Дейзи: Ощущение у меня было совершенно нереальное. Все эти люди смотрели на меня во все глаза, ожидая, что вот-вот что-то произойдет.
Симона: Когда она начала петь вместе с Джимом, то казалась поначалу робкой, зажатой, так что я даже удивилась. Но по мере исполнения песни Дейзи все больше и больше втягивалась и где-то на втором припеве наконец раскрепостилась. И вот она засияла улыбкой. Она была счастлива на сцене. И публика просто не могла оторвать от нее глаз. Уже в самом конце композиции Джим перестал петь, предоставив ей возможность заканчивать одной. Дейзи буквально взорвала зал.
Джим Блэйдс (солист группы Mi Vida): Дейзи обладала совершенно невероятным голосом, немного грубоватым, но нисколько не скрипучим. Казалось, будто у нее в горле камни, по которым перекатывается звук. И за счет этого все, что она пела, сразу казалось каким-то более насыщенным, более интересным и, я бы сказал, даже непредсказуемым. Сам я никогда не обладал особым голосом. Если твои песни достаточно хороши, то, чтобы исполнять их, нет надобности иметь какой-то вокальный дар. Но Дейзи – воистину! – обладала им в полной мере.
Она всегда пела как-то из глубины себя, из самого нутра. У людей годы уходят на то, чтобы этому научиться, а Дейзи делала это совершенно естественно, без напряга – сидя рядом с тобой в машине или складывая вещи после стирки. Я постоянно пытался уговорить ее петь вместе со мной, но она все время отказывалась – до того вечера в Ash Grove.
Думаю, мне удалось все же убедить Дейзи петь на публике лишь потому, что ей очень хотелось прославиться в качестве автора. Я сказал ей: «Самое главное, что ты можешь сделать для своих песен – это исполнять их самой». Величайшим ее преимуществом на сцене было то, что люди не могли оторвать от Дейзи взгляд. И я посоветовал ей непременно этим пользоваться.
Дейзи: Мне показалось, Джим на самом деле хочет сказать, что всем совершенно плевать на то, что я там пою, если они смогут на меня пялиться. Джиму всегда удавалось меня взбесить.
Джим: Если не изменяет память, она даже швырнула в меня губной помадой. А потом, подуспокоившись, спросила меня, где бы ей попытаться выйти со своими песнями.
Дейзи: Мне хотелось, чтобы мои песни услышали. И потому я начала понемногу выступать по Лос-Анджелесу. Исполняла то тут, то там пару-тройку собственных песен, кое-что пела вместе с Симоной.
Грег МакГиннесс: С кем только Дейзи тогда не встречалась! Прикинь только, чел, какая драка разыгралась между Тиком Юном и Ларри Хэпменом возле Licorice Pizza, когда Тик аж рассек Ларри бровь. Оба как с цепи сорвались! Я видел это своими глазами. Отправился купить себе диск «Темная сторона Луны»[14]. Когда, бишь, это было? В конце семьдесят второго, кажется? Или в начале семьдесят третьего? Помню, сунулся на улицу – а там Тик сцапал Ларри в «стальной захват». Народ, топтавшийся рядом, сказал, что они дрались из-за Дейзи.
А еще я слышал, что Дик Поллер и Фрэнки Бейтс пытались подбить ее записать с ними песню и что она отказала им обоим.
Дейзи: Внезапно как-то сразу много разных мужичков стали убеждать меня записаться. Причем каждый из них изъявлял желание сделаться моим менеджером. Но я-то уже понимала, что это означает. В Лос-Анджелесе полно подобных деятелей, только и ждущих, когда какая-нибудь наивная девочка поверит в их трепотню.
Хэнк Аллен показался мне наименее вкрадчивым, а еще он был единственным, кого я могла подолгу выносить.
К тому моменту я уже уехала из родительского дома и поселилась в отеле Chateau Marmont. Сняла у них коттеджик позади главного здания. Так вот, Хэнк постоянно отирался у моих дверей, оставляя мне всевозможные послания. Впрочем, он был единственным из всех, кто говорил не только обо мне, но и о моих песнях.
И я наконец сказала ему: «Ну ладно, хочешь быть моим менеджером – будь им».
Симона: Когда мы познакомились с Дейзи, я была пробивнее и круче ее, потому что я старше. Но в начале семидесятых Дейзи меня быстро опередила.
