– Мне кажется, те кто за вас болел, обязательно захотят узнать каков ты живьём. Лично я видела Неро Ликта в деле, и скажу вам, это старое боевое искусство действительно зрелищное. Прочтите информацию в глобсете* [*компьютерная общепользовательская сеть Орномиэла] и вперёд.
– Ты права, бокс без преувеличения можно назвать искусством. Добавлю в след словам Теры Бвунс, что, если вы посетите наш клуб в "Куботроне", где сосредоточено всё связанное с этим единоборством, вы как минимум останетесь под впечатлением. А вдруг и вовсе станете увлекаться им.
– Спасибо за согласие прийти ко мне на беседу сразу же после победы. Наверняка наш герой устал и хочет отпраздновать успех, поэтому друг мой, Неро, мы с читателями готовы тебя отпустить.
– Благодарю, до свидания.
– Всего доброго…
Официантка поставила два бокала виде стебля с бутоном розы, с заказанным в ходе интервью цитрусовым миксом.
–Хорошо получилось. Не думала, что ограничусь вопросами чисто по теме, мне казалось придётся добивать текст какой–ни будь банальщиной типа: где живёшь, какой цвет любимый?
– А я и на них круто ответил бы.
– Ну так-то да, ты тот ещё говорун. Слушай, Неро, надо закругляться, мне и вправду придётся всю ночь работать. Куда отправишься сегодня?
– Да не собираюсь я ничего праздновать сегодня. Вернусь за Ferrari, прокачусь по городу. Вечером дома кое–что важное ждёт, не спрашивай это секрет.
– Да не нужны мне твои секреты, у меня голова тогда точно взорвётся… Совсем отмечать никак не хочешь?
– Почему же, завтра с Роунсом идём в "Ячейку", подымим весёлой.
– Ясно. Нет желания сейчас тебя ругать за дым, поэтому давай прощай. Спасибо, что не отказал.
Я встал из–за стола. Сунув руки в карманы, поправил штаны. Взял свой сок и легонько, для звона, ударил о бокал Теры. Подмигнув ей и допив остатки, аккуратно поставил розочку на стол, кидая последний взгляд за окно. Затем отправился на выход.
Глава 3
Мощный двигатель внутреннего сгорания взревел, лаская мой слух. Сознание еще более трепетало, подпитываясь воображением; как люди много веков назад ездили на точно таких же. Ferrari считался баснословно дорогостоящим автомобилем, позволить себе его могли единицы, …, впрочем, как и сейчас. Рядом с Ferrari, будто касался прошлого, прошлого к которому я имел необъяснимое влечение.
Мой путь лежал к северо-восточному району. Я не стал пробираться к своему дому напрямую, а наоборот направился к югу, выехав на самую широкую низменную трассу. Двадцатирядная дорога, огибающая весь город, позволяет владельцам наземного транспорта без проблем пересекать обширную площадь Орномиэла. Я ехал по идеально ровной дороге. Уже темнело, энергощит мерцал оранжевым периодом. В такое время на этой объездной довольно свободно, и моя скорость была совсем не шуточной. В машине установлен жучок, можно было не опасаться фиксаторов скорости. Сами штрафы за превышение считались крохотными, а вот если попадаешь в аварию из–за этого, то с твоего счёта скачивают приличное количество энергии.
Сколько себя помню удовольствие держать руль за ездой собранного авто никогда не покидало меня. Я был действительно счастлив создавая их, и считал это достойным занятием. Единственное их отличие от древних (не считая отсутствия в салоне кожи животных) это современная доработка системы выхлопа. На глушитель устанавливалась сменная фильтр–насадка для безвредного выхлопа. Так требовали правила эксплуатации под щитом всего, что могло испортить воздух, не только транспорта. За экологией строго наблюдало и заботилось целое министерство.
…Я подъехал к торговому центру рядом с домом, вроде там есть магазинчик, продающий то, что нужно.
– Привет, Неро, – поздоровалась со мной, знакомая женщина преклонного возраста, ей, кажется, за 130 перевалило. – Вижу ты так и не сменил цвет своего раритета.
– Здравствуй Лерта Снепс. Да, ты права, никак не определюсь, поэтому чёрный.
