Я подписал альбомы, постеры и сиськи, а затем, как только ушли фанаты и техники, захлопнул дверь перед носом Блэйка. Он промямлил что-то про Интернет и фотки члена, но я вытолкал его. Я ценю беспокойство, но кого, черт возьми, это заботит? Если уж на то пошло, то мое хозяйство уже стало общественной собственностью. Все, кто не был фанатом или подростком, имели возможность прокатиться и сделать селфи.
Я вернулся на диван, взял блокнот и ручку и нахмурился над пустой страницей. Новенькая стояла у окна спиной ко мне и смотрела на гавань. Я пытался вспомнить последний раз, когда оставался в комнате с девушкой, которая не была моей мамой или сестрой, не затолкав член в ее горло так глубоко, что у нее не получалось вздохнуть. Нахмурившись еще больше, я уставился на бумагу. Мысленно ходил по комнате и колотил по стенам.
Муза исчезла.
Новенькая убила ее.
Дерьмо.
Я откинулся на спинку, разглядывая ее серебристо-голубые волосы, которые уже не были заплетены в косу и струились вниз прямиком к ее маленькой круглой заднице. Если бы я не собирался писать, то мог бы потратить время на обновление своей коллекции порнографии. Я знал, что мог пойти на любую вечеринку, на которую наверняка отправились члены группы, но это было невозможно по двум причинам: а) Новенькая поперлась бы со мной, а это слишком неловко, и б) я признавал, что для того, чтобы обуздать желание закинуться дурью и выпить, мне придется остаться дома. Мой агент отрежет мне яйца, высушит их и станет использовать их как мини-сумочки, если я появлюсь рядом с алкоголем или наркотой.
– Сфоткай. На дольше хватит. – Новенькая бросила мне мои же слова. Четко очерченная луна выглядывала у нее из-за плеча. – Я вижу твое отражение в окне, – объяснила она с грустью в голосе.
Наши взгляды встретились. Время застыло.
Я все еще ненавидел ее.
Все еще хотел, чтобы она ушла.
Но впервые с момента ее появления я задумался о том, что она, возможно, не так бесполезна, как я подозревал. Это все из-за изгиба между шеей и плечом. Мне хотелось укусить ее, выпустить кровь и написать слова следующей песни этими чернилами. Самое странное во всем этом было то, что я думал о таком не под кайфом.
– Ты прогнала мою музу. – Мой голос звучал низко, лениво и слегка раздраженно. Даже для меня.
– И? – Она даже не повернулась.
– Теперь ты должна мне. Хорошо, что ты в моей власти.
– В твоей власти? – повторила она, усомнившись. – Я не твоя рабыня, Уинслоу.
– А вот и нет. Ты моя на три месяца. У меня подписанный контракт в доказательство, и сейчас я возьму твои мысли и запишу их в свой блокнот, потому что у меня внутри, в отличие от тебя, пусто.
Было странно произносить правду вслух. Правду шепчут, а не выкрикивают, но мне было плевать на ее мнение. Я встал и схватил свою кожанку.
– Встретимся у твоего номера в отеле в полночь, – сказал я.
Она открыла рот. Но я не стал слушать.
Мне нужно вернуть музу и написать альбом.
Каждый сингл которого окажется на вершине Billboard и сделает его моим.
Вернет мне титул короля альтернативной музыки, забрав его у этого придурка Уилла Бушелла.
И все, что было моим. Всегда принадлежало мне. Фэллон.
Даже если мне придется жульничать или шагать по головам, чтобы получить желаемое.
Ноги выпрямлены и скрещены в лодыжках, Таня в руке, пальцы перебирают лады, когда я пытаюсь сочинить мелодию. Спиной я оперся на дверь, глядя прямо на вход в комнату Новенькой. Наши номера располагались напротив друг друга. Дженна попросила Хадсона, моего личного ассистента, удостовериться, что во всех наших отелях Новенькая всегда будет не далее чем в десяти шагах, а может, и ближе.
В пять минут первого она открыла дверь и вышла.
На ней были красные шорты в клетку и серая толстовка с названием колледжа, который она не могла себе позволить. Я подбородком показал ей сесть, и она подчинилась. Ее лицо, чистое от макияжа и масок, восхищало. Облокотившись спиной о дверь, она сползла вниз на пол и прижала колени к подбородку, глядя на меня. Я не мог решить, есть ли у нее характер или его, наоборот, слишком много. Я собирался это выяснить.