Помню, однажды я была у нее в Marmont и заглянула в стенной шкаф. А там битком набито халстоновских[15] длинных платьев и комбинезонов. Я спрашиваю:
– Когда ты только успела накупить столько?
– А, да мне их просто прислали, – отмахивается она.
– Кто?
– Некто, работающий у Халстона.
И это девица, еще не выпустившая ни единой своей работы! Ни альбома, ни даже сингла. И в то же время она была во всех тогдашних журналах на фото с рок-звездами. И все ее уже любили!
Что греха таить, я тогда тоже прибарахлилась по случаю халстоновскими нарядами.
Дейзи: Я отправилась в Larrabee Sound на запись песни, которую попросил сделать Хэнк. Кажется, это была одна из песен Джексона Брауна. Хэнк желал, чтобы я спела ее каким-то слащавым тоном, а это было совсем не мое. Я спела ее так, как хотелось мне. Немного грубовато, с легким придыханием. Тогда Хэнк сказал:
– А не могли бы мы просто сделать хоть один заход, чтобы ты спела это спокойно и гладко, может, на тональность выше?
– Не-а, – отрезала я и, схватив свою сумочку, ушла.
Симона: Вскоре после этого она подписала контракт с Runner Records.
Дейзи: Меня ничто на самом деле не привлекало, кроме сочинения песен. Петь, конечно, было здорово, но мне не хотелось оставаться куклой, исполняющей кем-то там написанные слова. Мне хотелось петь собственные тексты.
Симона: Дейзи не ценила то, что давалось ей легко, само собою. Ни деньги, ни внешность, ни даже голос. Она хотела, чтобы люди ее услышали.
Дейзи: Я заключила договор с Runner Records. Но текста контракта даже не прочитала.
Мне не хотелось читать контракт и тратить время на то, чтобы узнать, в качестве кого они меня там видят, за что собираются платить и чего от меня ожидают. Мне хотелось лишь писать свои песни и ловить кайф.
Симона: Они назначили Дейзи так называемое стартовое совещание. Я заранее приехала к ней домой, мы вместе подобрали для нее идеальный наряд, прогнали сборник ее песен, чтобы все выглядело в лучшем виде. Когда в то утро Дейзи отправилась в студию, то казалось, она плывет по воздуху.
Однако пару часов спустя она пришла ко мне домой, и я сразу же поняла: у нее что-то не слава богу.
– Что стряслось? – спросила я.
Она лишь мотнула головой и прошла мимо меня на кухню. Там взяла бутылку шампанского, которое мы купили специально, чтобы отметить событие, выбила пробку и отправилась в ванную. Я поспешила за ней. Она уже наполняла ванну. Дейзи стянула с себя одежду и улеглась в воду. Глотнула шампанского прямо из горлышка бутылки.
– Расскажи, что случилось-то, – сказала я.
– Я им не интересна, – отозвалась она.
Как я поняла, на стартовой встрече ей вручили список песен, которые от нее ожидали услышать. Какой-нибудь набор из популярного каталога. Что-нибудь вроде «Улетаю на реактивном самолете» Джона Денвера, которую кто только не пел.
– А с твоими песнями что? – спросила я.
– А мои песни им не понравились.
Дейзи: Они просмотрели весь мой сборник, но не нашли там ничего – вообще ни единой песни, – что, по их мнению, я могла бы записать.
– А как же вот эта? – стала показывать я. – Или эта? Или эта вот песня?
Я сидела за столом для совещаний перед Ричем Палентино и в панике листала свой песенный сборник. Я решила, что они, должно быть, его просто не читали. А они всё твердили, что мои песни еще «сырые» и что я еще, мол, не готова заявить о себе как автор-исполнитель.
Симона: В ванне она надралась в дупель, и все, что мне оставалось, – это позаботиться о том, чтобы, когда она там вырубится, вытащить ее и уложить в постель. Что я, естественно, и сделала.
Дейзи: Наутро я уехала к себе. Попыталась избавиться от своих мыслей и переживаний, плавая в бассейне. Когда это не помогло, выкурила несколько сигарет, потом зашла в дом, втянула одну за другой несколько «дорожек». Затем явился Хэнк и попытался меня успокоить.
