13 страшных историй
Сборник лучших рассказов конкурса мистических историй
Артур Раин. Железные ангелы
Она была прекрасна. Ее спящее лицо не портила даже точка лазерного прицела на лбу. Обычно черты лица в этот момент искажаются. Услужливое сознание людей старательно стирает все, что может напомнить о последних минутах того, кого ты убил. Для меня это было уже неважно, поэтому я всего лишь наслаждался ее красотой и думал только о том, что нажать на спуск и выстрелить в первый раз будет легко. А вот отметить красным знаком смерти лоб лежащего рядом с ней ребенка и спустить курок во второй раз – это уже задача не для того, кто родился ангелом, как и все люди. Мне казалось, что я уже прошел через огонь и стал железным, но я ошибся. Поначалу я думал, что ошибкой был и поход к психологу, с чего все и началось, но потом…
– В одну из наших встреч ваша жена сказала мне, что вы больше не тот, за кого она вышла.
Я слегка пожал плечами и сказал, глядя в сторону:
– Даже не знаю, откуда она взяла эту банальность.
– Кроме того, – продолжал психолог, которого звали Андрей, – она добавила, что теперь первая мысль, которая приходит ей на ум, глядя на вас, – вот человек, который уже совершенно не способен потерять головы.
Я слегка усмехнулся и потер рукой лоб.
– А вы точно психолог?
Мы с ним немного посмеялись, ну, знаете, тем самым смехом, тишина после которого становится еще страшнее, чем до него. Вечернее солнце слегка укололо меня в уголок глаза и заставило поморщиться. Вероятно, мой мозгоправ неправильно истолковал это движение.
– Вы с этим не согласны?
– С тем, что моя жена так думает или с самим утверждением?
Андрей слегка пожал плечами.
– На ваш выбор.
Я откинулся в чертовски удобном кресле и посмотрел на человека напротив, который в точности повторил мое движение. Древнейший трюк на свете, призванный вызывать доверие. Копируете жесты, движения, интонации голоса собеседника, и он начинает вам доверять. Разумеется, только в том случае, если он не знает об этом фокусе.
– Однажды я был со своей командой в Сомали, – заговорил я, с удивлением вслушиваясь в звук собственного голоса. Сами понимаете, когда вообще не собирался ничего сказать, удивление вполне уместно. – Наш взвод называли «железные ангелы», и самое удивительное в этом было то, что мы не сами придумали это название. Нас забрасывали в такие места, где жили потомки людей, воспитанных миссионерами. Мы защищали их добросовестно и самоотверженно, так как платили за это весьма и весьма прилично. За наши боевые навыки и получили прозвище «железные», ну а «ангелами» стали после того, как два часа удерживали вооруженных до зубов бандитов, пока жители богом забытой деревушки не ушли в джунгли.
– Думаете, что не заслужили это имя? – прозорливо спросил Андрей.
– Вторую часть точно нет. Нам заплатили за эту работу, как и за… любую другую, – фыркнул я. – Ангел на зарплате – это слишком даже для нашего мира… Ну так вот. Сомали – прекрасное место, которое лучше любого из вашей психолого-братии помогает наслаждаться жизнью здесь, у нас. Когда видишь ежедневную борьбу даже не за кусок хлеба, а за глоток воды, быстро учишься ценить свою скучную жизнь.
– И отучаешься терять голову?
– Однажды мы вернулись в то поселение, за которое нам больше не платили, – спокойно сказал я. – Надо было доделать кое-что… На самой окраине нас встретила медленно идущая женщина, покрытая кровью с ног до головы. У нее был этот взгляд… тот, что появляется как отражение ада, если долго в него всматриваться. Ничего членораздельного она не могла сказать, просто показала трясущейся рукой куда-то за спину.
Я ненадолго замолчал, внутренне надеясь на то, что он заговорит, и одновременно мысленно умоляя его не делать этого.
– Там была яма, – продолжил я спустя секунду. – Здоровая яма, куда очередные повстанцы скинули все население этой деревушки и изрешетили из автоматов. Выжить удалось лишь одной этой женщине, и знаете как? Ее муж, когда их сбросили в яму, схватил валяющуюся рядом доску, накрыл ею свою жену и лег сверху. Не знаю, сколько пуль в него попало, но те несколько, что насквозь пробили его тщедушное тельце, застряли в этой доске.
