Большая дверь с трудом поддалась мне. Внутри было много света, людей и зеркал. Все стены были зазеркалены, создавая и без того в светлом и просторном помещении еще больше света и воздуха. Когда я вошла, все обернулись на меня, отчего мое лицо вспыхнуло краской.
Стулья были выставлены рядами перед маленькой низенькой сценой, на которой стоял белый глянцевый рояль.
Я села в первом ряду рядом с большим окном и немного огляделась. Многие собрались в кружки и горячо обсуждали дорогу, свои номера, обменивались телефонами, я же сидела и молчала. С людьми я сходилась неважно, искренне не понимая, о чем говорить? Шутить я не умею, рассказывать было нечего, поэтому я выбрала тактику тихо сидеть на стуле и выжидать. Наконец, дверь распахнулась, и в зал вошел мужчина высокого роста, средних лет, худощаво сложенный и с аккуратно стриженой бородкой.
Все мгновенно замолчали и расселись по местам.
– Приветствую всех конкурсантов, -мелодично произнес он, -меня зовут Эдуард! В академии мой предмет – хореография! Сегодня я расскажу вам, как будет проходить отбор. Для начала я бы хотел познакомиться с каждым из вас! Вот, к примеру, ключи от этой классной комнаты.Я буду кидать их в хаотичном порядке. У кого в руках они окажутся, называет свое имя, кратко описывает номер, и рассказывает о том, на что он готов, чтобы учиться у нас. Итак, поехали!– он кинул ключи бритоголовому парню в клетчатой рубашке.
– Всем привет! Меня зовут Макс, кто еще не знает! И у меня мегакрутой танец в стиле «техно»! Учиться именно здесь – моя мечта, поэтому я готов абсолютно на всё!
Далее ключи оказались у симпатичной брюнетки, далее у полного парня с веснушками. Меня удручал тот факт, что многие приехали, как и я, с песней. Ладони вспотели, скоро очередь дойдет до меня, надо подумать, что сказать, чтобы не опозориться и…
– Ай! – что-то шарахнуло меня по лицу, оставив жгучую боль на щеке.
– Эй,с тобой все нормально? -я оглянулась, ключи лежали у меня на коленях, а темноволосый парень говорил, что он не нарочно, и ему жаль. Эдуард смотрел на меня.
– Хорошо, что ты не проходишь пробы в баскетбольную команду, – сказал кто-то из зала, все весело переглянулись.
– Зал, тишина! Мы тебя слушаем,-процедил Эдуард.
– Да.Э-э… Меня зовут Анна, и у меня песня, -я уже собиралась передать ключи, но Эдуард замахал руками.
– Анна, на что ты готова, чтобы выбрали именно тебя?
– Ну, наверное, на всё,– и почему, потом думала я, мне пришло в голову пробовать шутить именно сейчас, -но я точно не готова раздеваться!
Я ждала смеха или одобрительных улыбок. Но зал застыл: как я могла сказать такую чушь? Черт! Я чувствовали со спины, как на меня пялятся. Щека немного болела, ноги отекли, но еще полтора часа я не шелохнулась.
– Ну чтож, -наконец, произнес Эдуард,– сейчас я предлагаю всем посетить наш прекрасный буфет, а далее будет проходить уже главный отбор в большом зале. Мы всех вас ждем ровно в час, а пока все свободны.
Я с трудом нашла буфет. Интерьер был оформлен очень необычно, и я с минуту рассматривала стены, обклеенные чем-то наподобие старых газет. Торшеры были расставлены вдоль стен, деревянные столы и стулья стояли по правую сторону.
Я совершенно не готова была съесть хоть что-нибудь, желудок сводило от страха. Я, конечно, ожидала от себя публичного позора, такое случалось нередко. Но чтоб опозориться, еще не ступив на сцену, это перебор даже для меня.
