– А как мы там будем жить и разговаривать, мы же персидского языка не знаем? – вновь спросила Таня.
На что отец ответил резким тоном:
– Там уже пол-России живут, работают, и мы проживём. Это всё равно лучше, чем на Соловках подыхать.
Не могу знать, насколько отец говорил правду в отношении того, что послали запрос о нас в наш уезд. В свете сказанного отцом о посланном запросе я поверила, поскольку вспомнила встречу с чекистом, который сказал: «Нам через два часа донесли, откуда вы прибыли, сколько вас, и внешность каждого коротко описали, и поимённо назвали». Да, я поверила в его слова, и мне стало страшно, хотя не имела представления о том, где находятся Соловки.
Как и было сказано отцом, через три дня рано утром мы поехали в Джульфу, к вечеру подыскали жилье на окраине у местной жительницы, которая поселила нас в большую комнату. Побросав вещи, находившиеся при нас, мы пошли купаться. Надо сказать, в те годы женщины и мужчины купались в лёгкой одежде, это не привлекало внимания. С того самого дня мы каждый день ходили на речку: отец, купаясь и загорая, всё время наблюдал за действиями пограничников, он всё запоминал, даже через какое время они выходят на перекур и когда меняют пост у моста. Купались мы подолгу, еду всегда брали с собой, там ели и отдыхали. Иногда пограничники проходили, внимательно присматривались к нашим вещам и нам. Некоторые, проходя, предупреждали, чтобы далеко не заплывали, а то просто проходили, всматривались в лица.
Уже точно не помню, то ли на пятый, то ли на шестой день, в воскресенье утром, отец сказал: «Сегодня переходим, слушайте внимательно! Приходим к реке, и вы все должны незаметно следить за моими действиями. Купаемся примерно часа полтора, и как только после первого купания я выйду из воды, подниму руки, будто загораю, а потом лягу, вы подойдёте, ляжете неподалёку. Это будет означать – все готовы. После этого через полчаса я поднимусь, стану спиной к реке, вы все потихоньку входите в воду. Купаясь, отплывите от берега на такое расстояние, чтобы пограничники ничего не заподозрили, ныряйте только так, для вида и смотрите, берегите силы, чтобы хватило переплыть на ту сторону! Когда увижу, что все в реке, тогда я и мать войдём в реку на то же расстояние, что и вы, дважды окунёмся, после чего я голову покрою белым платочком с завязанными в узелки углами – вот это и будет сигналом для рывка в сторону Персии! Понятно? И последнее: мать всем приготовила по два комплекта тоненькой одежды, надеть на себя и сандалии. Это для того, чтобы на той стороне снять одно и высушить, а потом второе; конечно, плыть будет тяжело, но, как вы видели, река неширокая, глубокого места всего метров тридцать, а далее мелководье до самой суши. Пойдём, как всегда, в одно и то же время, сегодня выходной, народу будет много, смотрите внимательно – в оба глаза!»
В тот проклятый день, в полдень, солнце стояло в зените и до такой степени сильно палило, что после часового загара уже чувствовалось жжение плеч, спины, и, как назло, был полнейший штиль; листья на деревьях будто замерли, слегка свернувшись, а некоторые даже чуточку увяли. Силу жары я почувствовала ещё так: нечаянно подула на руку и почувствовала, насколько горячо моё дыхание и как сильно обжигает руку. Воду, которой обычно нам хватало на весь период отдыха на пляже, выпили буквально за час, а загорали, как всегда, на одном и том же месте – обособленно от общего контингента, несколько раз входили в воду и выходили.
Наконец мы увидели стоящую фигуру отца. Тогда мы – дети – вошли в воду, чуточку побарахтались недалеко от берега; когда увидели, как родители вошли в воду, несколько раз окунулись, и тут отец покрыл голову белым платочком. После этого отец с матерью нырнули вперёд, в чужую сторону, мы за ними нырнули, а когда вынырнули, то со всех сил поплыли на противоположный берег, в Персию.
Часть II
Ялта, или Пролог
– После смерти матери мы остались с отцом, но ему некогда было нами заниматься.