Я посмотрел Андрею прямо в глаза и продолжил:
– Очень здорово, если тебя любят так сильно, что готовы отдать жизнь. И уж совсем прекрасно, если при этом еще и в любой ситуации способны не терять голову.
Мы с ним смотрели друг на друга так долго, что я начал слышать тиканье больших часов в углу.
– Ладно, – нейтральным тоном сказал Андрей, – я выслушал вас и вашу жену, на этом мы закончили первый этап.
– Первый этап чего? – поинтересовался я. – Не примите это как критику… хотя это она и есть, но мы видимся уже черт знает который раз, а я все еще смутно представляю, какого дьявола я здесь делаю.
– Немного терпения, – Андрей легко улыбнулся. – Меня называют лучшим в моей области не потому, что я даю людям то, что они хотят.
– Звучит божественно, – хмыкнул я. – Дадите мне то, в чем я нуждаюсь, верно?
– Именно.
Психолог открыл ящик стола и вытянул из него листок бумаги, после чего протянул его мне.
– Съездите по этому адресу и приведите его ко мне.
Когда я посмотрел на адрес, то сначала не поверил своим глазам. Это было словно увидеть то, о чем не просто хотел бы никогда больше думать. Представьте, что однажды, очнувшись от чудовищного кошмара, вдруг узнать, что это был вовсе и не сон.
– Я бы спросил вас, – медленно произнес я, пристально вглядываясь в Андрея, – не шутите ли вы, однако если и есть кто-то, кого никогда и ни при каких условиях невозможно принять за шутника, то он сидит сейчас передо мной.
– Приведите его ко мне, Роман, – сказал психолог. – Я согласился поговорить с вами лишь при условии полного доверия ко мне и моим методам. Съездите в этот дом и приведите его ко мне.
Я потряс головой и на секунду прикрыл глаза.
– Это точно необходимо? – глухо спросил я.
– Душевный покой для вас, – прежним вкрадчивым тоном сказал Андрей, – возможен только в том случае, если и он обретет его.
Я поднял голову и внимательно всмотрелся в психолога. На мгновение мне показалось, что он все понял, но потом я сообразил, что вижу лишь то, что хочу видеть. А это было неприемлемо.
– Хорошо, – вяло сказал я, отводя взгляд в сторону настолько медленно, насколько требовалось, чтобы подстраховаться и не дать ему понять, в чем дело. – И когда нам прийти… на прием?
– Как можно скорее, – вздохнул Андрей. – Должен вам сказать, ваш случай не самый сложный из тех, что мне попадались, уж простите, и я потратил на него непозволительно много времени. Это первая и главная причина, ну а потом, чем быстрее мы разберемся с ним, тем скорее ваша проблема будет решена.
Я поднялся на ноги и пошел к выходу из комнаты, старательно перешагивая через черные тени, что отбрасывали рамы его окон. Он должен был меня окликнуть. Если я не ошибся, и Андрей именно тот, кто мне нужен, то его словами будет…
– Не касайтесь темноты, – сказал он, когда я открыл дверь. – Даже если очень захочется.
Я кивнул, не оборачиваясь, и вышел, чтобы скрыть улыбку.
* * *
Необычайно крупный снег, похожий на мыльную пену залеплял лицо и кусал за шею. Я шел сквозь серый сумрак, лавируя между немногочисленными прохожими, и размышлял о том, что же желать дальше. Это был он, я почти уверен. Но в моем случае «почти» было недостаточно. Я должен был знать наверняка.
Тот адрес, что дал мне Андрей, я знал наизусть, точно так же, как и любую дорогу к нему или от него. Ровно через 4 минуты я уже поднимался по лестнице к хорошо знакомой двери с винтажной ручкой в виде львиной головы. Мой друг Марк прицепил ее к типовой многоквартирной двери в день свадьбы и с презрением отбивался от наших шуток в стиле «не стоит вешать знак “мерседес” на “ладу”». Его жена смеялась и показывала нам язык, поддерживая своего свежеиспеченного мужа.
Воспоминание об их счастье ножом резануло по сердцу, и из глаз моих потек беззвучный крик.
Дверь была открыта, как всегда. Он уже давно ее не запирал. В нос мне тут же ударил тяжелый запах. Я сделал два коротких шага и посмотрел вперед.