Я продолжил перебирать струны гитары, не обращая внимания на красный ворсистый ковер и неброский коридор, и представил, что мы где-то в другом месте. В доме, на пляже или на мощеной лондонской улочке, и запах дождя щекочет наши ноздри.
– Зачем я здесь? – спросила она.
– Я задаю себе тот же вопрос. – Я уставился на свои мозолистые пальцы, бренчащие по Тане, прежде чем поднять взгляд. – Ты так держишься за эту работу. У тебя неприятности?
– Нет, – ответила она, не удивившись моей прямоте. – У меня есть племянник. Его родители не могут найти постоянную работу, а он заслуживает большего. Больше, чем мы можем ему дать сейчас. Больше, чем постоянная ушная инфекция. Больше, чем дешевое молоко, срок годности которого истек два дня назад. Просто… больше.
Выпятив губу, я обдумывал ее ответ. Я не особо заботился о своей семье. На самом деле больше всего в этом турне, наравне с попытками написать новые песни, меня пугала вероятность увидеть маму, папу и старшую сестру Карли. Если я вообще с ними встречусь.
– Как его зовут? – спросил я, не зная почему. У меня не было причин изображать вежливость, особенно с людьми, которым я платил.
– Зигги. – Она улыбнулась. Ее улыбка не раздражала. С ямочками на щеках, искренняя, без ботокса. Большие губы. Маленькие зубы. Мне нравились такие. Недостатки были минимальны. Эффектная. Чистая. Индиго была симпатичной. Как исчезнувший закат, красивый, но принимаемый как должное.
– Как альбом Дэвида Боуи? – Мои брови сдвинулись. Я сыграл пару нот на Тане, и они имели смысл. Возможно, я вспомнил песни «Starman» или «Rock ‘n’ Roll Suicide». Хотя и звучало по-другому, свежо.
– Мой брат его фанат. – Она подняла взгляд и рассеянно стала жевать нижнюю губу. – Зигги два года. Умный, забавный и добрый. Я всегда говорю ему, что он – Зигги, а я…
– Стардаст[17], – закончил я, составляя из нескольких нот мелодию в голове. Конечно, я не переоделся после концерта. И, разумеется, от меня воняло, как от обоссанного переулка в Лондоне. – Теперь помолчи.
Она не огрызнулась. Вместо этого она начала заплетать маленькие косички, а я придумал что-то… новенькое. Я закрыл глаза. Пальцы слегка дрожали. Создать хорошую мелодию равносильно находке цветка в пустыне. Невероятно, редко, волнующе. Я играл несколько минут, затем снял ремень Тани с плеча и прислонил гитару к двери. Я взял маленький блокнот, достал маркер из заднего кармана и начал записывать ноты. Когда я оторвался от этого занятия, Новенькая все еще плела косы. Беспокойное выражение ее лица говорило, что ей меня жаль. Эта мысль показалась мне тревожной.
– Расскажи о себе. – Я проигнорировал ее любопытный взгляд.
– Что конкретно тебя интересует?
– Что делает тебя тобой? Твоя личность. Твои секреты. Твои причуды.
Другая на ее месте захихикала бы, сменила тему или включила бы дурочку. Но только не она.
– Я левша. Ненавижу клоунов. Люблю шить платья. Так я могу… – Она посмотрела вверх, подбирая слово. – Сосредоточиться.
Я снова взял Таню, медиатор бесцельно заскользил по струнам.
– Что еще?
– Я не зарегистрирована в соцсетях. Если бы я могла изучать что-то, то это была бы мода. Я работала в комиссионном магазине в Беверли-Хиллз, он назывался «Экономный», владела им женщина семидесяти лет по имени Клара. Потом она его закрыла, чтобы проводить больше времени с семьей. Работа в этом магазине была и остается работой мечты.
Она посмотрела на меня так, словно ее мечты были слишком маленькими и незначительными для меня. Зуб даю, она не знала, что в мои планы не входило становиться завсегдатаем таблоидов. Первоначальная цель была куда более романтичной. Меня в этот мир привел друг детства, Уилл. У нас была группа – «Криптонит», – пока мы не решили начать сольную карьеру и жить вместе в Лондоне, впятером – я, Уилл, Элфи, Блэйк и Лукас. Мне хотелось играть музыку стиля инди, а Уилл получил предложение о создании мейнстримной музыки. Это он подтолкнул меня к сотрудничеству с «Грейпвайн Рекордз». Он сделал меня мной, во всех смыслах.
