В общем и целом, юридическое мышление конструируется правовой культурой. Мы мыслим словами, образами, конструкциями не нами придуманными, хотя и можем их компоновать в определенную последовательность, но опять-таки одобряемую сообществом (референтным социально значимым другим). Одновременно правовая культура формируется инновационной активностью человека. Эта активность приобретает статус общезначимости благодаря привилегированным социальным группам, которые способны производить символическую гегемонию (по А. Грамши). С другой стороны, одной из особенностей юридического мышления постсовременности является множественность социальных групп и их конкурентная борьба за право официальной юридической номинации, образующей мир права. Отсюда же фрагментация личностной правовой идентичности: множество социальных групп конструируют пересекающиеся и взаимодополняющие друг друга правовые статусы. Она же обусловливает «расколотость» юридического Я как одно из проявлений постмодернизма.
Одной из сложных, теоретических проблем в связи с рассматриваемым вопросом является уточнение традиционного представления о юридическом мышлении как об автономном, рациональном, логичном, универсальном, объективном, истинном процессе. Идея юридического Геркулеса, знающего ответы на все вопросы правовой теории и практики, сохраняется со времен У. Блэкстона до наших дней (одним из последних приверженцев этой доктрины был Р. Дворкин). Однако постклассическая философия права опровергает «догмы теоретизма и эмпиризма» (перефразируя У. Куайна): нет автономности22, классической рациональности и логичности, универсальности и объективности права23, а есть историческая и социокультурная контекстуальность, практическая реляционность, интерсубъективность, ценностная обусловленность права, неотделимого от его восприятия: право существует и реально только если воспринимается как существующее и реальное. Известный венгерский философ и теоретик права Ч. Варга справедливо утверждает, что законодательство не является аксиоматико-дедуктивной системой, а логика не играет привилегированной роли в правосознании и правоприменении: «Позитивное право едва ли переполнено нормами, выводимыми из других правовых норм формальным, чисто дедуктивным методом. Фундаментальные положения, лежащие в основе содержания правовых систем, в основном являются определениями границ – актуализации и конкретизации – намерений, получивших отражение в политико-правовых документах высшего уровня, нормативное регулирование которых обеспечит определение тех поведенческих средств, которые были выбраны законодателем для достижения желаемых целей. Другими словами, … процессы применения права не могут сводиться к дедуктивным операциям»24.
Вышеизложенное дает основание согласиться с мнением А. С. Александрова и его соавторов, утверждающим дискурсивно-риторическое, а не логическое содержание юридического мышления. Уголовно-процессуальное доказывание, – это «не поиск научной истины, а способ легитимизации власти, оправдание ее в общественном мнении как справедливой. Так, скажем, юридическая аргументация включает в себя борьбу интерпретаций за ‘’правильный смысл’’ закона в данном контексте властеотношений. Она не является нейтральной и направлена на обоснование риторическими средствами определенной идеологии, системы ценностей, признанных актуальными в данном пространственно-временном континууме»25. В другом месте он с соавторами пишет: «Психология, эмоции, идеология, также так же, как и эмпирические факты, задействованы в судебной аргументации. Доказать – значит убедить, разделить исходные посылки, позицию оратора, принять систему его рассуждений и правильность выводов, наконец, вызвать симпатию к самому аргументатору, лицам, которые поддерживают его (свидетелям, специалистам и пр.) … Не логика, а риторика объясняет природу судебной аргументации»26.
Что же делает мышление именно юридическим? Ответ на этот вопрос зависит от типа правопонимания, задающего контекст ответа. Так, сторонник позитивизма ответит на него сугубо формально-юридически: все зависит от формальности (или оформленности) ситуации, которая осмысляется и о ее последствиях, которые могут быть связаны с государственным принуждением. Юснатуралист, в свою очередь, пафосно заявит, что качество юридического образуется из имманентной связи соответствующих ситуаций с моралью. Для социолога права таковым критерием выступает общеобязательность как общезначимость некоторых явлений с точки зрения общества. Постклассическая социология права исходит из того, что юридическое содержание – это не отдельный вид мышления, а его аспект или сторона. В принципе, любое мышление может быть юридическим, если оно оперирует информацией, которой придается статус правовой. Является ли таковым, например, мышление обывателя, не отягощенного специальными юридическими знаниями, о каком-нибудь уголовном, гражданском или административном деле? Полагаю, что в широком смысле слова любое осмысление юридического дела (ситуации) является юридическим. Это же касается даже бессознательного восприятия профессионалом (юристом-практиком) релевантной для юридического дела информации, которая потом может стать осмысленной.