– Выпутай меня из этого как-нибудь, – попросила я его.
А он принялся говорить, будто я сама не хочу ниоткуда выпутываться.
– Нет, хочу! – вскричала я.
– Нет, не хочешь!
Я настолько разозлилась, что прыгнула в машину и умчалась так быстро, что Хэнк не смог меня догнать. Я приехала к Runner Records. Лишь на парковке до меня дошло, что я по-прежнему в лифчике от купальника и джинсах. Я прошагала прямо в кабинет Рича Палентино и разорвала наш контракт. Рич только рассмеялся и сказал:
– Хэнк мне позвонил и предупредил, что ты можешь такое выкинуть. Солнышко, с контрактами такой номер не проходит.
Симона: Дейзи была как Кэрол Кинг, как Лаура Ниро. Она могла бы быть даже как Джони Митчелл. А они хотели, чтобы она стала как Оливия Ньютон-Джон.
Дейзи: Я вернулась к себе в Marmont. Я вовсю ревела, тушь текла по всему лицу. Хэнк ждал меня, сидя на крыльце дома.
– Не хочешь это дело просто переспать? – посоветовал он.
– Я не смогу спать. Я приняла слишком много кокаина и еще много дексиса.
Тогда он сказал, что у него для меня кое-что есть. Я решила, он хочет всучить мне какой-нибудь транквилизатор – типа, лучше что-то, чем ничего. Но он дал мне секонал. Я отключилась в мгновение ока, а когда проснулась, то почувствовала себя намного лучше. Ни похмелья, ни каких-либо остаточных ощущений – ничего. Впервые в жизни я спала сном младенца.
Вот с тех самых пор дексис служили мне днем, а «красненькие», то есть секонал, – ночью. И заливалось все это шампанским.
Хорошая жизнь, верно? Вот только ничего хорошего мне такая хорошая жизнь не принесла. Но тут уж я забегаю немного вперед.
Дебют
1973–1975
The Six между тем обосновались в Лос-Анджелесе, в каньоне Топанга, арендовав домик в горах. Они готовились записывать свой первый студийный альбом. А Тедди вместе с командой звукотехников под руководством звукорежиссера Арти Снайдера тем временем обустраивали себе мастерскую в звукозаписывающей студии Sound City Studios в районе Ван Найс, в пригороде Лос-Анджелеса.
Карен: Когда мы только заселились в этот дом, я подумала: «Ну, прямо как на свалке!» Старая, покосившаяся входная дверь со скрипучими петлями, в окнах – потрескавшиеся витражи. Мне там ужасно не понравилось. Но где-то неделю-другую спустя в Лос-Анджелес приехала Камилла. Она прокатилась по длинной подъездной дороге сквозь лес, выбралась из машины, прошла в дом и воскликнула:
– Ого! С ума сойти, как тут здорово!
Ну, а когда она сказала, что дом у нас вообще классный, я и сама стала воспринимать его иначе.
Камилла: Дом окружали густые заросли розмарина, и мне это невероятно понравилось.
Билли: Представляешь, как замечательно получилось, что Камилла снова со мной! Так чудесно было снова сжимать ее в объятиях! Мы собирались пожениться, и я поселился в Лос-Анджелесе и готовился вместе с братом записать студийный альбом. Вся моя жизнь словно озарялась тогда золотым сиянием.
Уоррен: Грэм и Карен выбрали по отдельной комнатке рядом с кухней. Пит с Эдди заняли гараж. Билли с Камиллой пожелали жить в мансарде. Так что мне досталась единственная спальня с уборной.
Грэм: У Уоррена в спальне был туалет. Он всем говорил, что у него своя уборная, но это не так. На самом деле в его комнате стоял толчок. Просто толчок в углу спальни.
Билли: Тедди оказался «совой». Так что мы все вместе с вечера отправлялись в студию и работали там до глубокой ночи, а то порой и до утра.
Когда мы делали запись, весь прочий мир переставал для нас существовать. Представляешь: ты сидишь в темной студии, и в мыслях – одна лишь музыка.
Мы с Тедди вообще… ну, просто по уши ушли в это дело. То меняли темп мелодии, то тональность, то я подыгрывал на каком-нибудь новом инструменте – пытались перепробовать буквально все. В студии я полностью отдавался музыке. Но потом возвращался домой и видел спящую Камиллу посреди помятых простыней. Обычно малость подшофе, я тихонько проскальзывал в постель с нею рядом.