Я взяла себе кофе и маленький шоколадный пончик. Достав из сумки текст песни, пробежала по строкам. Никогда еще текст мне не казался настолько банальным, и, чем ближе становился заветный час, тем еще более меня раздражала песня. Как я раньше могла не заметить, что это просто убожество? Да ещё и выступление будет проходить в большом зале! Как бы мне хотелось с кем-то поговорить из ребят, поделиться волнением, но после выкинутого мною номера, ко мне никто и близко не подойдёт.
Оставалось десять минут до финального испытания и десять минут до того, как мечта всей моей жизни разобьется вдребезги, скорее всего, потому что второй раз решиться на что-то подобное у меня не хватит духа.
Большой зал находился на третьем этаже. По всему коридору были развешены портреты музыкантов, картины, старинные черно-белые фотографии. Я увидела центральный вход в зал, красивые тяжелые двери были распахнуты настежь, из зала доносился шум, который знаменовал, что он забит народом. Огромные прожектора освещали сцену, балконы украшала лепнина, удобные бархатные кресла так и звали присесть – все здесь дышало величием. От переизбытка эмоций я даже забыла, зачем я, собственно, нахожусь здесь, волнение почти отступило, но вскоре вернулось с новой силой. Половина зала была заполнена молодыми людьми, подшучивающими и смеющимися. Никто из них не восхищался красотой зала, из чего я могла сделать вывод, что они бывают здесь очень часто и не только в качестве зрителя. Я тяжело вздохнула. Как выйти на сцену перед студентами? Они же только и пришли сюда в надежде, что кто-то опозорится. Я заметила, что первые два ряда были заполнены конкурсантами, и, пройдя несколько рядов, заняла место. Оглянувшись назад, чтоб осмотреть зал, я заметила на центральном балконе сидящих с блокнотами в руках судей. Среди них была женщина в голубом костюме, которую я встретила у лестницы. Через пятнадцать минут на сцену своей грациозной походкой взлетел Эдуард.
– Ну что, все готовы?– весело сказал он, и его голос отразился эхом от стен. – Не будем оттягивать и сразу начнем, у каждого ровно семь минут. Поехали! Да и, кстати, господа учащиеся. Я настаиваю – никаких криков, демонстраций и мнений! Вам позволили присутствовать до первого замечания, я доступно объясняю?
Кто-то выкрикнул: «Есть, сэр!»,– и в зале захихикали. Я обернулась, и сердце упало: выкрикнул никто иной, как вчерашний парень из кафе. Вот черт! Я узнала его и всю компанию: все они, оказывается, были студентами! Я сделала глубокий вздох и убедилась, что фортепьяно стоит на сцене рядом с кулисами.
– Итак, поехали!
Красивая длинноногая девушка поднялась с первого ряда и вышла на сцену. Пела она довольно неплохо и двигалась в такт, но уж больно переигрывала, как мне показалось. Как будто все было отрепетировано до каждого взмаха рукой. После ее выступления по залу весело пробежал шквал аплодисментов. Далее вышел юноша, которого я почему-то запомнила больше других. Бритоголовый Макс. Его танец был очень зажигательный, и я громко хлопала вместе с остальными, а судьи весело шептались, одобрительно кивая. Чтобы хоть как-то унять дрожь, я сжимала пальцы добела.
– Туманова Анна!
О, черт, черт, черт! Все будет хорошо, хорошо! Поднимаясь по ступеням, я заметила, что парень из кафе что-то весело рассказывает друзьям, глядя на меня. От этого мне стало не по себе, и на последней ступеньке я запнулась и чуть не грохнулась в оркестровую яму. Зал нашел это очень забавным и давился в беззвучном смехе. Я села за рояль, руки дрожали, на секунду мои глаза закрылись, и волнение само собой куда-то испарилось. Пришло ощущение, что я дома, вот мое место. Руки упали на клавиши, и я первый раз в жизни запела и заиграла для кого-то, потому что до этого единственным слушателем моих песен был Шпротик, а от него комментариев не дождаться. Я слышала, как мой голос отражается эхом от стен, а от прожектора моя кожа была такой белой, почти фарфоровой. Время и место утратили значение, и я пела, наслаждаясь по-настоящему, наслаждаясь тем, что делаю. Песня закончилась, я сделала поклон, услышав аплодисменты.
