– Бураша!
Щенок с готовностью подбежал, виляя хвостом, и Ксюша пристегнула поводок к его широкому ошейнику. Нельзя им оставлять пса, вдруг маме придёт в голову вернуть его в питомник или лабораторию? В этом мире Буран тоже изгой. Вот парадокс: она отверженная, потому что ксено, а щенок – потому что настоящий пёс.
Оставалось сделать ещё одну важную вещь.
Ксюша тщательно прощупала левое плечо. Чуткие пальцы сразу обнаружили крохотный инородный предмет – это был чип для отслеживания передвижений. Она протёрла кожу найденным в аптечке антисептиком, взяла из коробочки скальпель.
Нелегко решиться рассечь руку, несколько раз Ксюша заносила нож и… опускала. Закусила губу и резким движением надрезала кожу. Быстро, чтобы рана не успела затянуться, ухватила чип пинцетом за краешек и закинула под кровать.
До свидания, папочка, до свидания, мама! До встречи, братик Илюшка. Она вернётся. Вернётся, когда вырастет и станет взрослой девушкой. Чтобы разговаривать на равных, чтобы объяснить: ксенобот – тоже человек. Тогда, может быть, мама смирится и хоть немного полюбит Ксюшу теперешнюю…
Уже светало, когда на воздушной дороге для пешеходов и велосипедистов, ведущей из города, появились двое: девочка с рюкзаком за плечами, одетая в джинсы и куртку, и белый хаски, семенящий рядом на поводке.
Воскрешение
Шестью месяцами ранее.
Касаткин услышал вой сирены, подхватил дочь на руки и побежал по газону к выходу – так быстрее, нельзя терять ни секунды!
– Держись, Ксюшка, только держись…
Во дворе мигал маячком автомобиль с поднятой задней дверью. Один из врачей перехватил Ксюшу и уложил в реанимационный кувез, второй – вспорол ножницами тонкую ткань купальника.
– Сколько времени прошло? – мельком глянул он на мокрого Филиппа.
– Не знаю точно, думаю от семи до десяти минут.
Кувез тихо загудел, прозрачная толстая крышка накрыла Ксюшу. Филиппу некстати пришло на ум сравнение с хрустальным гробом из русской сказки, он дёрнул головой, прогоняя назойливую мысль.
– Начинаем реанимацию!
На лицо Ксюши опустилась маска, массажёр толчками принялся сдавливать грудную клетку, инъектор впрыснул препарат.
– Дефибриллятор!
Электроды на гибких трубчатых ручках плотно легли на грудь. Разряд – тело выгнулось и бессильно упало. Ещё разряд.
Врач покосился на монитор и через силу (было видно, как тяжело дались ему эти слова) сказал:
– Мне очень жаль, девочка умерла… Мои соболезнования.
Филиппа затрясло. Он безумными глазами посмотрел на врача, на Лику, стоявшую рядом без кровинки в лице.
– Продолжайте же, чёрт возьми! Продолжайте! Она была жива!
Маска, массаж сердца, инъекция, разряд… Они, все четверо, не сводили глаз с монитора. Господи, хоть бы один зубец!
– Пациент с признаками биологической смерти. Реанимация нецелесообразна, – информировал равнодушный механический голос. – Включаю режим заморозки.
– Я не верю! – Филипп вцепился пальцами в волосы и глухо застонал, раскачиваясь взад-вперёд. Это кошмарный сон, надо сделать над собой усилие и проснуться, тогда снова будет всё хорошо.
Тишина давила, в ушах появился тихий звон, переплетающийся со старинной русской мелодией; медленно-медленно, через столетия, до его сознания дошли рыдания Лики и голос врача:
– Соболезную вашему горю, очень жаль, что мы не смогли помочь… Я сейчас пришлю психолога и вызову машину, чтобы увезли тело.
– Тело? – шевельнул сухими губами Филипп.
– В морг… так положено, – мягко ответили ему.
– Нет.
Он посмотрел на кувез, включивший криофункцию, и в эту секунду пришла на ум спасительная мысль. В голове прояснилось, и появился чёткий план.
– Не надо никого вызывать, в доме есть криокапсула. Дайте нам с женой время побыть с дочерью последний раз.
