Она прошла на кухню и выбросила почти всю почту в контейнер для бумажного мусора.
– Я разобралась с почтой, – любила говорить Айла, когда пыталась помочь по хозяйству; она брала с коврика конверты и рекламу и бросала их прямо в мусор. – Все готово.
Джульет налила себе чашку чая, но поставила на стол, чтобы он остыл. Выглянула из узкого кухонного окна на скудный садик за домом с недавно посаженными цветами, неухоженный и некрасивый не из-за недостаточного усердия, а из-за набегов белок, лисиц, кошек и детей. На зеленой, как болотная ряска, террасе стоял облезлый пластиковый грузовичок, когда-то красный, а теперь бледно-розовый и только с одним колесом. Летние цветы, которые она с надеждой сажала каждый год, не пережили зиму в этом сыром и темном дворике, от них остались лишь бурые стебли.
Мэтт делал так и раньше, за год до рождения Санди. С коллегой по работе. Джульет знала, что ее звали Лейла и что жила она в Брайтоне. Ей было двадцать семь, и у нее была кошка. Их связь продолжалась два месяца, и он злился на себя. Он пошел на консультацию к психологу – они оба пошли. Джульет просто сидела, пока Мэтт говорил, что она эмоционально недоступная, что у нее голова в облаках, и думала, когда же она встанет, заорет на него и выцарапает ему глаза. Но, будучи Джульет, она просто пожала плечами и помирилась с ним. В результате у них родился Санди и скрепил печатью сделку, которую они заключили в надежде, что их жизнь наладится. Вот только со временем стало очевидно, что не наладится.
Тишина в пустом доме нервировала ее. Джульет заморгала, возвращаясь к реальности, и взяла в руки адресованное ей письмо в голубовато-зеленом, как утиное яйцо, толстом конверте. Взвесила его на ладони. Оно было на редкость тяжелым.
Она праздно подумала – интересно, Тесс всегда ненавидела ее, или теперь ненавидела больше, потому что трахалась с ее мужем, или она всегда ненавидела ее, а интим с ее мужем был добавкой к ее ненависти. Может, на философском уровне Джульет была с ней неразрывно связана… Где же они трахались? Тут, в доме? Может, ей надо поговорить сегодня с ним и сказать, что ей все известно? И он тогда уйдет от них этим же вечером? А дети – что они скажут им?
У Джульет закружилась голова, она оперлась о стол, и тут ее с десятиминутным опозданием пронзило. Мэтт. Тесс. Ее семейная жизнь. Мэтт. Тесс. Ее работа.
Она посмотрела на свои руки. Они казались пятнистыми из-за черных клякс перед ее глазами, словно она слишком долго глядела на солнце. Джульет повозилась с конвертом, кое-как открыла его, моргая. Она не заметила, как из конверта выскользнул ключ, и вздрогнула, когда он упал к ней на колени. Она взглянула на него; это был непримечательный, тонкий, тускло-золотой ключ от навесного йельского замка. Она вынула из конверта тонкую прозрачную бумагу и рассеянно развернула ее. На самом деле она думала о руке Тесс, открывающую дверцу для Мэтта, о волнении на ее лице, когда он поцеловал ее так, словно она принадлежала ему и он не хотел уступать ее никому.
Джульет перевела взгляд на свернутую пополам тонкую бумагу с написанными от руки строчками, и тут у нее подогнулись колени. Этот почерк она не видела много-много лет, а когда-то он был повсюду: на поздравительных открытках, на каталогах луковиц, на листочках со списком продуктов. Почерк перенес ее в кухню Соловьиного Дома. Она прочла последние строчки.
Ты была мне очень дорога.
Любящая тебя бабушка.
Джульет обвела взглядом пустую кухню, словно ожидала кого-то увидеть. Что это? Шутка? Или призрак? Любящая тебя бабушка. Слова прозвучали словно с далекой планеты, сквозь статические помехи и жестяную музыку, далеко-далеко. Но в кухне никого не было. Тонкий листок дрожал в руках Джульет. Она развернула его и стала читать.
Дорогая Джульет.
Я умерла, не бойся, что это письмо тебе написал призрак.
Если ты читаешь это письмо, значит, эскиз был продан. Раз он продан, тогда я могу сказать тебе, что я планировала сделать для тебя.
Соловьиный Дом теперь твой. Ты имеешь право вступить во владение им в любое время.