Мои пальцы двигались быстрее, в погоне за ритмом, забытой песней, что всегда была в моей голове. Вот почему я просил ее прийти в коридор. Нейтральная территория. Не в наших комнатах, где все мои мысли крутились бы вокруг секса с ней. Мне нужны ее слова, мысли, присутствие. Я хотел высосать ее душу и изложить ее на бумаге, облачить в мои тексты, чтобы те деньги, которые я ей заплачу, мне вернулись. Потому что она была невинна. И решительна. И так бесила меня, что ковыряться в ее мозгу казалось мне необходимостью.
– Продолжай, Стардаст, – я надсмехался над ней. Она знала это. Это не прозвище. Это была попытка копнуть глубже.
– У меня есть брат. – В разговоре со мной она опустила гибель родителей; члену моей группы она охотнее все рассказала. Возможно, во мне она видела врага, а в Лукасе – друга. Глупая, глупая девчонка. – Я повсюду езжу на велосипеде. – Она сделала паузу, верхние зубы опять впились в губу. – И я должна тебе что-то сказать, но не уверена, что это мое дело.
Я уставился на нее после последней фразы.
– Что ты можешь знать из того, чего не знаю я?
– Ой, блин. – Она вздохнула, качая головой. – Слушай, я всего лишь хочу тебе помочь.
– И ты помогаешь. Ты делаешь все, разве что не меняешь подгузники, и следишь, чтобы я держал свой нос подальше от наркоты. На этом твоя работа закончена. Ни больше, ни меньше.
Она нагло посмотрела на меня, ее взгляд говорил, что она знает, что я пытался сделать. Я отталкивал ее, предоставляя ей последний шанс уйти, но мое сердце этого больше не хотело. Во всяком случае, не сейчас. Она не двигалась с места, нравилось мне это или нет, и меньшее, что я мог сделать, – использовать ее, пока ничего не останется. Как Фэллон использовала меня.
– Ты раздражаешь меня настолько, что иногда мне хочется заплакать, – она стиснула зубы.
Я улыбнулся, зная, что мне предстояло сделать много записей. Пора было заканчивать наш разговор. Она оказалась более продуктивной, чем я ожидал. Она – все, что мне так нужно. Ночь пройдет за творчеством.
Я встал на ноги, обхватил пальцами гриф Тани и наклонился вперед, заглядывая в лицо Инди.
– Когда я, наконец-то, коснусь тебя, а это обязательно случится, Стардаст, ты будешь плакать и кричать. И выкрикивать мое имя. Снова. И снова. И снова.
Глава шестая
Инди
Мельбурн, Австралия
Прошло два дня после наших посиделок в коридоре.
Два дня, за которые мои отношения с Алексом слегка улучшились, за исключением того, что он убивал во мне всякое желание рассказать ему о слитых интимных фотках и помолвке Фэллон. Он уже не так активно издевался надо мной. Он вообще предпочитал не замечать меня. Я тенью ходила за ним, как преданный щенок, что неумолимо убивало мое самоуважение. Следующие пару дней мы провели в пути из Сиднея в Мельбурн, останавливаясь в каких-то пустынных городках, в которых нам подавали барбекю-ребрышки и чай со льдом. Алекс большую часть времени провел на заднем сиденье внедорожника и стонал от отчаяния, пытаясь извлечь из себя хоть строчку. Иногда он был бодрым, оживленным и разговорчивым. Но все же большую часть времени он пребывал в дурном настроении. Блэйк постоянно висел на телефоне, ругаясь с Дженной и Хадсоном, то и дело кидая в мою сторону предупреждающие взгляды. У Элфи было задание – следить, чтобы Алекс не выходил в Интернет с телефона, поручение, к которому он отнесся на удивление серьезно. Казалось, Алекс совершенно не возражал против отключения от виртуального мира. За время, проведенное вместе, я заметила, что он не делал никаких личных звонков, что было странно, но это не мое дело.
Мы с Лукасом стали ближе.