***
Филипп стоял на коленях возле большого контейнера, клубящегося холодным туманом, и выгребал из нутра горстями пробирки с маркировками, сваливал кучкой прямо на пол.
Лика, дрожа всем телом, следила за Филиппом со страхом, потом спросила:
– Что ты задумал?
– Заморозить, – коротко ответил он, осторожно переложил тело Ксюши в контейнер, закрыл и выдохнул: – Счастье, что я не отнёс его на работу, это судьба.
– Я не понимаю… есть же криокапсула.
Филипп крепко обнял жену за вздрагивающие плечи.
– Капсула слишком большая, она не поместится в машину… Я верну нашу дочь, я смогу.
– Как, Филипп? Ты сделаешь из неё ксено? – испуганно отстранилась Лика. – Не надо, прошу… Я не хочу, чтобы Ксюша была суррогатом, как… как эти животные…
– Нет, не ксено, я создам копию. Она будет точно такой же, какой мы её помним и любим, с тем же генотипом и фенотипом. Ксюша не должна была умереть, это чудовищно и несправедливо. Всё под мою ответственность, если что – ты ничего не знала.
Из детской послышался требовательный плач. Илюша проснулся, не увидел спешащей к нему матери и затянул: «А-а-а! Ма-а-а!»
– Иди к сыну… Я буду звонить, – сказал Филипп, поднял контейнер и направился к дверям со своей тяжкой ношей.
***
Он остановился у ворот с эмблемой лягушонка и опустил окно «Марса» с водительской стороны. Повернулся к считывателю автоматической пропускной системы лицом, приложил к сканеру ладонь и заехал в подземную парковку.
В здании в это время находились только дежурные лаборанты – это на руку. Филипп вынул из багажника сумку и прошёл в лабораторный зал, миновав гулкий безлюдный коридор.
Виктор (именно он дежурил в этот день) оторвался от монитора, услышав стук двери, глаза его округлились.
– Шеф, что случилось? Почему ты вернулся?
Филипп опустил на пол контейнер и приоткрыл его.
– У меня беда, старина… взгляни.
– Господи! – Виктор быстро опустился на колени. – Что произошло?!
– Несчастный случай, она утонула в бассейне. Видимо, долго пробыла под водой, реанимация не помогла.
– Господи, какое горе! Филипп, я соболезную…
– «Соболезную»! Оставь соболезнования при себе, – неожиданно грубо сказал Филипп, – я не для этого принёс тело сюда, как ты догадываешься.
Он устало опустился в кресло, обхватил голову руками:
– Извини… я не хотел обидеть. Виктор, мне надо создать клона, без твоей помощи придётся тяжело.
– Клона?!
– Именно. Помоги перетащить в зал номер шесть резервуар и всё остальное.
– Подожди, подожди, – перебил Виктор, – допустим, что у тебя получится вырастить клона. Я сомневаюсь, но допустим, – рубанул он рукой воздух, – это будет другая девочка, не твоя Ксения, с памятью, как у новорождённого младенца.
– Я всё продумал. Сделаю нейронную копию на кассету-носитель и потом загружу в мозг. – Филипп помолчал и добавил: – Ты можешь уйти домой, скажешь, что я тебя заменил. Только очень прошу, старина, если уйдёшь, сохрани всё в тайне.
– Я останусь, – решил Виктор, – одному тебе не справиться. Делай копию, пока не поздно, а я пойду готовить резервуар для малышки.
У Филиппа увлажнились глаза.
– Спасибо! Твою руку!
В шестом зале не так давно размещались кубы с растущими ксено-шиншиллами. Месяц назад директор компании распорядился освободить комнату и установить на дверь биометрический замок. Они всей лабораторией ломали головы: к чему такая секретность? Филиппу внезапно пришла догадка, правда ничем не подкреплённая, что директор получил указание от людей, имеющих право указывать, подготовить всё необходимое для создания ксено-человека. Своими домыслами делиться с коллегами Филипп не стал. Прошёл месяц, а зал номер шесть так и оставался пустым.
– Месяц про него не вспоминали, надеюсь, ещё три недели никому не понадобится, – от души понадеялся Виктор. – Я принёс шлем и кассету для нейронной копии, в лаборатории А-3 взял… должен подойти по размеру. Начну готовить резервуар и остальное.
– Спасибо.