– Анна! Анна! Вы можете немного задержаться?– громко сказал женский голос, говоривший явно с балкона, из-за прожекторов я не могла видеть лица женщины. Я подошла к микрофону.
– Прошло только три минуты, в вашем распоряжении еще четыре!
К этому я была не готова, потом до меня дошло, что я могла бы просто сыграть что-то:«Лунный свет» или «Времена года». Но я стояла молча, широко раскрыв глаза. Повисла гробовая тишина, и от ужаса мне хотелось зарыдать и убежать.
– Ну, хорошо! Анна. К200-летию нашей замечательной школы мы решили поставить «Евгения Онегина». Как вы считаете, в чем главная трагедия эпохального романа?
Я стояла, как на экзамене, и не могла выдавить из себя ни слова, тишина давила мне на перепонки. Я подошла ближе к микрофону, бегло вспоминая сюжет, который сейчас вылетел из головы, хотя половину романа я точно могла рассказать наизусть:
– Г-главная проблема романа,– отвечала я дрожащим голосом,– да и вообще того времени, что люди мало говорили друг с другом. Недосказанность творила ужасные вещи, рушила судьбы людей. Сейчас люди стали говорить о своих чувствах более открыто, и я считаю это большой плюс!
Я не помнила, что говорила, по мне – так это был просто набор слов.
– Спасибо за интересное суждение!
Заняв свое место в зрительном зале, я больше не обращала внимания на сцену. Было ощущение, что я все испортила. Мне хотелось плакать, рыдать, остаться одной, уехать и больше никогда сюда не возвращаться. Я даже была готова выйти замуж за Дэна и начать рожать ему детей. Я очнулась лишь, когда Эдуард сделал заявление:
– Благодарим всех за прекрасные номера! Наши многоуважаемые судьи и, по совместительству – преподаватели примут решение, и список получивших бюджетные места будет завтра в десять утра у расписания в холле. Ну, а сейчас всем спасибо, все могут быть свободны!
Выжатая, как лимон, я принимала свои вещи из гардероба и, резко развернувшись, чуть не снесла парня из кафе, который давил странную улыбочку.
– Эй, а я тебя помню!– он стоял в обнимку с высокой блондинкой, чья рубашка с трудом удерживала внушительный бюст.
– А я тебя нет!– огрызнулась я и пошла прочь. Да что он привязался ко мне? Еще со своей глупой ухмылкой.
Вернувшись в номер, вся промёрзшая насквозь, я закуталась в одеяло и долго разглядывала свои ногти. Потом позвонила мама, и я ограничилась лишь словами, что все прошло нормально, выступила достойно. Видимо, по голосу она поняла, что я не в настроении, потому что не стала меня допытывать расспросами. Билет домой я заказала по интернету на завтра, на половину шестого вечера. Когда завтра я не увижу своего имени в списке, у меня будет достаточно времени прорыдаться, собрать свои вещи и доехать до вокзала.
Глава 4
Так странно видеть во сне не совсем понятные, абсурдные, порой нереальные вещи и ощущать при этом абсолютное счастье. Я обожала свои сны, в них я никогда не сидела за разгребанием бумаг, я была путешественницей, охотницей на вампиров, я пела, я была счастлива. Проснувшись, я погружалась в ностальгию, как будто скучала по прошлому, которого у меня никогда не было.