Частично от того, что он был самым приятным человеком из группы, но больше потому, что я хотела избавиться от своего одиночества, как от тяжелой ноши. Лукасу двадцать семь лет. Как и Алекс, он из Уотфорда. Его отец работает в городском совете; мама – учительница. У них с братом и сестрой была собака по кличке Харви. Он знаком с Алексом с детства, а переехал в Лос-Анджелес из Лондона только три года назад, после того, как разорвал помолвку с Лорой, одной девушкой из Англии. По всей видимости, у Алекса было что-то с Лорой, когда они были подростками. И, скорее всего, Лукас немного злился из-за этого. Машину вел все тот же молчаливый тип, который забирал нас из аэропорта.
– Алекс любит рассказывать историю, как он лишил Лору девственности, а мне остались лишь объедки, – сказал Лукас, пока мы ехали по пустыне.
Я положила ладонь ему на руку и сжала ее.
– Мне жаль. – Мне правда было жаль, но Лукас выглядел совсем не расстроенным. Время от времени он бросал взгляды на Алекса, будто пытался оценить его реакцию.
– Не стоит, – Элфи встрял в разговор откуда-то сзади, где он сидел с Алексом. – Уинслоу только однажды так сказал – однажды, – он просто так это ляпнул. К тому же думаю, что Вэйтроуз разлюбил ее еще до того, как она натянула трусы после их последнего секса. Ты никогда по-настоящему не был в нее влюблен, дружище. Мы все это знаем.
Что-то произошло между ними тремя – Блэйком, Элфи, Лукасом – тайна, судя по их взглядам, которые они бросали друг на друга.
Блэйк хихикнул.
– Лора – наименьшая из проблем Лукаса.
Завеса беспечности Алекса сегодня была плотно зашторена, и он даже не прокомментировал ситуацию.
Дождь начал стучать по крыше, и, когда мы въехали в Мельбурн, послышались раскаты грома. Город отличался от Сиднея. Может, был старее. Наши действия повторились: мы покружили вокруг отеля минут двадцать, пока не освободили дорогу. Алекс опять остановился, чтобы подписать фанатам футболки и сувениры, щурясь от дождя и с улыбкой на лице. Блэйк раздал наши электронные карты. Этаж был закрыт и зарезервирован для Алекса Уинслоу и его персонала. Мне стало ясно, что такая практика для этих ребят – привычное дело. Для них такой распорядок дня уже стал естественным. Удивительно ли, что все они были циничными и измученными? Ничего не привязывало их к одному месту. Они плыли по течению жизни. Притяжение – не про них.
– Эй, Инди, – сказал Лукас, когда все направились к лифту. Блэйк печатал длинное сообщение, Алекс перекидывал ремень гитары с одного плеча на другое и стряхивал капли дождя с волос, а Элфи притворялся, что чешет нос, хотя все видели, что он в нем ковыряется.
– Да?
– Хочешь прогуляться? Концерт только завтра, а дождь вот-вот закончится.
Я повернула голову в сторону Блэйка. Я не могла взять отгул и шататься по округе. Мне нужно нянчиться с Алексом. Если только Блэйка не было рядом с ним, а большую часть времени он оставался поблизости. Блэйк почесал висок самой важной частью своего тела – телефоном.
– Сегодня суббота, друг. Ей что, совсем нельзя отдохнуть? – Лукас слегка толкнул его локтем.
Алекс сцепил пальцы под челюстью, взгляд был направлен на Блэйка, который в свою очередь смотрел прямо на певца.
– Давай поговорим об этом наедине, – загадочно сказал Блэйк, убирая телефон в передний карман и избегая взгляда Алекса. Я почувствовала себя так неловко, что холодок побежал по коже.
– Хорошо. – Я откашлялась, каждая феминистская косточка в моем теле требовала действий, даже малейших. – Не стесняйтесь обсуждать свои планы касаемо меня за закрытыми дверями, где я ничего не услышу.
– В этом и суть, – отчеканил Алекс.
– Алекс, – предупредил Блэйк.
– Да хватит уже. Он с первого дня пытается залезть ей под юбку. Мы это уже проходили.
Лифт остановился, и мы вышли, каждый направился к отведенному ему номеру. Лукас пошел с Блэйком и Алексом, последний отказывался признавать существование первого. Алекс указывал на предметы и называл соответствующие песни. Когда мы вышли из лифтов, он вспомнил «Elevators» группы U2; «Stairway to Heaven», когда мы прошли мимо запасной лестницы, и «God Only Knows» когда мы прошли мимо огромной картины «Портрет бога».