Я запланировала, что это должно быть так. Задолго до смерти я отдала твоему отцу две картины в счет наследства, и он согласился. Вероятно, ты помнишь, как он продал их, чтобы финансировать переезд во Францию. Бумаги на дом находятся у местных юрисконсультов, которые свяжутся с тобой. Если ты откажешься от этого дома, сообщи им, его продадут, а деньги разделят между тремя благотворительными обществами.
Я столько всего планировала для тебя, а ты меня бросила, когда позволила себе забеременеть от этого молодого человека, который, я знаю, не может дать тебе счастье. Я буду всегда любить тебя. Я пишу это, не зная, сколько лет твоему ребенку и присоединились ли к нему другие.
Меня давно беспокоило, что ты не знаешь полную правду обо всем и что я должна все исправить. Этот дом был счастливым! И я была в нем счастливой много, много лет. Ты тоже была, не так ли? Разве мы не радовались жизни все те летние месяцы? Ты, моя дорогая, осталась одна-единственная.
Ты была мне очень дорога.
Любящая тебя бабушка
Стелла Мэри Хорнер.Письмо выпало из пальцев Джульет и плавно упорхнуло на пол. Она наклонилась за ним. Кровь прилила к ее голове – она резко обернулась, на этот раз точно уверенная, что кто-то стоял за ее спиной и смотрел на нее.
Но там никого не было. Конечно же, никого. Бабушка умерла четырнадцать лет назад. Джульет была на похоронах. Она – конечно же – видела бабушку накануне похорон, одетую в ее лучшее пестрое шелковое платье и зеленовато-голубые туфли, которые она так любила.
Джульет положила ключ в карман, встала и вышла из дома. Целый час она бродила по Хиту, пока не пришло время забирать детей, что она и сделала в порядке возрастания: сначала Санди из детского сада, потом Айлу. Потом они пошли по дороге и встретили шедшую из школы Би. Тротуар был узок для всей их компании, грузовики грохотали по Хайгейт-роуд. На подходе к дому Би остановилась и стерла с лица Айлы грязное пятнышко, и Джульет внезапно подумала о картине, которая стояла у «Даунис», запертая, и ждала нового владельца. А потом они пили чай, купались, укладывались спать. Хлопоты поглотили Джульет, и она почти забыла, каким был у нее день, до того как она забрала детей, – забыла про картину, увольнение с работы, письмо и даже про Мэтта.
Наконец, оставшись одна, Джульет сидела с нетронутым бокалом вина в маленькой передней комнате, смотрела какую-то комедию по телевизору и вдруг поняла, что уже какое-то время она ждала перемен. Она словно стояла на палубе корабля и ждала, когда он разобьется о скалы. Что ж, теперь это случилось, сказала себе Джульет, выключила телевизор и сидела, глядя на пустой экран. Корабль разбился.
Что же будет дальше? Что будет дальше, зависело от нее. В этом все и дело. Все зависело от нее.
Она повесила ключ на шею и уснула с ним; она спала так крепко, что даже не слышала, как вернулся Мэтт.
Глава 4
Июль
Разве можно не любить июль, Джульет? Ведь июль – твой месяц даже по своему названию. Мой отец написал в июле «Сад утрат и надежд». Эскиз – это все, что у меня есть, но на нем видно, что изображенный на нем сад почти не отличается от нынешнего. Только теперь стало не так много розовых и синих гортензий и меньше рододендронов, потому что их цветы слишком недолговечные. Мама рассказывала, как когда-то она встретилась на выставке работ мужа с королевой Марией. Ее величество сказала ей, что художнику удалось написать рододендроны в цвету, и это удача, ведь они так быстро облетают.
Да, очень долго июль был моим любимым месяцем! Фактически большую часть моей жизни. Пока не явился Он – после этого я не знала ни мгновения счастья. Это случилось в июле… Ну а теперь к делу. Я очень надеюсь, что ты сумеешь вырастить душистый горошек. Пожалуйста, срезай соцветия каждый день; наверху, в Птичьем Гнезде, лежит, надежно завернутый узкий коричневый кувшинчик; по-моему, он идеально подходит для этих цветов. Если этого не делать, они перестанут цвести. То же самое с розами. Розы прелестно цвели в тот день, когда пришел Он, и я запомнила это. Ну вот, опять я о неприятном.