– Шеф, как ты поступишь… с телом?
– Возьму образцы тканей, а далее по инструкции, – после паузы ответил Филипп, закрыл глаза на секунду.
– Тогда надо успеть до утра, пока не пришли сотрудники. – Виктор бросил взгляд на руку, где на коже высвечивалось время, температура тела, сердцебиение, давление и глюкоза крови.
– Успею.
Филипп уложил на металлический прозекторский стол тело дочери, надел на её голову шлем в виде перекрещивающихся обручей, активировал его. Несколько тонких лазерных щупов буравчиками проникли в череп, считывая и записывая информацию на прикреплённую кассету. Теперь здесь вся Ксюшина жизнь: её память, привычки, знания…
Большой прямоугольный резервуар из прозрачного небьющегося стекла, с пучками кабелей и трубок, стоял на прочной подставке посреди зала. Виктор последовательно подсоединил компьютеры, кислородные трубки, генератор для экстренных случаев при перебоях с электричеством, закачал питательную жидкость. Развернул перед собой большой экран и задал программу.
– Всё готово, – доложил он.
– Бог да поможет мне, – прошептал Филипп и вставил контейнер в паз на панели резервуара.
– Всё в порядке, шеф, – оторвался от экрана Виктор. – Через девятнадцать дней, одиннадцать часов, тридцать две минуты и пятнадцать секунд процесс будет завершён. Лишние эмбрионы потом удалим.
Он поднялся с кресла и протянул пустую жестяную банку из-под сладких шариков «Сахарное облачко».
– Вот возьми, нашёл у кого-то… Тебе помочь или сам?
– Сам… – Филипп ссутулился, глаза потухли, он как будто постарел лет на двадцать. – Спасибо, дружище. Я теперь по гроб твой должник.
Он шёл позади электрической каталки с лежащим телом, завёрнутым в простыню, она заменила Ксюше погребальный саван. Спустился на лифте в прохладный подвал, где находилась кремационная печь для сжигания биологических отходов. В зеркальных её боках Филипп увидел своё отражение в забрызганном кровью комбинезоне, каталку с белым коконом. Переложил тело на выдвижную платформу, развернул складки простыни, поцеловал белый лоб и волосы. Прошептал: «До встречи, доченька!» – и нажал кнопку на панели управления.
Сорок минут, пока работала печь, он сгорбившись сидел на полу, отключался на несколько секунд и вскидывал голову, не понимая, как тут очутился и что происходит.
Пепел, оставшийся от тела, Филипп ссыпал в металлический цилиндр, плотно завинтил крышку. Ксюша очень любила эти шарики, всегда просила покупать в магазине…
Вернувшись в шестой зал, Филипп застал крайне встревоженного заместителя у прозрачного экрана компьютера. Страх ударил в ноги, они стали ватными и слабыми.
– Что случилось?!
– Искусственный интеллект остановил процесс, зародыши погибли, – сказал Виктор, – в программе есть блокировка на полностью человеческие ДНК. И ещё… обнаружено изменение структуры. Посмотри.
Он вывел на экран молекулу, пальцем очертил повреждённые участки.
– Генная мутация.
– Да какая мутация, не может быть! – задохнулся Филипп. – Идентифицировать!
Запустилась программа идентификации, определившая генетическую мутацию, которая вызывала тугоухость и потерю зрения. Он всё понял мгновенно: если даже они смогут отключить блокировку, искусственный интеллект будет браковать эмбрионы, не давая им расти.
В этом случае остаётся клонирование переносом ядра в яйцеклетку и подсадкой эмбриона в искусственную матку (таковая имелась в отделе терапевтического клонирования) или в тело суррогатной матери. Но ни одно, ни другое невозможно – нет у Филиппа в запасе двухсот восьмидесяти дней, не сможет он представить миру новорождённую Ксению.
– Защиту снять нельзя, – сообщил Виктор, – через десять минут об этом будет знать вся компания. Я сожалею, шеф… выхода нет.
Бледный Филипп рухнул в кресло:
– Выход есть всегда. Не пропускает человеческую ДНК, так мы заменим повреждённые участки на имеющиеся у нас гены животных и сделаем то, чем и занимаемся с тобой двадцать пять лет. Здесь ошибки не будет.