Милая старушка жила на одном со мной этаже. Она приучала всех людей моложе себя обращаться к ней на «ты», когда как у нас к старшим принято обращаться на вы и с полным именем, состоящим из двух частей. Из–за этого довольно неловко было с ней общаться.
– Вроде взрослый уже давно, а всё не можешь выбрать любимый цвет. Мы вот вчера с внучком в новый гамма–храм ходили, взносы за синие оттенки внесли.
– Что уже переделали его?! …Завтра может тоже загляну.
– Сделали, сделали уже. Ты сходи, сходи на пользу ведь. Пойду я соседушка, давай удачи.
– До свидания.
…Проходя по рядам прилавков, пытаясь обнаружить нужные предметы, я размышлял о гамма-храме; что, если и вправду посетить его завтра. Охота побывать там. Взнос за зелёные проведу, почему–то последнее время опять тянет к этому цвету. Но так уже бывало. Все люди имеют любимый цвет, и без промедления назовут его, если спросишь. У меня же предпочтения всегда менялись, и в итоге я решил уважать каждый. Сразу стало легче, хотя многие не понимают такого.
После посещения гамма–храма становится радостнее. Пришедшие туда созерцали богатство цвета. Человек в меру своих возможностей делал взносы за любимый основной оттенок. К концу года производились подсчёты, и с первых же секунд наступившего нового энергощит загорался цветом, собравшим наибольшую сумму. В течении семи суток горел только он. Восьмой день тоже был особым, радуга сменяла свой спектральный цикл не за семь часов, как обычно, а всего за семь секунд. Праздник назывался "радужным". Город буквально пестрил красками, и все веселились.
Мой взгляд замер, найдя нужный вариант на прилавке. Среди большого ассортимента даже не пришлось сомневаться в выборе. Я держал в руках увесистую записную книгу. Понравилась обложка, с обеих сторон украшенная выпуклыми разноцветными кирпичиками. Похоже мысль материализовалась, ведь стены гамма–храмов, о которых мы только-что говорили с соседкой, внутри облицовывались такой же мозаикой. Желание прийти домой и поскорее начать писать необъяснимо усилилось. Осталось отыскать графитовые карандаши и стирательный ластик. Похоже я схожу с ума из-за того странного сна.
У кассы сканирующая рама произвела подсчёт товаров, и расплачиваясь, я заметил прибавку энерейзов, премия за выигрыш уже поступила. За покупку, с моих банковских батарей изъяли 310 энерейзов, не дёшево обошлись мне письменные принадлежности былых времен.
"Аккумуляторная Долина" находится не далеко от города. Там возведены огромные сооружения содержащие в себе все запасы энергии. Технологии хранения постоянно совершенствуются, и "аккумуляторная долина" безостановочно модернизируется. В ней-то и существовал где-то мой энерейзовый счёт, утративший сейчас в эквиваленте энергию. …Неужели я действительно купил её, и неужели я начну писать о себе?
Машину перепарковывать с трансформенной парковки торгового центра не стал, пусть ночует здесь. До моей высотки не далеко, лучше прогуляюсь.
Жилые дома в основном были около пятидесяти этажей. В Орномиэле не приветствовалось однообразие, и все постройки наделялись разнящимися чертами. Застройщики всегда выдумывали своим проектам замысловатую геометрию и окрас. Чем ближе к центру, тем более чувствовалась смекалка проектировщиков. Этот город однозначно лучший из когда-либо существовавших. Мне нравится здесь жить, мне нравится жизнь, …но все же ощущение неполноценности всегда тяготила мой разум. Чем человечество заслужило такого изгнания?! Когда оно выйдет из своего заточения?! Каково это вдыхать природный воздух, и чувствовать тепло солнца за пределами нашего склепа?! …И почему мне еще ни разу не встретился тот, кто сказал бы что ему нравится природа снаружи? Когда найдётся тот, кому я смогу попробовать открыто описать как она прекрасна? Даже Тера рассмеётся, узнав о таком моём пристрастии. Придётся и дальше скрывать, и быть запертым не только сводами энергощита над головой, но и задыхаться под собственным, индивидуальным щитом…
Я стоял на крыльце, мой взор скользил вверх по чёрной стеклянной поверхности здания, в котором располагалась принадлежащая мне квартира.