Я придумала, как использовать большую плантацию лаванды возле террасы. Вот что надо делать. Суши лаванду в бельевом шкафу, повесь ее пучками. Собери почки, положи их в миску из термостойкого стекла и залей растительным маслом – подсолнечным или виноградным. Не оливковым. Осторожно нагрей на водяной бане два или три часа. Процеди масло, когда оно остынет, и перелей в стеклянные бутылки с плотно прилегающей пробкой. Лавандовое масло хорошо помогает при солнечных и других ожогах, порезах – лаванда прекрасный антисептик.
Еще ты можешь делать лавандовые мешочки. Ткань возьми в Птичьем Гнезде. Ты, конечно, знаешь, что там хранится все старое. Там спали в старину дети. Там старые подушки, занавески, детская одежда, мебель: старинные предметы из того славного времени, когда Далбитти придумывал все для великолепного нового дома. Когда я родилась, мебель уже была потертой, а какие-то вещи мама просто не могла видеть. Вот она и убрала их наверх. Я любила подниматься в Птичье Гнездо, ложилась на пол и смотрела на нарисованные на потолке звезды, слушала соловьев. Я открывала сундуки, в них хранились жизни тех, кто жил в этом доме до меня.
Я делала для тебя много лавандовых мешочков, Джульет. Чтобы в детской хорошо пахло. Я посылала их тебе после твоего ухода, ты помнишь? Ты никогда мне не отвечала. И вообще, Джульет, июль – это твой месяц.
Лондон
Через два месяца
У дверей класса «Чеддер» столпились с праздничным видом родители и опекуны. Тусклую июльскую жару шевелил свежий ветерок; он приятно охлаждал щеки людей, рассеянных по строгому викторианскому зданию школы.
Джульет, толкая кресло-коляску с Санди, торопливо подходила к школе и в который раз полюбовалась стрельчатыми готическими окнами старинного здания. Сколько часов она провела на этой площадке, в спешке привозила сюда Би, потом Айлу или прибегала по вечерам в Детский клуб? Обычно одной из последних. Теперь она присоединилась к когорте активных мамаш, которые торчали в школе с понедельника по пятницу. Иногда они были единственными взрослыми, с которыми она разговаривала за весь день.
Она терпеть не могла опаздывать, и все же это случалось с ней часто. Она с огорчением подумала об этом, когда автоматическая дверь начальной школы закрылась за ее спиной. На миг Джульет увидела себя в зеркале: потное чучело в стоптанных эспадрильях, облезлой футболке и одной из ее длинных юбок с карманами – униформе, в которой она проходила половину лета. Это было плюсом ее нынешней ситуации: теперь она могла одеваться так, как хотела. Ее золотисто-рыжие волосы отросли, но ей было плевать, она каждый день завязывала их на затылке. Она позволила Би подстричь себе челку в ванной, со смешанным результатом – одна сторона получилась классно, другая неровной, потому что Айла рассмешила сестру в самый критический момент. Джульет обнаружила, что ей это тоже безразлично. Она не считала это важным, как и много других вещей. Запыхавшись, она подошла к дверям класса и присоединилась к толпе родителей.
– Куда вы собираетесь поехать на каникулах?
– Я забронировала дом в Умбрии на две недели…
– Ой, как чудесно.
– Да, пожалуй. Я сделала это давным-давно, а после этого в «Гардиан» написали про отдых с детьми и…
– Нет, место с вигвамами возле бассейна? Ах, Джуд, восхитительно.
– Да, да. А что у тебя, Джемма?
– Мы поедем на несколько дней в Уитстебл, а потом на Иль-де-Ре. Мы взяли в прокате велосипеды – Эш говорит, что он и пытаться не хочет, но я думаю, что я с детьми смогу…
– О, роскошно.
– А ты, Тесс?
– Понятия не имею. Возможно, Мартас-Винъярд. Там у Роберта друзья. – Тесс похлопала пальцами по телефону.
– О, какое чудо, мне всегда хотелось побывать в той части мира, – улыбнулась Кэтти. – Как стильно, Тесс.
Тесс слегка улыбнулась.
– Вообще-то, мне не слишком хочется туда ехать. Может, мы и передумаем. – Она сжала пальцами переносицу и пошевелила челюстью. Джульет мгновение смотрела на нее, упиваясь ее яркой, но хрупкой красотой, ее лицом, сбросившим на долю секунды маску. Но, к счастью, заметила, что Санди уронил на пол бутылочку с водой. Присев на корточки, она подняла ее, потом нарочно долго возилась, вынула из сумки бутылочку сока и положила на дно коляски, освободив место. Только не спрашивай меня, что мы будем делать.