Однако кто и как приписывает качество юридического? Это делает власть, в широком смысле слова, включающей референтные группы, формирующие общественное мнение о социальной значимости некоторых ситуаций, явлений и процессов. Именно им приписывается либо официальный статус юридического, либо они признаются в качестве правовых обычаев на уровне повседневных практик (почти всегда, кроме случаев «мертворожденных» юридических актов, официальное право конкретизируется, уточняется, а иногда и значительно трансформируется повседневными практиками). При этом такого рода правила поведения должны обладать минимумом функциональности и быть признанными, распространенными, многократно используемыми как минимум на уровне основных социальных групп, образующих данный социум.
Юридические значения – это господствующие (официально или/и в качестве обычаев и традиций) в данном обществе (на уровне основных социальных групп) разделяемые знания об использовании правил поведения, принимаемых в качестве юридических. Они образуются в результате борьбы социальных групп за право официальной (включающей обычаи и традиции) юридической номинации социального мира и конкретизируются в юридических типизациях, фреймах и скриптах, о которых речь пойдет ниже. Юридические смыслы, образующие содержание повседневного правового мышления, уместно рассматривать как индивидуализацию значений применительно к данному актору (его потребностям, интересам, мотивации) и ситуации. При этом осмысленность мира – это «имманентная отнесенность к Другому»27.
Основной характеристикой юридического мышления является процесс категоризации – соотношение воспринимаемого с уже известным, наделенным статусом юридического. Так понимаемая категоризация – это процесс юридической квалификации, дополняемый личностными юридическими смыслами: соотнесение воспринимаемого с нормами права и персональной интенцией. Юридическое мышление в этом смысле порождает действия (хотя как именно – остается сложнейшей междисциплинарной проблемой), конструирует действительность как действенность поведения. Это связано с тем, что без осмысления социальное, в том числе, и правовое, явление не существует28. Тем самым, юридическое мышление участвует в конструировании правовой реальности и одновременно входит в нее имманентным аспектом, а также обусловливается ею.
Юридическое мышление, как указывалось выше, диалогично в плане обусловленности и креативности: мы мыслим не нами придуманными схемами, категориями, юридическими конструкциями, но в то же время комбинируем эти схемы, категории и юридические конструкции мы сами, исходя из личных пристрастий, интересов и ожиданий, вычленяя сведения в процессе восприятия и превращая их в осмысленную, юридически значимую информацию. Такого рода обусловленность проявляется в многочисленных факторах воздействия, манипулирования мышлением, производимых СМИ, системой идеологии, образования, проявляющейся как на мировоззренческом уровне, так и на обыденном. И тот, и другой уровни формируют практики юридической повседневности. Особую роль в этом процессе играет юридическая картина мира. Об этом речь пойдет ниже.
1.2. Юридическая картина мира в структуре юридического мышления
Формирование юридического мышления осуществляется многочисленными факторами. Среди них важнейшую роль играет юридическая картина мира. В любом социуме существуют господствующие социальные представления о мире, вырабатываемые референтной(-ными) группой(-ми). Они образуют как наивный образ мира, так и интеллектуальный консенсус эпохи (применительно к данному обществу). Именно так сегодня трактуют картину мира в лингвистике или психологии: как общественное сознание (включающее разные уровни – идеологию, мировоззрение, обыденные представления, бессознательное), инретиоризируемое в индивидуальное сознание, установки, стереотипы.
Разновидностью картины мира выступает научная картина мира, которая играет принципиально важную роль в структуре философских оснований науки. По утверждению В. С. Степина, философские основания науки включают в себя нормы и идеалы исследования, научную картину мира и философские идеи и принципы, с помощью которых обосновывается картина мира и эксплицируются нормы и идеалы исследования29. «Научная картина мира – целостный образ предмета научного исследования в его главных системно-структурных характеристиках, формируемый посредством фундаментальных понятий, представлений и принципов науки на каждом этапе ее исторического развития. /…/ Обобщенный системно-структурный образ предмета исследования вводится в специальной научной картине мира посредством представлений 1) о фундаментальных объектах, из которых полагаются построенными все другие объекты, изучаемые соответствующей наукой: 2) о типологии изучаемых объектов: 3) об общих особенностях их взаимодействия: 4) о пространственно-временной структуре реальности. Все эти представления мот быть описаны в системе онтологических принципов, которые выступают основанием научных теорий соответствующей дисциплины30.
