Толстой наконец проливает свет на «концепцию» m-lle Bourienne, заведомо обреченную на провал: порядочный мужчина отнесся к ее поведению с презрением и озлоблением, а непорядочный, хотя и поддался соблазну, но не женился бы на ней хотя бы потому, что Анатоль был тайно женат. С ним уже была точно такая же история за границей: его заставили жениться на соблазненной им девушке, но он скрывал этот факт своей биографии, откупаясь от отца фиктивной жены.
Оба участника драмы лгали друг другу, преследуя каждый свои цели.
«Несмотря на то, что между Анатолем и m-lle Bourienne ничего не было сказано, они совершенно поняли друг друга в отношении первой части романа, до появления pauvre mère, поняли, что им нужно много сказать друг другу тайно, и потому с утра оба искали случая увидаться наедине. В то время как княжна прошла в обычный час к отцу, m-lle Bourienne сошлась с Анатолем в зимнем саду» (Т. 1. Ч. 3. Гл. V. С. 258).
Дальше мы помним – княжна Мари Болконская застает пару как раз в тот момент, когда ей нужно либо дать согласие, либо отказать на предложение руки Анатоля, и эта случайная встреча уберегает девушку от опрометчивого поступка.
Как герои романа смогли понять друг друга, не сказав друг другу ни слова? Чувство – самый понятный язык. M-lle Bourienne не смогла бы выразить свое намерение словами лучше, нежели демонстрацией «безумия восторга».
Восторг истинный и ложный
Завершая тему восторга, который в данном контексте по большей части наигран, я вспомнила фразеологизм «щенячий восторг», означающий неумеренное проявление чувств, граничащее с безрассудством, глупостью. Отчасти этот фразеологизм напоминает другой – «телячьи нежности» – тем, что его испытывает также детеныш животного. То, что прекрасно в человеческом проявлении, резко обесценивается в проявлении животном. Это происходит потому, что у чувств есть динамика, обусловленная зрелостью личности. Ребенку, который в младенчестве выражает эмоции практически так же, как и животное, то есть аффективно, предстоит за время взросления освоить человеческие способы выражения чувств. Критерием служит уместность, мера и социальное одобрение. Любое отклонение моментально и безошибочно улавливается окружающими, как и в случае m-lle Bourienne, казавшейся «обезумевшею от восторга». Зрелость чувств является надежным критерием зрелости личности, и наоборот.
20. Восхищение
Восхищение – восторг, высшая степень проявления радости, состояние очарованности кем-либо или чем-либо.
Слово заимствовано из старославянского, где восходит к глаголу хытити – «хватать, похищать». Того же корня, что и хитрый («хватающий, быстро схватывающий»). Таким образом, в буквальном смысле восхищаться – «поднять на высоту».
В романе «Война и мир» можно найти множество примеров восхищения. Так, князь Андрей восхищается Сперанским и Наполеоном:
«Первое время своего знакомства с Сперанским князь Андрей питал к нему страстное чувство восхищения, похожее на то, которое он когда-то испытывал к Бонапарте» (Т. 2. Ч. 3. Гл. VI. С. 470).
А Пьер Безухов в свою очередь восхищается своим старшим другом князем Андреем Болконским.
Восхищение как идеализация
Восхищение недаром образовано от глагола «похитить». Восхищаясь, мы хотели бы обладать теми же качествами, что и человек, которым мы восхищаемся, так сказать, «похитить» их для себя. Пьера восхищают личностные качества Андрея, которые тот не ценит в себе, в минуту отчаяния сочтя свою жизнь испорченною.
«– Мне смешно, – сказал Пьер, – что вы себя, себя считаете неспособным, свою жизнь – испорченною жизнью. У вас все, все впереди. И вы…
Он не сказал, что вы, но уже тон его показывал, как высоко ценит он друга и как много ждет от него в будущем.