Служа управляющим государственным банком Ялты, он рано уходил в банк, а в течение дня один раз в обед приходил и справлялся у горничной и кухарки, на попечение которых он нас оставлял, как мы себя ведём и слушаемся ли их, как учимся, нужно ли чего.
В то утро я проснулся, как всегда умылся и пошёл в столовую, только стол был пуст. Пройдя в кухню, там тоже не обнаружил кухарку. Печка не топилась, и было как-то безлюдно и жутко: такого, сколько сам себя помню, ни разу не наблюдалось. Тогда отправился во флигель, где жила кухарка. На стук она не ответила. После нажатия на дверь пальцем она открылась. Войдя в комнату, увидел Анну Герасимовну, лежащую в постели в бесчувственном состоянии. Я послал за врачом садовника. Пришедший врач установил, что она простыла, после чего выписал рецепт и попросил поить её каждые четыре часа. Между тем дело близилось к обеду, и я решил: бог с ним, с завтраком, надо что-то приготовить на обед.
Спустился в погреб, вход в который шёл прямо с кухни, отрезал от лежавшего на льду мяса кусок, набрал картофеля, луку и вернулся на кухню. Налил в кастрюлю воды, забросил мясо, очищенный и порезанный картофель, замесил тесто, нарвал галушек и накидал туда, обжарил лук с салом и тоже забросил в кастрюлю и поставил её на огонь. Так впервые я варил своё первое в жизни блюдо – галушки.
Всё это кипело очень долго. Наконец пришёл отец, и я с чувством собственного достоинства, отступив от рамок приличия, поставил кастрюлю на стол; стол я сервировал, пока варился суп. Пригласил всех обедать, взял тарелку, опустил черпак в кастрюлю, да только зачерпнуть в черпак ничего не смог, кроме бульона, и в то же время не могу понять, в чём дело. Увидев удивление на моём лице, отец подошёл, тоже взял черпак и попробовал что-либо зачерпнуть, но, кроме бульона, в черпак тоже ничего не набрал. Тогда он заглянул в кастрюлю и попробовал черпаком постучать по дну.
Он сразу понял, в чём дело, но на всякий случай спросил у меня, как же я варил. Я, соответственно, рассказал, как готовил; он молча поднял кастрюлю, сказав мне: «Следуй за мной!» – остальным наказал ждать.
Надо отдать должное: отец был прекрасным юмористом. На кухне отец кое-как вытащил этот слипшийся ком мяса, картофеля и галушек, положил на блюдо и, вооружившись большим ножом, сказал мне: «Делай то же, что буду делать я».
Так мы начали кусок резать на ленточки, а потом на кубики и все эти нарезанные кубики забросили в кастрюлю. На всё это у нас ушло минут двадцать, после чего отец впереди, а я за ним гордо вошли в столовую и начали разливать варево по тарелкам. Одно надо сказать: довольно-таки вкусные галушки получились, а бульон вообще – цимс! Съели всё, что было налито в тарелки, а кое-кто попросил ещё и добавки, которая тут же была проглочена утробой.
Когда все насытились на сей раз очень скромным – только одним первым – блюдом и салатом, а перед тем, как подняться из-за стола, Татьяна и Зоя, перебивая друг друга, пытались выразить непонятно чего и наконец одна из них умолкла, отец направил палец на одну из них, которая сказала: «Пусть Иосиф у нас будет за повара, а?» – и сказал в свою очередь: «Вы давайте занимайтесь тем, чем занимались ежедневно, а я найду выход из положения». – «Папа, скажи, чтобы Иосиф не уезжал от нас, нам без него будет скучно», – теперь сказала вторая сестра.
Отец, строго глянув на меня, что-то хотел сказать, но прибежавший банковский клерк скороговоркой оповестил: «Там к вам приехала какая-то знатная особа, вся такая – прямо такая-с! Изволят вас увидеть-с!» – «Сынок, с тобой вечером поговорим, после ужина, ладно?» – сказал отец, после чего повернулся и ушёл в банк.
