Я ещё раз прочитал послание Каннингема, а Патриция посмотрела на свои чудесные часы.
– Пора! Закрой глаза и сосредоточься. Как почувствуешь, что перешёл, – старайся взять тело под свой контроль! Подави сознание долбаного Kewpie! Удачи!
– До встречи, Патриция. Я вернусь! Я обязательно вернусь!
Якоб Гроот закрыл-таки свои глаза и провалился в прекрасную неизвестность.
Часть 2
01
Время растянулось как мыльный пузырь – сначала я ещё слышал голоса людей в ресторане, потом они стали говорить всё медленнее, и медленнее, и медленнее, и ещё медленнее.
Помню, я почувствовал необыкновенную лёгкость, какую до тех пор никогда не чувствовал.
Потом как будто убавили громкость, кто-то ругнулся, и всё стихло в один момент – казалось, что я уснул.
Но я что-то проглотил и тут же пришёл в себя.
Я увидел перед собой стол – но не тот, за которым сидели мы с Патрицией – новый стол был простым и большего размера.
Помещение было тёмным и, поэтому, показалось мне мрачным – пара-тройка тонких свечей, которые находились в центре стола, едва освещали его.
На столе, кроме дешёвых свечей, стояли глиняные кружки и тарелки, и я как будто ел из одной – на тарелке, которая была под моим носом, лежало что-то скользкое и не пахло.
Честно сказать, запах, который бил в мой нос, выдавал завидную близость столовой и сортира – видать, он-то и перебивал запах еды.
Со мной за чудесным столом сидели люди. Поначалу я не разглядел лиц, но зато услышал их детские голоса – они говорили на каком-то языке, которого я не понимал.
– Хватит! И говорите по-английски! – сказал я чужим голосом.
Я не собирался говорить – это получилось само собой, пожалуй.
Я тут же вспомнил слова Патриции и принялся шевелить руками, ногами и языком.
– Что за чёрт! – сказал голос.
Конечности меня не слушались, хотя я старался двигаться изо всех сил.
Когда получилось пошевелить большим пальцем на ноге, я вскрикнул от радости.
Голос был не моим, конечно, но я всё равно был счастлив.
– Джон, что с тобой? – спросил женский голос.
У меня мелькнула мысль, что женщина в комнате может быть женой – такое, как вы знаете, случается с лучшими женщинами. Ну, или с настойчивыми – по-разному бывает.
Но я всё ещё не замечал лиц, потому что был увлечён борьбой с хозяином тела за то самое чудесное тело.
– Я не знаю. Я не могу пошевелиться! – сказал чужой голос.
– Ты же размахиваешь руками! – сказала женщина.
Да, я махал руками, и своими резкими взмахами я скинул тарелку и кружку со стола.
Kewpie был в смятении и растерялся. Я чувствовал его волнение – он был готовым паниковать, не иначе.
– Это не я! – сказал Kewpie.
– Заткнись! – сказал я тем же самым голосом.
Я вскочил на ноги Kewpie.
Со стороны, вероятно, всё это выглядело странным и нелепым, и в более поздние времена стало бы предметом изучения психических лекарей, но я вовремя смекнул, что нахожусь там, где чудить не рекомендуется.
– Всем молчать! – сказал я и стукнул кулаком по столу.
Я почувствовал, что тело меня, наконец, слушается.
Активность моего Kewpie с этого момента выражалась в лёгких подёргиваниях головы и пальцев, а когда он хотел что-то сказать и открывал рот, я тут же рот закрывал – у нас получались звуки, которые были похожи на старческие причмокивания.
Но я не обращал внимания на пустяки, как вы, наверное, понимаете – я ликовал. Случилась победа! Моя первая победа над Kewpie! Он был повержен, а я выполнил свою первую задачу!
Я почувствовал себя хозяином своего положения, осмелел, сел на стул и положил свои руки на стол.
– Всё нормально, – сказал я. – Что у нас на завтрак? М-м-м.
Теперь можно было разглядеть лица сидящих со мной за тем столом людей – я очутился в компании рыжеволосой женщины лет тридцати, которая склонялась-таки к полноте, и двух детей школьного возраста – мальчика и девочки. Все трое уставились на меня и, по какой-то причине, недоумевали – об этом говорили их открытые рты и испуганные взгляды, в которых смешались страх и удивление.
