность редактора газеты, ее месячный тираж достиг ста тысяч экземпляров. Это было несомненным достижением, хотя очень трудно провести линию между ростом популярности социалистов в Италии вообще и спросом на газету. На выборах 1913 года за социалистов отдали свои голоса более миллиона избирателей, обеспечив Итальянской социалистической партии 53 места в законодательной палате. Но Муссолини среди них не было – самым позорным образом он проиграл в Форли, не сумев попасть в парламент. Это разочарование стало для него еще одним камешком на могильный холм демократии и представительской формы правления. Недруги злорадствовали за спиной: один из руководителей итальянских социалистов, главный рупор левой печати – и такой провал. Делая хорошую мину при плохой игре, Муссолини выпускает ряд статей, нещадно бичующих лживость «буржуазной демократии». В отличие от других своих «принципиальных позиций» этому убеждению он не изменит никогда.
Что ж, неудача на общеитальянских выборах не помешала ему избраться в городской совет Милана – места, с которым Муссолини будет связывать очень многое. Улицы этого старинного итальянского города станут свидетелями как зарождения и укрепления фашизма, так и его падения… Но пока до этого было далеко – полный сил и уверенности в себе социалист Муссолини перебрался в Милан еще в конце 1912 года. Он жил один, без семьи, которую ему вполне заменяли любовницы – сотрудницы по редакции и соратницы по партии. Казалось, что будущее самого Муссолини было вполне определенно, но хотел ли он сам такой предопределенности?
Успех в качестве редактора самой популярной в стране газеты левого толка, вхождение в высшее руководство Итальянской социалистической партии – все это, прежде бывшее недостижимым для провинциального журналиста, теперь казалось не столь уж значительным. Муссолини жаждал большего, по сути он хотел власти. А власть, считал «маленький вождь» социалистов, не получают – ее берут. Стать депутатом у него пока не вышло, но даже если бы и получилось – что с того? Монархия нескоро предложит социалистам места в правительстве, да и зачем ему эта буржуазная министерская чехарда, игра мелких самолюбий, возня в кротовьей норе? Нужна полная смена прежней системы! Но где же революция? Только она сможет вознести его еще выше.
Постепенно он начинает разочаровываться в мечтах о «социалистической Италии». Да и как создать ее с этой партией неисправимых говорунов, с этой нацией? В те годы Муссолини постепенно начал позволять себе ставшие для него впоследствии характерными презрительные замечания о «не том народе». Наблюдая, как поначалу решительно настроенная толпа разбегается, приняв звук топота собственных ног за приближение правительственной кавалерии, он заклеймил итальянцев «нацией трусов». На словах, патриотизм и прежде был для него пустым звуком (не считая двухлетнего пребывания в рядах армии), но теперь он разочаровался и в итальянском народе.
Спустя четверть века он будет повторять то же самое, но в намного худших обстоятельствах – горюя над осколками рухнувшей «новой Римской империи». Диктаторам всегда достается плохой, испорченный народ – иначе зачем тогда вообще нужна была бы диктатура? Гитлер тоже, после неудач 1942 года, будет сравнивать солдат Мировой войны со своими – не в пользу последних. Да и Сталин, который вообще много сделал для исправления «человеческого материала» в СССР, не раз позволит себе предельно критические высказывания в адрес «братьев и сестер». Вот и Муссолини уже тогда был крайне скуп на похвалу, но никогда не отказывался указать на недостатки или ошибки других. Только один человек никогда не становился мишенью для его критики – он сам.
