Собака считалась даже важнее, чем все остальное. Вилли был еще щенком, когда Элиза нашла его, возвращаясь пешком из деревни. Он был тогда крохотным черно-белым меховым комочком, что прятался под кустом форзиции, но стоило Элизе опуститься на колени и протянуть к нему руку, как он потянулся к ней, ткнулся мордочкой в ее ладонь и в блаженстве зажмурился, когда она его погладила. Элиза тотчас влюбилась в щенка, когда несла домой, придумывала для него наиболее подходящее имя.
Но отец был не в восторге от ее находки и лишь единожды взглянув на щенка, пренебрежительно бросил:
– Дворняга.
– Он еще совсем крошка и такой… милый, – сказала Элиза.
Щенок ритмично забил хвостом и устроился поудобнее у нее на руках. А она поцеловала его в лоб и улыбнулась.
– А что, если его будут искать? – пробурчал Кросс.
– Никто за ним не придет. Он ждал меня, – ответила Элиза и, не дожидаясь разрешения отца, вышла из комнаты со щенком на руках.
Когда ее позвали на ужин, найденыш был уже вымыт, накормлен и обеспечен мягким местом в плетеной корзине в спальне хозяйки, рядом с ее кроватью.
Элиза с детства привыкла вести домашнее хозяйство, стараясь обустроить их с отцом быт как можно лучше. Но она научилась руководить не только слугами – отец предпочитал не перечить ей, и Элиза почти всегда добивалась от него всего, чего хотела. Вилли поселился в их доме, и отец ни разу не обмолвился о том, что хотел бы от него избавиться.
С появлением в доме щенка Элизе зажилось лучше прежнего. Отец часто уезжал из дома по работе – и не только. Он был все еще довольно молод и крепок, и Элиза знала, что у него есть женщина на содержании. Впрочем, ее это вполне устраивало. В такие дни она становилась полноправной хозяйкой в доме и была абсолютно свободна в своих действиях. Каждые две недели Элиза ездила в Лондон за покупками и для того, чтобы попить чаю со своими лучшими подругами – леди Джорджианой Лукас и Софи Кэмпбелл, которых знала еще со времен учебы в академии миссис Эптон. В другие дни она подолгу гуляла с Вилли, наведывалась в библиотеку в Гринвиче, а также участвовала в делах церковной общины – с женой викария навещала заболевших прихожан. И, конечно же, много счастливых часов она проводила в саду, ухаживая за посадками.
Все в ее жизни было хорошо, кроме одной детали… Если Элизабет в глубине души уже смирилась с тем, что замуж она никогда не выйдет и когда-нибудь станет похожей на одну из знакомых ей чудаковатых богатых дам, что выходили на прогулку с целым выводком обожаемых ими комнатных собачек, ее отца такая перспектива совсем не устраивала.
– Мне казалось, что комнатных собак заводят только замужние леди, – как-то за завтраком заметил отец.
– Неужели? – Вилли послушно лежал у ног Элизабет; он был очень воспитанным псом, когда знал, что его наградят чем-то вкусненьким. Элизе нравилось поощрять хорошее поведение песика. Незаметно подбросив своему любимцу кусочек бекона, Элиза с улыбкой добавила: – Знаешь, перед тем как прыгнуть ко мне на руки, Вилли не спросил, замужем ли я. Так что позволь с тобой не согласиться.
– Леди должна танцевать с джентльменами, а не скармливать свой завтрак псу.
Закатив глаза, Элиза бросила Вилли второй лакомый кусочек.
– Следовательно, мое поведение еще раз доказывает, что я не леди, – заявила девушка.
– Но ты могла бы ею стать. Более того, ты должна ею стать, – пробурчал мистер Кросс и, насупившись, стал сосредоточенно жевать. Такое выражение лица у него бывало, когда он брался за решение какой-то серьезной задачи. – Если бы ты только…
– Папа, прекрати, – перебила Элизабет, опустив чашку на блюдце.
Отец ответил ей хмурым взглядом, но дальше муссировать эту тему не стал. Вилли же, полакомившись беконом, принялся кружить под столом, обнюхивая пол.
– Мне кажется, мы договорились о том, что твой барбос будет жить во дворе, – сказал Кросс.