– Джон, у нас ужин, – сказала женщина.
Я не знал как себя вести. Нужно было откликаться на имя "Джон", как я понял, и я решил довериться своей интуиции.
– Тем лучше, – сказал я. – Подай мне чего-нибудь! Но не то, что было!
Женщина встала, собрала осколки битой посуды и принесла мне новую тарелку. Пока жена Kewpie ходила по кухне, я успел её рассмотреть – она показалась мне опрятной, не пахла потом, а платье было простым и чистым. Волосы женщины были заплетены в косу средней длины. А вот ног, к сожалению, видно не было из-за длинного подола.
Я подумал, что с женщиной мне повезло – а это уже пол-дела, знаете ли. Так мне тогда казалось.
Симпатичная жена положила мне в тарелку какие-то овощи и крохотный кусок мяса. Наверное, мясо было фазаньим – сейчас уже не помню.
Я подумал, что раз есть мясо, то дела мои хорошие и я могу позволить себе расслабиться и поесть.
Но, хотя и не успел поесть в ресторане с Патрицией, голода я не чувствовал.
– Помолимся? – спросил я почему-то.
Повисла короткая пауза.
– Джон, как ты себя чувс…? – спросила женщина.
– Я чувствую себя прекрасно! – сказал я.
Kewpie что-то сказал на незнакомом языке, я его не понял и тут же прищучил собаку.
– Теперь мы говорим только по-английски. Ты сам так сказал! – сказала жена.
Тогда я не придал значения этой фразе.
– М-м-молодцы, – сказал я.
Настоящий Джон тоже хотел что-то сказать, но я не позволял ему вольностей.
– Заткнись! – сказал я.
– Мы лучше пойдём спать, – сказала жена.
Она увела напуганных детей наверх по узкой лестнице, а у меня появилось время изучить нового себя и то место, где я оказался.
Комната, которая была и кухней, и столовой, была небольшой, а по центру стояли деревянный стол и четыре стула. У стены пристроился комод с посудой и припасами какой-то скудной еды, а на каменной печи стояла сковорода. Печь уже остыла и тепла не отдавала.
На мне была чистая белая рубаха с широкими рукавами и бежевый жилет, в кармане которого я нашёл маленький ключ.
Ноги были обуты в кожаные туфли, но меня более порадовали и удивили широкие штаны с пуговицами длиной чуть ниже колена и какие-то смешные колготки, которые носил мой милый Kewpie.
Я нашёл-таки небольшое зеркало у двери и принялся рассматривать своё новое лицо. На вид мне было лет 35, не более. Рыжие волосы завивались и свисали почти до самых плеч.
Телосложение у Kewpie было средним – живот, правда, уже начал выпирать наружу, но это меня не расстроило, так как приятеля ещё можно было разглядеть с завидной лёгкостью без помощи чистого зеркала, а это добрый знак, знаете ли.
Лицо мне досталось грубоватое, скуластое, но на совесть выбритое. Я остался доволен новым лицом, да и всем остальным, пожалуй, тоже, кроме нарастающего живота, – я решил, что избавлюсь от него во что бы то ни стало.
В тот вечер я сделал вывод, что я не нищий, но и не богатый человек, а, возможно, даже отличный семьянин. А пожить пару тысяч дней в качестве главы семейства, иметь на столе мясо и кров над головой – разве это трудная задача? Раз плюнуть, не так ли?! Так я думал тогда.
Мне оставалось лишь привыкнуть к лёгкому домашнему смраду и получать удовольствие.
Я нашёл небольшую бечёвку, завязал на ней первый узелок, как советовала Патриция, и спрятал её в карман своего чудесного жилета.
За окном с грохотом проехала карета. Послышались крики и ругань – ругались добрыми словами, смысла которых я не понимал, но догадывался об их назначении по выразительной интонации. Я решил, что мой английский, вероятно, следует подтянуть.
Я приоткрыл входную дверь и выглянул наружу. А там – тусклые и редкие фонари освещали лондонские окрестности. У соседнего дома промелькнула пара-тройка быстрых и размытых в ночном и прохладном воздухе теней.
На другом конце улицы я увидел очертания особняков.
Хоть воздух и был по-осеннему холодным, но свежесть его нарушалась-таки запахом конского навоза.