«Как он может это говорить!» – думал Пьер. Пьер считал князя Андрея образцом всех совершенств именно оттого, что князь Андрей в высшей степени соединял все те качества, которых не было у Пьера и которые ближе всего можно выразить понятием – силы воли. Пьер всегда удивлялся способности князя Андрея спокойного обращения со всякого рода людьми, его необыкновенной памяти, начитанности (он все читал, все знал, обо всем имел понятие) и больше всего его способности работать и учиться. Ежели часто Пьера поражало в Андрее отсутствие способности мечтательного философствования (к чему особенно был склонен Пьер), то и в этом он видел не недостаток, а силу.
В самых лучших, дружеских и простых отношениях лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтобы они ехали» (Т. 1. Ч. 1. Гл. VI. С. 46).
Восхищение как проекция
Подобная идеализация есть не что иное, как проекция. Сам Пьер в зачатке обладает точно такими же качествами, которые он видит в друге. Восхищение помогает человеку осознать, к чему стремиться в своем развитии, какие черты развивать в себе. Эти качества проявятся затем в жизни самого Пьера в плену и вызовут восхищение тех, кто будет находиться рядом с ним.
«Пьер почувствовал новое, не испытанное им чувство радости и крепости жизни. И чувство это не только не покидало его во все время плена, но, напротив, возрастало в нем по мере того, как увеличивались трудности его положения. Чувство этой готовности на все, нравственной подобранности еще более поддерживалось в Пьере тем высоким мнением, которое, вскоре по его вступлении в балаган, установилось о нем между его товарищами. Пьер с своим знанием языков, с тем уважением, которое ему оказывали французы, с своей простотой, отдававший все, что у него просили (он получал офицерские три рубля в неделю), с своей силой, которую он показал солдатам, вдавливая гвозди в стену балагана, с кротостью, которую он выказывал в обращении с товарищами, с своей непонятной для них способностью сидеть неподвижно и, ничего не делая, думать, представлялся солдатам несколько таинственным и высшим существом. Те самые свойства его, которые в том свете, в котором он жил прежде, были для него если не вредны, то стеснительны – его сила, пренебрежение к удобствам жизни, рассеянность, простота, – здесь, между этими людьми, давали ему положение почти героя. И Пьер чувствовал, что этот взгляд обязывал его» (Т. 4. Ч. 2. Гл. XII. С. 434).
Восхищение как перенос
Чувство восхищения присутствует в психотерапевтическом процессе и называется положительным переносом. Это временная идеализация консультанта, которая проявляется в интересе к личной жизни консультанта, конкуренции с другими клиентами в групповом процессе, цитировании его слов, подарках и т. п.
Поскольку перенос – универсальный феномен психотерапевтического процесса, важно относиться к восхищению с пониманием как к необходимой его фазе. Это не что иное как повторение в отношениях с терапевтом чувств и установок, привычных в прошлом со значимыми людьми (прежде всего – родителями). Клиент, которому в детстве недоставало любви, склонен видеть в консультанте человека более сильного и любящего, чем тот есть на самом деле.
Хотя перенос всегда ошибочен в том смысле, что клиент представляет консультанта в ложном свете (приписывает ему черты, свойственные другим людям в других обстоятельствах и времени), на некоторое время терапевт становится клиенту «хорошим родителем». Клиенту нужна поддержка для того, чтобы он научился отличать подлинное от мнимого и вступил в контакт с реальностью: разотождествил терапевта со своими родителями, а затем интегрировал проецируемые на него черты.
Так же, как в дружбе «лесть или похвала необходимы, как подмазка необходима для колес, чтобы они ехали» (Лев Толстой), положительный перенос необходим для успешной терапии. При отрицательном переносе (основанном на испытанных в детстве отвержении и враждебности) терапия затруднена, а в некоторых случаях становится невозможной.
21. Гнев
Гнев – это сильное чувство недовольства.