…
События 1913 года дали Муссолини еще больше оснований сомневаться в скорой победе итальянского социализма. Все началось с недовольства канализацией (точнее, ее отсутствием) у жителей одного сельскохозяйственного района Центральной Италии. Демонстрация, призванная заставить муниципальные власти выделить средства, вылилась в потасовку с солдатами. Военные, не имевшие опыта в разгоне многочисленных толп, потеряли контроль над ситуацией и открыли огонь на поражение. Известие о двух десятках убитых и раненых быстро облетело всю страну. Армию и без того часто критиковали за стремление начинать пальбу без особой нужды, но этот случай был особенно вопиющим. Недовольными были все: оппозиция правительству слева кричала о «военщине, проливающей кровь бедняков», тогда как справа говорили о либерализме, доведшем до того, что солдатам приходится подменять полицию. Муссолини вместе с Avanti! конечно же, был в числе тех, кто оценивал случившееся как произвол со стороны властей. Это убийство по приказу короля – с мрачным удовольствием говорил он на страницах своей газеты, еще один пример, по мнению Муссолини, подтверждающий принципиальную невозможность сотрудничества между монархией и социалистами.
Между тем, пока общественность Италии обсуждала случившиеся события, произошло новое убийство. Желая отомстить «военным» за расстрел митингующих, молодой анархист зашел в кафе и выстрелил в армейского офицера. Стрелявшего арестовали, быстро признали сумасшедшим и поместили в больницу.
Левые негодовали. Была объявлена всеобщая забастовка, быстро переросшая в нескольких крупных городах в многочисленные нападения на чиновников, полицию и военных. Кое-где снова стреляли, и сам Муссолини отведал полицейской дубинки во время демонстрации в Милане. Европейская пресса закричала о «красной неделе» в Италии, в то время как возглавившие протест социалисты говорили о вышедшем на улицу миллионе граждан. Вряд ли эта цифра была близка к истиной – по мнению неангажированных наблюдателей, наибольший успех забастовка имела в столице и некоторых крупных городах. Для свержения монархии этого оказалось недостаточно, но итальянское правительство пало.
Однако в остальном итог для социалистов был неутешительным. Они не приблизились к своим целям ни на шаг. Те из них, кто отстаивал насильственные методы взятия власти (включая нашего героя), были обескуражены малыми жертвами с обеих сторон и отсутствием видимых результатов. Уход в отставку министров – не достижение, итальянские правительства и без того не отличались стабильностью. Зато прозвучали тревожные звоночки с другой стороны – впервые за долгие годы массовым шествиям левых были противопоставлены не только полиция и войска, но и организованные консервативными политическими силами добровольцы. В некоторых случаях они применили насилие, без особых проблем разогнав протестующих. В будущем Муссолини использует такую же стратегию уличной политической борьбы, но тогда он был крайне разочарован.
Его партийные оппоненты, те, кто собирался повторить в Италии успехи немецких социал-демократов с их устойчивым положением в рейхстаге, имели еще больше поводов для печали – позиции радикалов в левом движении казались сильными как никогда.
События «красной недели» июня 1914 года были проанализированы Муссолини: он хорошо прочувствовал, какую силу в руках правительства представляли полиция и армия. И какими слабыми оказались методы борьбы, избранные руководством социалистов! А для Муссолини слабость всегда была чем-то постыдным. Итальянская социалистическая партия не проявила себя во время этих событий – слишком много, по мнению Муссолини, было ненужных колебаний, осторожности, даже трусости. Вместо того чтобы возглавить протестующих, социалисты занимались разговорами, без толку потеряв драгоценное время. С такой партией революции не сделаешь, пускай и будущее буржуазной итальянской монархии тоже не выглядело безоблачным.
Муссолини оценил, с какой нерешительностью либеральное правительство реагировало на выпады в свой адрес, как трусили министры, как неохотно применяли они силу. Эта видимая слабость – а иного объяснения такому поведению Муссолини не признавал – только усугубляла его чувство разочарования по отношению к социалистическому движению. У властей, заявил он, есть полиция и солдаты, но нет поддержки масс. За социалистами идет народ (тут, как и всегда, Муссолини выдавал желаемое за действительное), но он безоружен и обманут. Придя к власти, Муссолини сделает все, чтобы за ним были и солдаты, и массовая поддержка. А пока оставалось лишь крепить ряды «Второго Интернационала» – международному «движению рабочих» (т. е. социалистических партий) предстояло испытание Мировой войной.