Одесса
Семья наша была очень большой, насчитывала одиннадцать дочерей и двух сыновей. В девятьсот восемнадцатом году нас у отца оставалось человек шесть; некоторые сёстры вышли замуж, старшая – математик – уехала в Польшу; некоторые, учась в других городах, там и остались; в тот год и я ушёл из дома счастья искать. В свои ещё не исполнившиеся шестнадцать лет я был ростом метр семьдесят два и крепкого телосложения: одной рукой на турнике подтягивался от трёх до пяти раз.
В январе девятьсот восемнадцатого года вспыхнуло восстание против Рады, а в конце была установлена советская власть в Одессе. На съезде представителей тройки Румчерода была провозглашена Одесская Советская Республика.
Так вот я поехал не просто в Одессу, а в ОСР, к хорошему знакомому моего отца – Ильченко Ефиму Семёновичу, который жил и работал в портовом гараже заведующим. Вот он и взял меня на работу слесарем. В гараже делал всё, но в свободное время учился водить машину, тогда это было престижно. А чуть позже, в марте того же года, Одессу оккупировали австро-германские войска, имевшие численное и техническое превосходство над советскими войсками на Украине, которыми командовал В. А. Антонов-Овсеенко. Как только в город входили оккупанты, Центральная рада моментально – будто из-под земли – высовывала голову и всячески способствовала оккупантам, которые ловко пользовались её властью в своих политических целях. В конце апреля бывшего царского генерала Скоропадского провозгласили гетманом Украины, который начал зверствовать и устанавливать свои порядки.
Летом текущего года газеты писали, что в Москве состоялся первый съезд КП(б) Украины, который решил присоединиться к КП(б) России, после чего повсюду на Украине большевики возглавили освободительное движение. Примерно в октябре австро-венгерские войска начали ретироваться, а с некоторых мест патриоты и подпольщики их изгоняли, так как и у них в стране произошёл переворот.
В ноябре и в Германии произошла революция. Воспользовавшись ситуацией, советская власть аннулировала Брестский договор и стала изгонять с территории Украины немцев и их прихвостней. Заканчивался восемнадцатый год тем, что к власти пришла буржуазно-националистическая Директория украинская, которую возглавили Винниченко и Степан Петлюра.
Омрачило уходящий год то, что Антанта начала интервенцию на юге Украины, и вскорости все крупные порты и города были под их эгидой. Со сменой каждой власти усиливались грабежи, разбои и убийства, в общем наступало блаженство для анархистов и всякой шушеры. Частая смена властей происходила настолько стремительно, что порой утром народ просыпался и не знал, при какой власти живёт, а при встрече со знакомыми люди не знали, кого ругать, кого хвалить и вообще стоит ли что-то говорить по тому или иному поводу о строе и политике.
Девятьсот девятнадцатый год ознаменовался тем, что буквально с первых чисел января городское подполье КП(б) Украины и её Иностранная коллегия усиленно вели подрывную работу в войсках Антанты, и вскорости эта работа принесла свои плоды. Буквально в апреле на кораблях интервентов начались восстания, и руководству Антанты ничего не оставалось делать, как поднимать якоря и отправляться восвояси. Именно в это же время, то есть в январе, начали изгонять петлюровские войска из крупных городов Центральной Украины и как только освободили Киев, так газеты начали писать о предстоящем Всеукраинском съезде Советов, где должны были принять первую Конституцию Украины.
В марте состоялся III Всеукраинский съезд, где приняли Конституцию и объявили Украину Советской Социалистической Республикой, а также – об избрании ЦИК во главе с Г. И. Петровским. Вскоре после съезда теперь уже советские войска освободили все крупные города и порты черноморского побережья. Только вроде свободно вздохнули, как объявился белогвардейский генерал А. И. Деникин, которого после гибели генерала Корнилова Антанта провозгласила главнокомандующим Юга Украины и Кавказа. Решив показать свою значимость и доблесть, А. И. Деникин подавил советскую власть на Северном Кавказе, ворвался на Юг России и, сломив сопротивление Красной армии на Южном фронте, занял Украину, часть Донбасса; с его приходом начались повальные аресты, расстрелы, порки и восстановление старых порядков. Стали возвращать хозяевам имущество, предприятия, земли и прочее.