С точки зрения этимологии, гнев – общеславянское слово, образованное от той же основы, что и гнить. Развитие значения шло таким образом: «гниение», «гниль», «гной», «яд», «злоба», «гнев». Гнев проявляется в ситуациях психологического насыщения, когда «много всего накопилось» и человек «испытывает предел терпения». Человек освобождается от гнева подобно тому, как абсцесс при вскрытии освобождается от гноя.
Синонимы: раздражение; злость; возмущение; негодование; ярость; бешенство. От похожих чувств гнев отличается, во-первых, высокой интенсивностью и глубиной эмоций; во-вторых, своей «социальностью»: гнев бывает только у людей (а злость и у животных), носит нравственно-этический характер и предполагает отрицательную когнитивную оценку ситуации. В-третьих, гнев может испытывать только человек более высокого статуса в возрастной или социальной иерархии по отношению к нижестоящим (взрослый на детей, начальник на подчиненных, профессор на студентов), но не наоборот.
«Расстрелять мерзавцев!»
Из романа Льва Толстого «Война и мир» я подобрала в качестве иллюстрации два эпизода, где гнев проявляется наиболее ярко. В первом главнокомандующий Кутузов, отправившись рано утром командовать Тарутинским сражением, сталкивается с вопиющей ситуацией: приказания о наступлении никто не получил. На его неодобрение самого сражения накладывается возмущение неподчинением, и главнокомандующий приходит в гнев.
«На другой день, рано утром, дряхлый Кутузов встал, помолился Богу, оделся и с неприятным сознанием того, что он должен руководить сражением, которого он не одобрял, сел в коляску и выехал из Леташевки, в пяти верстах позади Тарутина, к тому месту, где должны были быть собраны наступающие колонны. Кутузов ехал, засыпая и просыпаясь и прислушиваясь, нет ли справа выстрелов, не начиналось ли дело? Но все еще было тихо. Только начинался рассвет сырого и пасмурного осеннего дня. Подъезжая к Тарутину, Кутузов заметил кавалеристов, ведших на водопой лошадей через дорогу, по которой ехала коляска. Кутузов присмотрелся к ним, остановил коляску и спросил, какого полка? Кавалеристы были из той колонны, которая должна была быть уже далеко впереди в засаде. „Ошибка, может быть“, – подумал старый главнокомандующий. Но, проехав еще дальше, Кутузов увидал пехотные полки, ружья в козлах, солдат за кашей и с дровами, в подштанниках. Позвали офицера. Офицер доложил, что никакого приказания о выступлении не было» (Т. 4. Ч. 2. Гл. V. С. 414).
Ослушаться приказа во время военных действий – это преступление, но ослушаться приказа, который накануне отдал главнокомандующий – «светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он» – это преступление за рамками закона и этики, и Кутузов испытывает не просто гнев, но состояние бешенства на генерала Ермолова, который позволил себе проигнорировать приказ. Но поскольку сам Ермолов отсутствует, гнев изливается на невинных людей.
«– Как не бы… – начал Кутузов, но тотчас же замолчал и приказал позвать к себе старшего офицера. Вылезши из коляски, опустив голову и тяжело дыша, молча ожидая, ходил он взад и вперед. Когда явился потребованный офицер генерального штаба Эйхен, Кутузов побагровел не оттого, что этот офицер был виною ошибки, но оттого, что он был достойный предмет для выражения гнева. И, трясясь, задыхаясь, старый человек, придя в то состояние бешенства, в которое он в состоянии был приходить, когда валялся по земле от гнева, он напустился на Эйхена, угрожая руками, крича и ругаясь площадными словами. Другой подвернувшийся, капитан Брозин, ни в чем не виноватый, потерпел ту же участь.