Но Кэтти повернулась к ней:
– Джульет? А у вас какие планы? Как всегда, потрясающие? Очередная затея Мэтта – спортивные каникулы с каким-нибудь экстримом?
– Нет, – ответила Джульет, вставая, и стала толкать коляску взад-вперед, словно желая успокоить Санди. Малыш очнулся от созерцания птички на крыше дома школьного смотрителя, выпрямился в коляске и завертелся, натягивая ремешки.
– Отстекни меня! Отстекни! – заканючил он. – Не! Не! Отстекни!
– Вы поедете к твоим родителям во Францию?
– Нет, вообще-то, мы ничего не планируем. – Джульет продолжала покачивать Санди.
– Совсем ничего? – Диана вытаращила глаза. – Но ведь шесть недель – это очень долго.
– Э-э – ну нет. – Джульет пожала плечами, наклонилась и погладила Санди по головке. Ей было невыносимо смотреть на всех. – Просто… я не работаю и…
Кэтти похлопала Джульет по плечу:
– Чуточку тяжелый у тебя год…
– Хотю кусять! Санди голёдный! Позялуста!
Дейна кивнула, спохватившись:
– Ой, извини, Джульет. Я совсем забыла. Конечно, у вас не получится.
– Хм-м. Ничего страшного. – Джульет кивнула и встретилась взглядом с Зейной. Та ничего не сказала, лишь медленно покачала головой. Джульет знала, что она хочет сказать. Не подбивай меня на это. Весь план абсолютно безумный.
Джульет поспешила переменить тему:
– Попрощаемся с сырными классами.
– Да уж, – сказала Зейна. – Больше не будет недоразумений по Ватсапу насчет того, у кого какое сырное имя.
– Ну а мне нравился «Чеддер», – заявила Луиза. – В классе было много европейских сырных имен. По-моему, приятно, что мы проявили уважение и к английским сырам.
Последовало неловкое молчание.
– Вообще-то, это нечестно по отношению к тем, кто не переносит лактозу, – сказала Дейна. – У них это не отражено в названиях классов.
– А как ты предлагаешь? – усмехнулась Тесс. – Не могли же они назвать класс «Гадость, сделанная из сои для людей с придуманной болезнью», верно?
– О, – с облегчением сказала Луиза, когда Дейна открыла рот и собралась что-то ответить. – Глядите, они выходят.
В дверях подготовительного класса появилась мисс Лейси и встала, держась рукой за косяк.
– Спасибо вам всем за поддержку! – Она обвела глазами группу. – Желаю чудесных каникул!.. Мама Айлы здесь? Могу я поговорить с вами?
Зейна подтолкнула Джульет, глядевшую куда-то в пространство:
– Джу. Она зовет тебя.
Джульет поставила коляску на тормоз и вышла вперед, стараясь не наткнуться на кого-то из ребятишек, мчавшихся мимо нее с печеньем в зубах, держа в руках картинки, книжки и осьминогов с развевающимися бумажными щупальцами. Возле окна лежала куча кардиганов, бейсбольных кепок и носков, накопившаяся за месяцы учебы. Джульет повернулась к Санди и помахала ему. Я сейчас вернусь, сынок! – негромко крикнула она.
– Э? – тут же встрепенулся Санди. – Э, мама? Мама?
– Здрасьте, – сказала Джульет. – Что-то случилось?
– Ничего, – ответила мисс Лейси. – Вот только… ну давайте зайдем на секунду в класс?
– У меня там сын в коляске…
– Это ненадолго. – Когда Андреа, помощница, отпустила последних детишек, мисс Лейси прошла мимо нее в прохладный класс. – Буквально на пару слов. Сегодня Айла была очень грустной. Сегодня она с Манди просто зашла в туалет. У нее ужасный запор.
– Бедняжка. У нее так бывает, если она…
Мисс Лейси продолжала говорить, не слушая ее:
– Дело вот в чем, мама. Она сказала, что не рада летним каникулам. Что ей хочется остаться в школе.
– О, – отозвалась Джульет, поглядывая на Санди, яростно оравшего за дверью. Зейна безуспешно пыталась отвлечь его.