Там была лишь темнота и холод. Я протянул руку и погрузил ее во мрак, настолько густой и тяжелый, что пальцы мои тут же стали липкими.
– Здравствуй, Марк, – прошептал я, и дверь за мной закрылась почти беззвучно. – Выйди ко мне, пожалуйста.
Темнота сгустилась еще больше, и теперь я не видел уже вообще ничего. Однако зрение мне сейчас было и не нужно. Я чувствовал его присутствие и его тяжелый запах.
– Время настало, – сказал я, стараясь усмирить рвущееся из груди сердце. – Я нашел того, кто сможет помочь.
– Очередная ложь, – усмехнулась темнота. – Даже уже не знаю, кому ты врешь, себе или мне.
– Клянусь жизнью твоей дочери, что сегодня все кончится, – спокойно сказал я.
Он вцепился мне в горло так быстро, что я не успел бы его остановить, даже если бы и хотел.
– Это слишком даже для тебя, – прошипел Марк, и его хватка на моем горле стала совершенно ледяной.
– Ты знаешь меня лучше, чем кто-нибудь еще, – прохрипел я, не стараясь освободиться. – Когда я в последний раз клялся?
– Никогда, – проворчал Марк, разжимая пальцы.
– Вот именно, – тяжело дыша выдавил я. – Он тот, кто нам нужен. Он поможет освободиться.
– Надеюсь, ты прав, – темнота отдалилась от меня и исчезла, стертая светом дешевой лампочки.
Марк был одет все в ту же застиранную рубашку защитного красного цвета и подслеповато щурился, потирая дряблые от пьянства веки. Мы смотрели друг на друга, словно двое слепцов, пытающихся понять, кто же на самом деле стоит перед ними.
– Пойдем со мной, – сказал я и, повернувшись к выходу, выключил свет.
* * *
Через полчаса мы снова смотрели с Андреем друг на друга, но на сей раз ему приходилось сверлить взглядом не только меня, но и Марка, сидящего от меня по левую руку.
– Удивительно, – спокойно сказал Андрей. – Я был уверен, что вы лжете мне, но это… Может, расскажете, чем я могу помочь в этом случае?
– В тот вечер я пришел домой очень поздно, – голос Марка пробивался сквозь тишину, словно лодка, плывущая против течения. – И я не от любовницы, там, или из бара… просто отработал смену и домой к жене и ребенку. Глупо, но даже сейчас немного обидно. Многие думают, будто если задержался, потому что подонок, и случилось страшное, от этого только хуже. А я вот так не думаю. Грязь – это защитная оболочка для души, сквозь нее не пробьются ни слезы, ни крики.
Марк перевел взгляд на Андрея, потом на меня и слегка улыбнулся.
– Дверь была закрыта, – продолжил он все тем же потусторонним голосом, – он ведь не вломился, она впустила его и закрыла за ним дверь, может, даже предложила ему чаю.
Я спрятал руки под стол и согнал с лица всякое подобие выражения. Он не должен был догадаться, что я делаю.
– Ее он убил быстро и профессионально, одним ударом, – продолжал Марк, пронзая взглядом пустоту, – а потом отправился в детскую…
Марк потер шею, и лицо его исказилось до неузнаваемости.
– Я тогда просто перешагнул через труп жены, – теперь он выдавливал слова, будто выжимая кровь из раны, – и пошел наверх. Понял, что с ней все кончено, не первый мой труп, знаете ли. Да и потом, меня тянуло наверх, словно кто-то привязал к моей шее веревку и тащил. Тогда я понял, что испытывает человек, приговоренный к повешению. Я открыл дверь в комнату дочери и посмотрел, что он сделал с ней…
Марк посмотрел на Андрея и протянул к нему руку, словно стараясь ухватиться за ветку и не утонуть.
– На стене у моей девочки висел жуткий дешевый китайский светильник, – тяжело дыша продолжал Марк. – Маленькое пластиковое солнце, которое светило… ультрафиолетом, что ли. Не знаю, чем эта пакость нравилась ей, но она часто включала его и радостно смеялась.
Андрей слегка откинулся в кресле, и лицо его словно застыло. Я же продолжал собирать под столом свой дьявольский конструктор.