Выход «в свет» я решил отложить до утра, и на всякий случай закрыл дверь на засов – так спокойнее, знаете ли.
Я прошелся по комнате, нашел сортир – он был огорожен тонкой ширмой с задорным рисунком. Сортиром здесь я называю стул с дыркой, под которым стоял большой глиняный горшок, но с ручками. Он был полным, и чудесный, но навязчивый запах из горшка распространялся по всему дому.
У меня, конечно, возникло желание вылить содержимое горшка куда-нибудь, но я не придумал куда. Я читал, что когда-то горшки опустошались на улицу, но в тот вечер такое, казалось бы, простое действие представлялось мне диким, и я решил не суетиться и наблюдать – не хотелось навлечь неприятности в первый же день моего пребывания в том чудесном месте.
Рядом с туалетом находился умывальник – таз, кувшин с водой и деревянное ведро, но уже пустое. На полке лежали расчёска, бритва и какие-то штуки, о предназначении которых я мог лишь догадываться.
На второй этаж я подниматься пока не стал, но в буфете нашел початую бутылку с каким-то крепким вонючим напитком. Я тогда ещё в них не разбирался, но это был, по-моему, джин, и мне захотелось его выпить. Я сел за стол и глотнул из горла той чудесной бутыли. Вкус показался мне отвратительным, но я пил, потому что хотелось пить.
Потом одна свеча на столе потухла. Затем вторая. Пока затухнет третья свеча, я не дождался, знаете ли.
02
Меня разбудил стук в дверь.
– Мистер Сэндлер! Элизабет! Это я, откройте! – сказала женщина.
Я сидел за столом в обнимку с пустой бутылкой. Голова моя раскалывалась – похоже, джин тогда очищать ещё не научились. А может, Kewpie сэкономил и купил самый дешёвый? Как бы то ни было, я пожалел о своей вчерашней слабости. Бутыль я почему-то поставил под стол, встал, подошёл к двери и отодвинул засов. Потом вдохнул смрадного домашнего воздуха и открыл дверь.
– Здравствуйте, мистер Сэндлер.
Передо мной стояла худая женщина с глиняным кувшином и впалой грудью, а за ней – старая телега, в которую запрягли тощую лошадку – казалось, ветер свалит её и она тут же сдохнет. Ветерок кобылку не свалил, но зато принёс бодрящий запах ароматного свежесваленного навоза.
– Что Вам угодно? – спросил я.
– Мистер Сэндлер, что с Вами? Вы меня не узнаёте?
Я присмотрелся – я не привык видеть людей такими высокими. «Этот мистер Сэндлер низковат», – вероятно, подумал я тогда.
Настоящий Сэндлер ожил и попытался высказаться.
– Них…, – начал он.
Но я тут же осадил говорливого засранца. Пришлось, правда, напрячься, но, похоже, Kewpie тоже был не в лучшей своей форме и не настаивал на продолжении нашей ментальной схватки.
– Узнаю, – сказал я.
Добрая женщина смотрела на меня, а я смотрел на неё.
Она чего-то ожидала, но я не мог сообразить, что мне делать. Неловкость ситуации нарушила моя новая жена, которая появилась в ночной рубашке.
– Здравствуй, Джейн!
Женщины обменялись кувшинами – жена отдала пустой, а Джейн выдала ей заполненный тёплым молоком и всучила жене свёрток с маслом. Попрощались женщины добрыми английскими словами.
– Ты пьян? – спросила меня моя новая жена.
– Выпил немного. Вечерком.
И тут мне захотелось женского тела, знаете ли. То ли оттого, что оно было в ночной рубашке, то ли алкоголь возбудил гормоны Сэндлера, а они повлияли на моё сознание. А может, новая жена меня самого привлекала? Такое тоже может быть, скажу я вам. В конце концов, я был её супругом и имел полное право на ласковый интерес.
Я закрыл дверь и прижал женщину к себе. Она начала сопротивляться.
– Джон, ты пьян и от тебя воняет! Перестань! Фу!
Я не отступал.
Настоящий Сэндлер снова активизировался – он принялся мычать, а я боролся и с женой, и с наглым Kewpie.
– Заткнись! – сказал я Сэндлеру страшным низким голосом, который испугал даже меня самого.