– Но на улице дождь, – веско заметила Элиза и, указав на корзинку с подстилкой в углу комнаты, скомандовала: – Вилли, место.
Песик печально опустил уши и поднял на хозяйку грустные глаза. Но девушка продолжала указывать пальцем на корзину, и Вилли покорно поплелся на свое место. Забравшись внутрь, он положил голову на борт корзины, устремив на Элизу тоскливый взгляд.
– Знаешь, папа… – сказала Элиза, и Вилли тут же навострил уши. – Папа, не дразни его, пожалуйста.
– Я и не дразню. Я бы его выбросил, будь на то моя воля, – добавил мистер Кросс.
Элиза неодобрительно покачала головой, но предпочла сменить тему.
– Софи пригласила меня и Джорджиану на чай послезавтра, – сказала она. Подруги встречались регулярно, но Элиза все равно решила напомнить отцу о том, что уедет в Лондон. – А миссис Рив прислала записку, в которой сообщила, что они с мистером Ривом все же не смогут поужинать с нами завтра.
– Хорошие новости. Очень приятно, – с радостной улыбкой сказал отец.
– Миссис Рив – добрейшая дама, – заметила Элиза и подлила отцу кофе и сливок – ровно в той пропорции, что он любил. – Стоит тебе сделать пожертвование – и мистер Рив перестанет тебя допекать.
– Когда мистер Рив научится управляться с проповедью меньше чем за час, я дам ему денег, – пробурчал отец.
– Тогда надо быть готовым к тому, что мистер Рив не изменит к тебе отношение.
– Я не считаю, что церковь нуждается в золоченых канделябрах и мраморном алтаре. И мы еще посмотрим, кто кого, – добавил Эдвард Кросс, допив вторую чашку кофе. – Да, чуть не забыл… Сегодня я встречаюсь с Саутбриджем и Гринвилом. Вернусь поздно.
– Не проигрывай слишком много, – назидательно сказала Элизабет.
Она знала, что Саутбридж и Гринвил – партнеры отца не только по бизнесу. А поскольку азарта было не занимать всем троим, то играли они порой крайне рискованно, особенно – в состоянии подпития.
– Не хватало, чтобы меня поучала девчонка, всю свою жизнь посвятившая служению косматому барбосу.
– Кстати, о космах… – нисколько не обидевшись, заметила Элиза. – Ты стал выглядеть намного опрятнее, когда позволил Джексону подровнять тебе волосы.
– Возмутительная наглость! И за что только Господь дал мне такую умную дочку?
– А кто бы еще мог бы тебя терпеть, если не я? – просияв, ответила Элизабет.
– Лучше бы ты мужа терпела, – прищурившись, проворчал Эдвард Кросс.
– Не думаю, что мне бы хватило терпения на мужа, – невозмутимо ответила Элиза. – Я не смогла бы жить под одной крышей ни с одним из моих бывших ухажеров. Мне не импонируют ни охотники за приданым, ни круглые дураки, а иных среди них и не было.
Эдвард Кросс, поморщившись, встал из-за стола.
– Тебе ни к чему выходить за умного! Твоих мозгов хватит на двоих. А денег и на пятерых хватит с избытком.
– Да-да, знаю. – Придав лицу мечтательное выражение, Элиза добавила: – Наверняка где-то живет неженатый виконт или баронет – туповатый и без гроша в кармане, то есть такой, который, возможно, захочет взять меня в жены.
Кросс улыбнулся.
– Я не это имел в виду.
Элизабет с деланым недоумением наморщила нос, и ее отец, не выдержав, рассмеялся.
– Я люблю тебя, Лилибет, – сказал он, назвав дочку ее детским прозвищем, и чмокнул в лоб.
– А я люблю тебя, папа, хоть ты и мечтаешь поскорее от меня избавиться, – ответила Элиза, с неподдельной любовью глядя на отца и широко улыбаясь.
– Говоришь, избавиться?.. – буркнул отец. – Как будто есть что-то плохое в том, что я хочу, чтобы моя дочь зажила в своем доме, собственной семьей. Поделом мне, верно? – добавил Кросс, обращаясь к Вилли, и тот тявкнул в знак согласия. – Она меня по рукам и ногам вяжет моими же словами.
– Просто хочу, чтобы ты знал, что я вполне счастлива, – сказала Элиза. – И даже если никогда не выйду за красивого, туповатого и обнищавшего баронета, то все равно буду счастлива с тобой и с Вилли.