– Это что за каналья еще! Расстрелять мерзавцев! – хрипло кричал он, махая руками и шатаясь. Он испытывал физическое страдание. Он, главнокомандующий, светлейший, которого все уверяют, что никто никогда не имел в России такой власти, как он, он поставлен в это положение – поднят на смех перед всей армией. «Напрасно так хлопотал молиться об нынешнем дне, напрасно не спал ночь и все обдумывал! – думал он о самом себе. – Когда был мальчишкой-офицером, никто бы не смел так надсмеяться надо мной… А теперь!» Он испытывал физическое страдание, как от телесного наказания, и не мог не выражать его гневными и страдальческими криками; но скоро силы его ослабели, и он, оглядываясь, чувствуя, что он много наговорил нехорошего, сел в коляску и молча уехал назад» (Т. 4. Ч. 2. Гл. V. С. 415).
Гнев сменяется чувством вины перед незаслуженно пострадавшими и сожалением о форме проявления («много наговорил нехорошего»). Подобно тому, как вскрывается и очищается от гноя нарыв, – вышедший наружу гнев уже не возвращается, и человек успокаивается.
«Излившийся гнев уже не возвращался более, и Кутузов, слабо мигая глазами, выслушивал оправдания и слова защиты (Ермолов сам не являлся к нему до другого дня) и настояния Бенигсена, Коновницына и Толя о том, чтобы то же неудавшееся движение сделать на другой день. И Кутузов должен был опять согласиться» (Т. 4. Ч. 2. Гл. V. С. 415).
После освобождения от гнева фельдмаршал уже способен контролировать себя и принимает решения, исходя из соображений разума.
«То самое, что нужно в гневном настроении»
Во втором эпизоде, выбранном для иллюстрации гнева, последний заканчивается смертью. В этом же бою другой командующий, Толь, излил свой гнев на корпусного командира Багговута, и тот, согласно закону индуцирования (заражения), тоже в состоянии гнева разворачивает агрессию на самого себя и на солдат – идет под пули и погибает.
«Толь, который в этом сражении <…> старательно скакал из места в место и везде находил все навыворот. Так он наскакал на корпус Багговута в лесу, когда уже было совсем светло, а корпус этот давно уже должен был быть там, с Орловым-Денисовым. Взволнованный, огорченный неудачей и полагая, что кто-нибудь виноват в этом, Толь подскакал к корпусному командиру и строго стал упрекать его, говоря, что за это расстрелять следует. Багговут, старый, боевой, спокойный генерал, тоже измученный всеми остановками, путаницами, противоречиями, к удивлению всех, совершенно противно своему характеру, пришел в бешенство и наговорил неприятных вещей Толю.
– Я уроков принимать ни от кого не хочу, а умирать с своими солдатами умею не хуже другого, – сказал он и с одной дивизией пошел вперед.
Выйдя на поле под французские выстрелы, взволнованный и храбрый Багговут, не соображая того, полезно или бесполезно его вступление в дело теперь, и с одной дивизией, пошел прямо и повел свои войска под выстрелы. Опасность, ядра, пули были то самое, что нужно ему было в его гневном настроении. Одна из первых пуль убила его, следующие пули убили многих солдат. И дивизия его постояла несколько времени без пользы под огнем» (Т. 4. Ч. 2. Гл. VI. С. 418).
Работа с гневом в психотерапии
Как и в примерах Льва Толстого, в жизни люди гневаются точно так же – не контролируя себя, а потом сожалея об этом. Гнев позволяет выпустить пар, но в большинстве случаев его последствия портят отношения, приводят к конфликтам и выматывают самого человека. Обычно такие люди обращаются к психотерапевту с запросом, как им контролировать свой гнев, особенно если он обрушивается на детей.
Подавлять гнев бессмысленно и вредно, так как это приводит к психосоматике. Однако обрушивать его на людей тоже нельзя. Есть некоторые закономерности в работе с гневом.
1. В психотерапевтических группах обязательно проговаривается ведущим и принимается участниками правило: не увечить людей и не портить имущество.