Жена приняла это требование на свой счёт и тут же перестала сопротивляться. Сэндлер тоже куда-то делся, а я решил, что нашёл-таки подходящее слово для лёгкого общения с моей новой семьёй.
Жена Сэндлера была первой женщиной, с которой я получил настоящее интимное переживание. И хотя тело Якоба Гроота осталось не у дел, потому что сидело в тот момент в ресторане с другой женщиной, разум получил удовольствие в полной мере. Это меня впечатлило, пожалуй.
Потом я размышлял об этом удивительном парадоксе, и не знал, засчитывать ли такой вариант близости или продолжать считать себя невинным до включения в процесс собственного тела.
Я пришёл к выводу, что для зачёта требуется два полноценных субъекта, то есть тело каждого из них должно иметь собственное сознание. Проще говоря, нужно сознание со своим телом, которое подарено богами, а не взято напрокат у маломерного англичанина.
В общем, я решил не засчитывать такие случаи, когда условия полноценности не были соблюдены. Раз тело не моё, значит – это не совсем я, или совсем не я. Тем более, я был влюблён в Патрицию, сами понимаете.
Жена затопила печь, вынесла куда-то ведро с нечистотами и приготовила завтрак – овсяную кашу. С тех пор мы почему-то всегда ели на завтрак овсяную кашу.
Какой-то мужик с немытыми волосами и в сапогах, которые были измазаны дерьмом, принёс два деревянных ведра с водой. Я попросил его приходить ко мне и приносить воду в чистой обуви. Он пообещал, и я отдал мужику пару-тройку мелких монет, которые нашёл в кармане штанов. Водонос в тот день ушёл от меня счастливым.
А к завтраку вышли дети Сэндлера.
У меня было отличное настроение – мне нравилась моя новая роль главы семейства.
Я объявил семейству, что молиться мы не будем и принялся есть кашу – она показалась мне великолепной.
Жена Сэндлера смотрела на меня как на спятившего, а его дети выглядели спокойными и почёсывались. Надо сказать, все трое ели без особенного удовольствия.
– Чего грустим? – спросил я и тоже почесался. – Может сходим в баньку?
Повисла пауза.
– Мы мылись, – сказала жена.
Я решил не настаивать и заткнулся, а потом попросил добавки каши.
После завтрака какая-то женщина увела детей в школу, а жена Сэндлера исчезла на втором этаже.
Я задумался над тем, как мне выяснить, чем я занимаюсь и на что мы живём, а главное – узнать календарную дату. Если спрошу напрямую, думал я, Элизабет, или Сара, – честно говоря, я не помню как звали стерву, – решит, что я безумен, и тогда я могу потерять шанс на возвращение в ресторан к Патриции.
Я поднялся на второй этаж.
Там была одна комната, которая использовалась Сэндлерами как спальня. В ней стояли две кровати – одна широкая и одна узкая. Жена Сэндлера сидела на одной из кроватей, молчала и вязала, а я решил не навязывать её своё общество и вернулся на кухню.
Вечером вернулись дети, мы поужинали и пошли спать.
Оказалось, что моё место на узкой кровати, а жена спала с детьми на широкой. Я не понимал в чём дело, но решил не менять установившийся порядок и наблюдать.
Ночью меня мучили клопы, знаете ли. Я чесался и страдал от бессонницы.
Утром я нашёл на теле красные пятна в невообразимом количестве и взгрустнул – мысль о том, что так будет каждую ночь, меня не на шутку расстроила.
Но зато под своим матрацем я нашёл кошелёк, который был набит монетами – я насчитал больше пятидесяти шиллингов. Удача меня тут же взбодрила, как вы, наверное, понимаете. Деньги, вообще, бодрят – вероятно, это их главное свойство.
Прошло два или три дня.
Мои попытки общения с женой даже по бытовым вопросам с треском проваливались, потому что она ограничивалась лишь двумя словами – «да» и «нет». Причём второму слову она отдавала явное предпочтение.
А у меня в ответ не возникало желания приставать к ней с ласковыми предложениями – даже намекать на близкие отношения не хотелось.
Зато наличие в доме разумных детей-школьников прояснило ситуацию со временем – они не удивились моему вопросу, а подумали, что я их экзаменую. Мелкие Сэндлеры с удовольствием рассказали, что мы в 5421 году в месяце хешване, знаете ли.