– А если попадется не круглый дурак?.. Тогда ты согласилась бы за него выйти?
Элизабет закатила глаза. У отца сегодня с утра был на редкость боевой настрой.
– Ты говоришь, что счастлива, – но разве тебе не будет обидно, когда твои подруги выйдут замуж и обзаведутся собственными семьями? – продолжал отец. – Я слышал, что Джорджиана все-таки добилась своего: Стерлинг берет ее в жены следующей весной. Что, если у нее больше не будет времени на то, чтобы распивать с тобой чай и ходить по магазинам?
Элиза с невозмутимым видом намазала масло на хлеб. Она уже думала об этом. Джорджиана вот уже два года как была обручена с виконтом Стерлингом, но свадьба откладывалась из-за брата Джорджианы графа Уэйкфилда, мрачного и угрюмого типа, который никак не мог договориться со Стерлингом по поводу условий брачного договора. Иногда даже создавалось впечатление, что Джорджиана навечно останется невестой.
Улыбнувшись, Элиза ответила:
– Я буду очень за нее рада. Ведь она так давно любит своего жениха…
– И тебе пора в кого-нибудь влюбиться! Будь сейчас здесь твоя мать, она бы тоже так сказала.
– Мама не захотела бы, чтобы я вышла за кого попало – лишь бы выйти, – возразила Элиза. – И я надеюсь, что и ты того же мнения.
Кросс шумно выдохнул.
– Конечно, я не хочу, чтобы ты вышла за какого-нибудь проходимца. Но я не хочу, чтобы ты ставила на себе крест. И я уверен: непременно найдется хоть один порядочный парень с титулом, способный оценить тебя по достоинству и понять, что перед ним – бриллиант чистой воды.
Элиза молча жевала хлеб с маслом. Ей подумалось, что потенциальному жениху придется очень пристально ее разглядывать, чтобы увидеть в ней «бриллиант», а по опыту общения с благородными джентльменами она знала: ни один из них не удостоил ее вторым взглядом. Как, впрочем, и джентльмены без титулов. Элиза старалась не думать об этом, чтобы не портить себе настроение, но факт оставался фактом: даже при наличии богатого приданого, элегантного гардероба и всех тех умений, что положено иметь благородной леди, мужчины, к какому бы классу они ни принадлежали, редко задерживали на ней взгляд. Элиза не тешила себя иллюзиями – красавицей она не была, к тому же предпочитала держаться в тени. Но Элизабет сама была свидетельницей того, что леди Сара Уиллингем, дочь герцога Джарроса, тихая, застенчивая и к тому же косоглазая, пользовалась успехом у представителей сильного пола.
– Может, и найдется когда-нибудь, – согласилась Элиза, чтобы успокоить отца.
Эдвард Кросс удовлетворенно кивнул и с уверенностью заявил:
– Найдется непременно. Вопрос лишь в том, согласится ли он взять еще и собаку.
– Если он не примет Вилли, я не приму его. Даже и говорить не стану с тем, кому не понравится Вилли.
– Чертов барбос, – проворчал Кросс, направляясь к двери.
Между тем Элиза заметила, как Вилли поймал брошенный ее отцом под стол ломтик бекона. Завиляв хвостом, пес пролаял один раз, что на собачьем языке означало «спасибо». Но Кросс, уходя, даже не взглянул на Вилли.
– Ты ужасно избалован, – укоризненно посмотрев на своего питомца, сказала Элиза, доедая хлеб с маслом.
Вилли тихонько завыл в знак раскаяния.
– И в наказание ты пойдешь в сад без меня. Джеймс, вы не могли бы его выпустить? – попросила Элиза, встав из-за стола.
– Да, мисс, – сказал стоявший у двери лакей.
Подозвав Вилли, он щелкнул пальцами. Пес понурился и поплелся за Джеймсом, с упреком взглянув на хозяйку.