А вот все свои утренние часы я проводил с Камиллой. Знаешь, как многие пары выходят куда-то вместе поужинать – так же мы с Камиллой выбирались завтракать. Самыми излюбленными моими утрами стали те, когда у меня по возвращении из студии даже не возникало желания сомкнуть глаз. Камилла просыпалась, и мы с ней ехали на машине в Малибу и завтракали где-нибудь у шоссе Пасифик-Кост.
Каждое утро она заказывала одно и то же: чай со льдом без сахара и три ломтика лимона.
Камилла: Чай со льдом, три ломтика лимона. Или содовая с двумя ломтиками лайма. Или мартини с двумя оливками и луком. У меня особенный выбор напитков. [Смеется. ] У меня вообще во многом особенный выбор.
Карен: Знаете, многие считают, будто Камилла повсюду следовала за Билли, постоянно заботилась о нем, но это не совсем так. Она была значимой силой, с которой необходимо было считаться. Она умела получить то, что желала. Почти все и всегда. Она умела быть напористой и добиваться своего – хотя при этом ты ни сном ни духом не подозревал, что тебя подавляют. У нее всегда имелось собственное четкое мнение, и она знала, как достичь своей цели.
Помню, было раз такое, что они с Билли спустились утром в гостиную – где-то уже около полудня. Мы все сидели там, как были ночью, в джинсах, и в студию в тот день собирались отправиться намного позже. Камилла предложила:
– Как насчет грандиозного завтрака? С блинами, вафлями, жареным беконом, яичницей – по полной программе?
Но Билли уже прослышал, что мы с Грэмом собирались поехать загрузиться по бургеру, и захотел отправиться вместе с нами.
А потому Камилла сказала:
– Так я вам всем сделаю сейчас по бургеру.
Ну, мы ответили «ладно». И вот она послала Билли в ближайший магазин за мясом для гамбургера и велела ему заодно прикупить и бекон. А еще и яйца на завтра.
А спустя некоторое время разожгла гриль и зашла нам сказать, что мясо, которое привез Билли, на ее взгляд, совсем не «ах», так что она просто поджарит бекон. А пока бекон готовится, может заодно сделать яичницу. А раз уж все равно достала яйца, то приготовит еще и блинчики.
И как-то так оказалось – а было уже полвторого, когда мы все дружно уселись за стол к позднему завтраку, – что ни единого бургера у нас не наблюдалось. Все было, конечно, обалденно вкусно, и никто, кроме меня, даже и не заметил, что именно сделала Камилла.
Вот это качество мне в ней ужасно нравилось! Она вовсе не была тихоней, вечно ждущей чего-то у стеночки. Просто для того, чтобы разглядеть это в ней, требовалось внимание.
Эдди: Все наши почти всегда отсутствовали – по крайней мере, большую часть времени, – и я как-то предложил Камилле, чтобы она немного помогла по дому. Прибраться там, может, – ну, сама понимаешь. Однажды я сказал ей:
– Может, пока нас нет, ты приберешься тут хоть немного?
Камилла: Я ответила:
– Хорошая мысль.
И даже не притронулась к уборке.
Грэм: Времечко было напряженное. Билли все время писал песни. Мы постоянно отрабатывали то один фрагмент, то другой. Только в студию и обратно – даже спали порой прямо там.
И столько раз ночами мы с Карен просиживали там до самого восхода – отрабатывая какой-то рифф или целую тему.
Уоррен: В ту пору я отрастил усы. Прикинь, ведь многие мужчины не могут отрастить себе нормальных усов. Но у меня это получилось. Я отрастил их, когда мы записывали наш первый альбом, – и больше их так и не сбривал.
Хотя нет, однажды было дело, я их сбрил – и чувствовал себя потом точно кот без шкуры, так что быстро отрастил их снова.
Грэм: Запись альбома – а уж тем более дебютного – требует чуть не всего тебя. Билли же вообще зациклился на этом. Думаю, именно поэтому – когда все могли при желании нюхнуть кокса прямо в студии, – именно поэтому он начал делать себе «дорожки» каждый день. Чтобы всегда оставаться в ударе.