– Да ты что?.. – простонал Виктор, и по лицу будто судорога прошла. – Филипп, не горячись, подожди!
– В этом-то и дело, что ждать не могу – время работает против меня. И не пытаться воскресить дочь тоже не могу, иначе Лика изведёт себя чувством вины. Это будет наша Ксюша, почти такая же. У неё будет чуткий слух, как у собаки, и кошачье зрение. Мы сделаем первого человека-ксенобота.
***
Над отсечением изменённых генов и присоединением новых корпели дольше обычного, до утра не отрывались от микроскопов, страшась совершить ошибку.
В половине девятого коридоры и лабораторные залы загудели, зазвенели людскими голосами, наполнились смехом и разговорами.
Филипп спохватился и отправил Виктора домой:
– Спасибо, старина, поезжай отдыхать. Дальше я справлюсь.
От нервного напряжения и бессонной ночи разболелась голова, в теле чувствовалась слабость, как после болезни. Филипп подумал, что и Лика в эту ночь не сомкнула глаз. Касаткин взял со стола гибкий мобильный телефон и увидел десять пропущенных вызовов.
Лика сняла трубку сразу:
– Боже мой, Фил, почему ты не отвечал? Я с ума схожу от неизвестности… Ну как, получилось?
– Получилось, а как же иначе. Меньше чем через три недели наша доченька будет дома, с нами… Лика?.. – Он услышал, что жена плачет. – Всё будет хорошо, обещаю.
– Спасибо тебе. Я бы не смогла жить с таким грузом вины, – всхлипывая, призналась Лика. – Закрутилась по дому и забыла приглядывать за Ксюшей.
– Не надо себя казнить, моя Милая. Я буду ночевать в лаборатории, пока всё не закончится. Позже позвоню ещё, – шепнул Филипп, свернул экран и, привалившись к спинке кресла, прикрыл утомлённые глаза.
Внезапно его пронзил страх, что дверь шестого зала осталась открытой. И наверняка кто-нибудь из любопытных лаборанток уже изумлённо таращит глаза на резервуар и экран компьютера с растущим человеческим эмбрионом. Филиппа бросило в жар, он мгновенно вспотел в своём тонком комбинезоне. Сорвался с места и побежал по коридору, расталкивая встречных.
К счастью, зал оказался закрыт, биометрический замок мирно помаргивал диодом. Воровато оглядевшись по сторонам (хотя чего опасаться ему, заведующему лабораторией), приложил к считывателю ладонь.
Всё спокойно. Питательная жидкость в резервуаре насыщалась кислородом, мелькал цифрами таймер обратного отсчёта времени. Эмбрион рос, у него билось крошечное сердечко и появились зачатки конечностей. К концу третьих суток плод должен закончить «внутриутробное» развитие и стать новорождённым ребёнком.
Филипп прикоснулся к голографическому экрану, погладил пальцем червячка с большой головой.
– Расти, Ксюшенька…
Работа не ладилась, воспринималась как помеха тому важному делу в шестом зале. Больше всего хотелось лечь на кушетку, принесённую добрым Виктором, прижаться щекой к подушке и уснуть, просыпаясь время от времени для того, чтобы бросить взгляд на экран.
– Филипп Адамович, у меня нет слов! Какое несчастье! – Раскинув руки, к Касаткину шёл директор, высокий, чуть полноватый мужчина с мясистым носом и седеющими волосами. – Примите соболезнования от всего нашего коллектива. Это ужасно, когда погибают дети!
Ошарашенный Филипп позволил себя обнять. Мысли неслись галопом: как узнали?!
Вокруг стало очень тихо. Враз, как по команде замолчали коллеги, побросали работу, уставились на Филиппа круглыми глазами. Видеть их вытянувшиеся лица было невыносимо.
– Вы зачем пришли? Идите домой, неделю можете не появляться на работе, – вытер глаза платочком директор.
– Нестор Владимирович, вас неверно информировали. У Ксении была клиническая смерть, но её спасли.
– Спасли? Как так? А мне сказали… то есть, слава богу, что девочка жива! Уф, чуть инфаркт не случился!
– Прошу прощения… – Филипп невежливо повернулся спиной и ретировался в свой кабинет, закрылся на замок. Чёрт бы побрал этих болтливых реаниматологов!