Из холодильника я взял упаковку кабачковой икры и мучные слайсы. Когда я ел натуральную еду, то получал истинное удовольствие, потому как буквально чувствовал в себе растекающуюся заряженную силу. Наша пищеварительная система, после рейгрединга в 237 году, полностью стала самостоятельной, вполне закономерно эволюционировала и стала производить новые ферменты, которые по расщеплению химических компонентов совершенно не уступает вычищенной из человека микрофлоре. Так что наслаждение от еды люди не утратили, несмотря и на окончательное завершение стерилизации человеческого тела, начатое еще в "Старой Эпохе", где медицина прогнала из организма различных паразитов и все спящие вирусы.
Я нетерпеливо понёсся в спальню. Вытянув ноги, и укрыв их нежнейшим покрывалом, уселся, погрузив позвоночник в мягкую спинку кровати. Держа в ладонях купленную записную книгу, сомнения покинули меня.
Той ночью я видел сон, необыкновеннейший сон. Обычно сновидения никогда не откладываются в памяти, всегда стремительно ускользая. Бессмысленно пытаться пересказывать их, их попросту нельзя связать речевым оборотом. Это словно горсть песка, брошенная сквозь сито, падение которой ты видел, а имеешь лишь крупицы, застрявшие на прожилках. Но вчерашнее сновидение стояло особняком среди прочих, и объяснить его весьма затруднительно. Внутри сна происходила удивительная ситуация; будто вокруг моего сознания предстала вязкая осязаемая реальность, она в одно мгновение изображала сразу все цвета. Я чётко понимал, что одновременно вижу все вариации смешанной между собой палитры. В одно и тоже деление времени (или время передо мной растянулось на самые мелкие деления) разум распознавал и впитывал всю существующую гамму.
Проснувшись под впечатлением, я крайне растерялся от пережитого и не понимал, как реагировать на это. Сам не зная почему, я решил вести дневник, мне показалось отныне я не должен упускать из виду происходящих событий жизни. Я специально купил бумажную записную книгу, чтобы исключить риски утечки сокровенной информации. Ведь не известно, что меня ждёт впереди. Но что–то удивительное меня точно ждет, а иначе как объяснить этот всплеск в моём мозге поразительной "палитры"?
Глава 4
Проснувшись в полдень, долго лежал рассматривая потолок. В животе заурчало, это вывело из раздумий. Распахнув шторы, я поплелся на кухню к холодильной камере, попутно сделав со шторами гостиной тоже самое. Мною не часто использовалось встроенное затемнение стёкол, впускать свет в жильё мне приятнее было отдёргиванием занавесок. Двухкомнатная квартира полностью обшита обожжённым и лакированным деревом, мебель преимущественно сделана из него же. Симпатичная квартирка, …на мой взгляд.
На замороженных полках лежало великое разнообразие герметичных упаковок. Здорово держать дома много всякой еды. Вот так приоткроешь дверцу, и стоишь слушаешь себя; чего бы такого слопать? Вся пища надёжно запечатана, и хранится годами, поэтому через официальную страницу внешних плантаций с доставкой на дом, я старался держать в изобилии свой холодильник.
Прозрачная банка с хлопком впустила в себя воздух. Крышка с кнопкой открывания и сама банка полетели в мусорный желоб, а овощное рагу зашипело в металлической сковороде на газовом огне. Съем всю порцию, охота прям горяченького, добавлю смесь перцев, люблю поострее. На кухне имелся и мгновенный темпогривер, и иногда приходилось и в нём разогревать. Но есть огромная разница между пищей, подогретой волнами в микроскопических диапазонах, и теми длинными тепловыми волнами, исходящих от жара раскалённых древесных углей. Вроде ты довел в обоих случаях продукт до одинаковой температуры, а вкус у него уже другой, он в материи стал другой. И это слишком явный пример, я верю, что в мире есть и более тонкое восприятие энергетики, не подвластное измерению нашей науки. Вот взять рагу, которое уже лежит на моей тарелке, источая аппетитный аромат – оно нашинковано миксером. Если бы его нарезал ножом человек, то оно было иным где–то глубоко внутри. Мы того явно не почувствуем и не уловим, но оно присутствует. Человечество меняется под воздействием технологий, всё прежнее в нем модифицируется или атрофируется, появляется новое. Не путь ли это от жизни к безжизненности в корне своего определения. …Я стараюсь как могу затянуть коварный процесс. Вот почему использую огонь газа, хоть это и не древесные угли, вот почему шторы двигаю руками, хоть за ними и не солнце.