Как и любая наука, юриспруденция не может не основываться на исходных философских допущениях – философских основаниях, к которым относится юридическая научная картина мира. Она, как и любая научная картина мира, согласимся с В.С. Степиным, выполняет «три основные взаимосвязанные функции в процессе исследования: 1) систематизируют научные знания, объединяя их в сложные целостности; 2) выступают в качестве исследовательских программ, определяющих стратегию научного познания; 3) обеспечивают объективацию научных знаний, их отнесение к исследуемому объекту и их включение в культуру… Осуществляя систематизирующую функцию, научные картины мира вместе с тем выполняют роль исследовательских программ. Специальные научные картины мира задают стратегию эмпирических и теоретических исследований в рамках соответствующих областей науки. …В теоретических исследованиях роль специальной научной картины мира как исследовательской программы проявляется в том, что она определяет круг допустимых задач и постановку проблем на начальном этапе теоретического поиска, а также выбор теоретических средств их решения»31.
«Юридическая картина мира, – справедливо отмечает Ю. А. Веденеев, – в этом плане и представляет собой систему общих рамочных ценностно-нормативных ориентаций и мотиваций, обеспечивающих равновесие в различных социальных порядках, основанных на репутации, авторитете, силовом давлении, социальном консенсусе или контракте.
Среда обитания юридической картины мира – юридическое мышление. Различным историческим формам юридического мышления – символическим и дискурсивным, предметным и воображаемым, практическим и теоретическим и, соответственно, юридическим картинам мира – корреспондируют различные правовые онтологии и правовые базисы, юридические техники организации и реализации права, типа юридических знаний о праве, понимания и восприятия права, правовой психологии и идеологии»32.
«Роль феномена “юридическая картина мира”, – подчеркивает известный московский теоретик права, – в процессах социальных трансформаций фундаментальна. Составляя социокультурный и нормативный аспект правовой реальности, юридическая картина мира не только отражает правовую реальность в системе юридических понятий и значений, она ее формирует и ориентирует в системе юридических ценностей и смыслов, т.е. обеспечивает новые правовые практики и траектории развития. Юридическая картина мира, по существу, управляет процессами изменений в содержании и формах существования и выражения права, направляет траекторию институциональных преобразований в системе юридических конструкций и решений, определяет ее историческую динамику и структуру. В ее рамках складываются ценностные, концептуальные и нормативные юридические модальности, определяющие параметры и характеристики конкретно-исторических правовых систем, фиксирующих новые юридические границы в системах социальных отношений.
Юридическая картина мира – не застывшая структура. Она часть социокультуры и меняется в логике ее цивилизационного развития. Вопрос не в траекториях ее эволюции или трендах развития. Концепт “юридическая картина мира” заключает в себе одновременно и апологию и критику наличного правопорядка. Поддерживая правовую реальность в рабочем состоянии на протяжении всего цикла ее существования, юридическая картина мира, разумеется, меняя свои концептуальные, ценностные и нормативные основания и модифицируя их, не разрушает себя. Смысл ее существования в первую очередь состоит в том, чтобы обеспечить преемственность в развитии своей соционормативной системы в процессах ее перехода в другое состояние»33.
Соглашаясь с приведенной точкой зрения о роли концепта «юридическая картина мира», тем не менее, замечу, что автору следовало бы более четко показать структуру (уровни) юридической картины мира и связи между ними. Полагаю, что в картине мира, включая юридическую, уместно выделить мировоззренческий или философский уровень, научный, догматический, применительно к юриспруденции, профессиональный, обыденный, а также уровень бессознательного. Для различных субъектов эти уровни разным образом актуализируются, взаимодополняя друг друга. Так, философский уровень призван задавать научную эвристику, формулировать исходные научные гипотезы, обосновывать общенаучные понятия, задавать методологию и философскую рефлексию научного дискурса. При этом нельзя не учитывать господствующее мировоззрение (эпистему, свойственную соответствующей исторической эпохе и культуре-цивилизации). В то же время ученый, исследующий какую-либо область правовой реальности, не может не воспроизводить в своих научных изысканиях топосы – общие места как само-собой-разумеющееся знание (как сказали бы представители социальной феноменологии), например, право регулирует общественные отношения, закон охраняет и обеспечивает права человека, право реализуется в правоотношениях, государство выполняет социальную функцию и т.п. Эти и тому подобные топосы выступают в определенном смысле бессознательным юридической науки (странно, что их использование до сих пор не признается плагиатом). Профессиональная юридическая картина мира (или профессиональный ее уровень) включает «смутные» мировоззренческие представления (у большинства представителей цеха юристов-практиков) о сущности и смысле права, но включает огромный пласт не только образов нормативного правового материала, но и его конкретизацию в схемах (фреймах или скриптах) повседневных юридических практик, приобретаемых в процессе социализации, накопления опыта и принимающих форму навыков и стереотипов практического мышления. Именно такое взаимодополнение и взаимобусловленность уровней отличает постклассическую юридическую картину постсовременного, постиндустриального мира.