Бандиты вообще распоясались, даже днём грабили; были случаи, когда кто-то сильно сопротивлялся, его тут же убивали. Власти в городе вообще не существовало, ходили какие-то банды, бряцая оружием. Практически Одесса весь год была под гнётом армии Деникина, он не зря свирепствовал. От Антанты он получал оружие и материальную помощь и укреплял войска, состоявшие из трёх армий: Добровольческой генерала Май-Маевского, Кавказской генерала Врангеля и Донской генерала Сидорина. Вот с этими армиями он захватил Екатеринодар – нынешний Краснодар, Царицын – Волгоград, Воронеж, Орёл и взял курс на Москву. Только на этот раз его постигли неудача и поражение в указанных выше городах. Под Воронежем и Орлом Деникин понёс большие потери.
Таким образом, Рабоче-крестьянская Красная армия начала громить и гнать войско Деникина, освобождая города, посёлки и деревни. В этот период по всей Украине начали создаваться партизанские отряды, которые боролись как с войсками Деникина, так и с бандами. Весенне-летняя кампания советских войск массированными ударами оттеснила Деникина в Крым, а в апреле, а может в мае, Деникин, передав дела Врангелю, сам бежал в Турцию на английском эсминце. В феврале двадцатого года была освобождена Одесса.
– Иосиф Степанович, вы всё говорите о Юге Украины и больше об Одессе и ничего не говорите о центральной и западной частях страны.
– Уважаемый Александр Васильевич, я говорю о той части страны, где я жил и работал, то есть где был свидетелем в исторической эпохе той части Украины. Могу рассказать о том, что читал в газетах той поры, но только не в такой подробности, да и времени уйдёт на это раза в четыре больше. Вот поэтому я сего не касаюсь, и вообще, есть история страны, где можно освежить память, если есть желание.
– Да, я с вами согласен полностью, – сказал Александр Васильевич. – Прошу вас, продолжайте.
– Конечно, согласно информации из газетных данных, могу рассказать, как Польша, объявив войну России, летом вошла в Киев. Могу подробно повторить, но, думаю, повторять одно и то же – это вовсе не интересно, тем самым потеряется всякий интерес к воспоминаниям.
Я одного не мог понять: так часто менялась власть, а мы работали как всегда, какие мы только грузы не принимали и чего мы только не отправляли. – Этими словами он хотел закончить свой рассказ, а потом будто что-то вспомнил и продолжил: – Таким образом я два года проработал в порту – последний год уже водителем.
– Иосиф Степанович, всё, что вы говорили об Одессе, весьма интересно. Проживая и общаясь с жителями города Одессы, вы, наверное, слышали про Мишку Япончика и его криминальную деятельность? Действительно ли он был такой бандит и вор или это ложь либо восхваление, тогда во имя чего?..
– Кем он был и почему о нём так много писали, а одесситы рассказывали о нём взахлёб небывалые легенды, поднимая глаза к небу, словно говорили о святом? Вот этого я тоже до сих пор не могу понять: почему? Почему на юридическом факультете нам ничего не рассказывали об этом человеке? Только один из преподавателей по криминалистике, когда ему задали вопрос о Япончике, ответил: «Это просто бандит и отщепенец социалистического общества».
– Я вас прошу, расскажите то, что вы слышали о нём, а может, даже и видели его.
– Может, о Мишке рассказать чуточку позже? А вообще-то и правда лучше сейчас, поскольку было с ним одно совпадение именно в день, когда я впервые ступил на ту землю.
– Да-да, тем более что говорите о каком-то совпадении!
– Хорошо, Александр Васильевич. Я не стал рассказывать, думал, что вам это будет неинтересно. Только хочу вас предостеречь: то, что буду рассказывать, не воспринимать за чистую монету, так как больше половины из рассказа будет вам передано со слов из чужих уст, а вот насколько они достоверны, не могу гарантировать. Но зато они хорошо сложены и хорошо вписываются во взрослые годы жизни Мишки, которого именовали королём Одессы, где он и проживал.