Допив чай, пошел бриться. Намылившись растительным мылом, я достал опасную бритву. Бриться мне нравилось лезвием, не знаю почему, …само по себе оно щекотало во мне какие–то струны, ощущения более мужественные что–ли. Хотя большинство посчитало бы дикостью удалять щетину острым металлом. В основном все использовали ультратримеры, или гель, вымывающий волосяные луковицы. Избавляться навсегда и бесповоротно от растительности на теле мало кто решался, женщинам она по-прежнему нравилась.
Прогуляться до гамма–храма захотелось пешком. На улице оказалось оживлённей обычного. С чем это связано угадать крайне сложно, в городе с такой численностью, каждый находил свои заморчки по жизни. Массы сбивались в группы и общества, увлекаясь различнейшими интересами.
Будучи выпускником историко-социологического факультета, моё внимание всегда пыталось уловить в окружении какую-нибудь первобытность. Любую вещь, где человек выбирает как ему поступить, делая это инстинктами, приобретёнными в ранних социумах. И мне всегда было приятно подмечать все эти детали взаимоотношений людей, пронёсшиеся и сохранившиеся сквозь тысячелетия. Поэтому я надеюсь, что слияние с природой всё ещё возможно. Мы в борьбе. …Конечно, чем дальше, тем больнее нам будет проделать первые шаги за пределы щита после разрешения человеческой проблемы.
До гамма-храма около километра, и я вновь, как часто это бывает, впал в размышления о судьбе людей. …Этот вопрос ничем не уступает по популярности тайне о возникновении Вселенной. По какой же реальной причине 820 лет назад народ пришёл под щит и остался здесь?! Официальная версия, преподаваемая в школах, преподносит всё следующим образом: молекула KAF–24, погубившая двадцать семь миллиардов жителей планеты, попала в атмосферу из потерпевшей аварию научной лаборатории, пытавшейся произвести универсальный препарат, подавляющий аллергию* [*аллергия – это реакция организма на какое-либо безобидное вещество, где беспричинно иммунные клетки подключаются для борьбы с ним] у человека. …Первые переносчики, и соответственно жертвы, позволили узнать о непревзойденной хищной молекуле многое, но не всё. На появление их в организме человека, иммунная система, как и полагается реагирует на патоген, отправляя начальным ответным этапом молекулы (орудия) комплименты. Которые по своим обязанностям облепливают чужака и начинают его распиливать молекулярными ножами. Затем во втором эшелоне подоспевают макрофаги (солдаты) один из основных и грозных видов иммунных клеток, они должны проглатывать получившееся месиво, и самоуничтожаться по приказу Т–клеток (генералов), делающих обход в третьей стадии. Однако молекула KAF–24, была сверхпрочным соединением, ни комплементам, ни макрофагам не хватало мощности повредить её. Этот процесс мог продолжаться бесконечно. D-клетки (заводы иммунной системы) производили всё большее количество этих макрофагов, столь безвредной для неуязвимой молекулы KAF–24. Так происходило пока организм человека не умирал от обезвоживания, растрачиваясь на ложные меры, и превращаясь в свалку никчёмной биомассы, заполненную растерзанными останками органических соединений. …И вот, что самое странное и до сих пор непостижимое во всей этой истории: молекулу KAF–24 каким–то образом размножают клетки коры головного мозга. Зачем и как она это делает, никто не может ответить, ведь у молекулы как у вируса нет цепочки ДНК, чтобы встраиваться в человеческую ДНК и за счёт неё производить саму себя. В общем, молекула KAF–24 носит статус величайшей биологической загадки