– Кровь светится под ультрафиолетом, – с совершенно сумасшедшей улыбкой сказал Марк. – Она сияет и… вся комната моей девочки светилась. Пол, потолок и стены и даже окна, не говоря о кровати, на которой она… лежала.
Андрей на мгновение прикрыл глаза. Марк очень долго молчал, а потом отвернулся, чтобы закончить свой рассказ.
– Будто убили ангела и выпустили ему всю кровь.
Я закончил собирать конструктор и посмотрел на Андрея.
– Ну как, док, поможете моему другу? – спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал спокойно.
– Поразительно, – Андрей потер лоб. – Я слышал о таких случаях, но самому видеть не приходилось.
Психолог осмотрел стол, за которым сидели только мы с ним, и покачал головой.
– Давно вы беседуете с вашим застрелившимся другом? – спросил он, сочувственно улыбаясь. – И как давно говорите за него?
В моих ушах зазвенело в последний раз. Все то время, что я потратил на поиски, этот проклятый звон не давал мне спать как следует. Когда в помещении стреляют, удар по ушам такой сильный, что звон в них – это самое безобидное. Ну а когда на ваших глазах ваш друг пускает себе пулю в голову, и вы каждую ночь видите его в залитой кровью рубашке, звон может стать и хроническим.
Я вытащил пистолет, на который навинчивал глушитель под столом и направил ствол на Андрея.
– Никакого больше звона в ушах, – чувствуя себя довольно глупо, сказал я. – Я не говорил, что мой друг застрелился.
– Рома, Рома, – Андрей ласково улыбнулся. – А если я скажу, что знаю вашу историю из газет, это поможет?
– Вряд ли, – я пожал плечами. – Ты ведь этого не скажешь, верно? Ты скажешь мне то, что я хочу услышать?
– Что-нибудь серо-банальное типа «зачем»? – Андрей брезгливо пожал плечами. – Раз уж у тебя хватило ума организовать этот разговор, значит, можешь и сам догадаться.
Я молча смотрел на него, и эту игру в гляделки он проиграл.
– Я ведь был «железным ангелом», как и ты, – тихо сказал Андрей, даже не делая попыток пошевелиться. – Вот только если после нашей небесной жизни ты отправился по пути бытовухи, то я продолжил то, для чего мы стали железными.
– Начал убивать и доводить до самоубийства своих товарищей по оружию? – стиснув зубы, прошипел я. – Их жен, подружек… детей?
– Не просто убивать, – сказал Андрей, и в глазах его зажегся дьявольский огонек. – Убивать жестоко и безжалостно, долго пытать, прежде чем убить. Мученики ведь попадают в рай, верно? Этому нас учил наш полковой священник. Ну так вот эту сделку я и заключил. Отдал свою душу за то, чтобы мои товарищи и самые дорогие их люди попали прямиком в рай.
Я смотрел на него в немом ужасе. Даже не знаю, как описать те эмоции, что я испытал. Попробуйте представить, что перед вами оскаливший зубы бешеный пес, который уже готов вцепиться вам в глотку. Представили? Вот только мой пес сидел и молча сверлил меня глазами.
– С моей смертью все не закончится, – презрительно глядя на мой пистолет, сказал Андрей, и в его словах была такая сила убежденности, что я под ее напором чуть было не прикрыл глаза. – Ты можешь сейчас спустить курок, но после этого все станет только хуже. Помнишь ту яму, на краю которой мы стояли и стреляли в визжащую и копошащуюся на дне человеческую массу, чтобы отработать плату, полученную нами за тонну человечины? Помнишь ту выжившую женщину, которую ты отпустил, поддавшись глупой сентиментальности? И тогда, когда ты стрелял и когда не делал этого, внутри тебя уже ничего не изменилось, так как бездна – это просто темнота, которая никогда не меняется.
После этих слов воцарилась совершенно мертвая тишина. Я перестал, кажется, слышать даже тиканье его проклятых часов.
– В одном ты прав, – спокойно сказал я, чувствуя, как постепенно на меня снисходит умиротворение, – на твоей смерти все не закончится. Но за отнятую жизнь можно расплатиться только своей собственной жизнью. Любая другая плата не будет справедливой. И может, ты прав и в другом, все станет еще хуже, но знаешь… я рискну.