«Когда же папа поймет, что дочь его не из тех девиц, которые нравятся джентльменам?» – со вздохом подумала Элиза. Отец считал ее красавицей, но так думал только он один. Да, случается порой, что и невзрачные девушки производят фурор в обществе, но недостатки во внешних данных у них с лихвой восполняются обаянием, живостью и блистательным умом. А у нее в присутствии импозантных незнакомцев отнимался язык и отключались мозги. Отец, конечно же, надеялся впечатлить потенциальных женихов величиной приданого, но Элиза предпочла бы остаться старой девой, чье одиночество скрашивают верные псы, чем жить с мужем, которому нужны лишь ее деньги.
Так что если отец верил в осуществимость своей мечты, то Элиза была настроена более чем скептически. Возможно, однажды ей доведется встретить приветливого провинциального джентльмена, которому, в отличие от столичных джентльменов, нужна не блистательная светская львица, а тихая и скромная супруга, которая с радостью будет играть со своей собакой и возиться в саду, не требуя ничего большего. Ну а если ей не суждено встретить такого мужчину – ничего страшного: ее и сейчас все вполне устраивало.
Глава 2
В этот вечер Хью Деверо улыбалась удача.
Наконец-то терпение его было вознаграждено! А до этого… Вот уже две недели кряду ему ни разу не удалось сорвать куш. Не изменяя своим правилам, Хью играл расчетливо, не пил и не поддавался азарту, поэтому проигрывал не больше того, что выигрывал. Но играл он не для удовольствия, и потому предыдущие две недели за карточным столом прошли для него впустую.
Решение переехать с семьей в Лондон, похоже, оказалось правильным (судя по тому, как всем им жилось в столице эти полтора года). Благодаря картам Хью удалось расплатиться с самыми настойчивыми кредиторами, отчасти привести в порядок лондонский дом и даже приобрести кое-какие наряды матери и сестрам. К несчастью, теперь ему требовалось куда больше денег, чем было потрачено. Эдит выросла, не за горами был ее первый сезон, и ей требовалось приданое.
Поначалу Хью рассчитывал дать ей в приданое землю, но как ни старался найти лазейку в законах, к каким бы юристам ни обращался – вывод оказался однозначным: он не имел права передать причитавшуюся ему как графу недвижимость ни одной из сестер. Конечно, он мог бы еще раз перезаложить свое поместье, но тогда все стало бы еще сложнее… Хью уже продал кое-что из купленных отцом произведений искусства, и каждую из проданных вещей его мать оплакивала по нескольку дней и ночей, донимая сына подробными рассказами о том, при каких именно обстоятельствах отец приобрел ту или иную вещицу и сколько она, эта вещица, доставляла радости ей и ее покойному супругу. Мать Хью после смерти мужа сделалась донельзя сентиментальной и эмоционально неустойчивой. За завтраком она, бывало, уверяла сына, что понимала, зачем он многое продает, но потом, когда из дома увозили очередную вещь, заливалась слезами, горестно рыдая.
Хью уже давно осознал, что не найдет в семье поддержки и понимания. Переезд в столицу тяжело дался графине, вынужденной покинуть могилу покойного супруга и поместье, где все было устроено по ее вкусу, и поселиться в обветшавшем и неухоженном лондонском доме. Хью сказал, что они переезжают потому, что Эдит предстоит выход в свет. Мать не стала возражать, но всем своим видом постоянно давала ему понять, как ей здесь плохо. А сестры вели себя не лучше. Эдит только и делала, что сокрушалась о том, что ее никто не учит, как принимать и развлекать гостей; Генриетта же выпрашивала новые наряды, чтобы ни в чем не отставать от сестры. Хью уже начал задумываться о том, не податься ли ему во флот. Не исключено, что там бы ему жилось лучше во всех отношениях.
Но Хью был не из тех, кто ищет легких путей. Как бы ни было тяжело, он выкарабкается и вытащит свою семью из долговой ямы. Все, что для этого нужно, – чуть-чуть удачи: возможно, несколько больше, чем чуть-чуть.
Его любимым игорным заведением стал клуб «Вега», расположенный в самом центре Лондона. Место оказалось вполне приличное, что немаловажно, поскольку, играя здесь, можно было не опасаться, что по дороге домой тебе воткнут нож в спину. Хозяин клуба находился как раз на своем месте – господин крутого нрава, но вполне честный и справедливый. К членам клуба предъявлялось всего два требования, но эти заповеди следовало соблюдать неукоснительно: если хочешь жить долго – никому не рассказывай о заведении, а в случае проигрыша расплачивайся немедленно.