Я поднялась с кровати, засунув ноги в пушистые тапочки-собачки. В номере было холодно, потому что вчера, включив кондиционер, мне показалось, что я поставила режим плюс двадцать пять на тепло, но он почему-то упорно всю ночь дул на плюс пятнадцать холод. Налив себе кофе, я швыркнула носом. О, ну только не температура! Зеркало быстро подтвердило мои опасения. Красный нос, под глазами всё синело, как июльское небо, лицо бледное, в общем, «франкенштейн» отдыхает. В номере была аптечка на случай первой необходимости, и, к счастью, там завалялся градусник и какой-то пакетик с порошком от простуды со вкусом лимона. Градусник упрямо показал тридцать восемь.
– Просто здорово! -мыть голову я была не в силах, краситься тоже. Натянув одну штанину, я дубела на стуле, и только через пять минут вторая штанина была уверенно натянута на вторую ногу. Наконец, и шапка была надета, пальто тоже, шарф я повязала до самых глаз, на разглядывание себя в зеркало времени не оставалось и, закрыв номер, села в лифт. Мартовское небо все было покрыто тяжелыми серыми тучами, не оставляя солнцу ни единого шанса. Замок величественно выглядел на фоне серого неба, даже немного жутковато.
Зайдя в холл, я увидела целую толпу студентов, шепчущихся у арки, где было аккуратно развешано расписание занятий. Высокая девушка, которая вчера выступала первой, рыдала на деревянной резной скамейке, а рыжая девушка с кудряшками ее успокаивала.
К расписанию было не подступиться, и я без толку несколько раз вставала на цыпочки и задирала голову. Кто-то одобрительно вскрикивал: «Прошел!», а кто-то нудил: «Эй, где мое имя?». Наконец, я протиснулась вперед и стала лихорадочно бегать по строкам. Сначала я прочитала, что прошедшим нужно будет ознакомиться о начале занятий на официальном сайте, а также подать заявку на общежитие, если такое требуется. Я спускалась по списку все ниже и ниже, но моего имени всё не было, на глаза наворачивались слезы, как вдруг: «9. Туманова Анна».
Что? Этого не может быть, это какая-то ошибка! С каменным лицом я упала на скамейку рядом с рыдающей девушкой, которая вдруг стала бить кулачками лавочку. Я подняла глаза и заметила, как вниз спускается вчерашняя женщина в голубом костюме, только сегодня на ней костюм был ослепительно белый, отлично подчеркивающий ее красивую худобу.
– Добрый, то есть доброе утро! -запыхалась я. Она посмотрела на меня сверху вниз и строго сказала:
– Доброе утро, я вас слушаю!
– Знаете, здесь, наверное, какая-та ошибка. Я нашла в списке свое имя и…
– Ваша фамилия? – сосредоточенно спросила она.
– Туманова!
– Хм, нет никакой ошибки. Анна Туманова в списке под номером девять. Или вы уже передумали? -не сводя с меня глаз, осведомилась она.
– Нет! Конечно, нет, – залепетала я.
– Чудно! Тогда я вас поздравляю и прошу извинить, не все воспринимают отказ, как подобает, – она поспешила к рыдающей взахлеб девушке на скамейке. Я стояла, и в голове не было ничего – пустота.
–Эй? – меня кто-то окликнул и коснулся плеча.– Привет! Ты Анна, верно? А я Макс.Помнишь танец и…
– Да, да, я тебя помню, Макс. Да, привет!– я собиралась с мыслями и выстраивала реальность происходящего, как карточный домик. Макс стоял в синей спортивной куртке, обтягивающих джинсах и в веселой радужной шапке. Мне показалось, что он выше меня на целую вечность, как минимум.
– Ты прошла, поздравляю. Я увидел твое имя в списке, ты здорово пела и думаю, это заслуженно. Я, кстати, тоже прошел, -сказал он как будто между делом.
– Ты что? Это же классно! – совершенно искренне ответила я, он засмеялся и посмотрел на меня своими янтарными глазами.
– Ты сама почему не прыгаешь от счастья?
–Э-э… Да, я буду. Правда, буду. Просто нужно как-то пожить немного с этой мыслью, понимаешь? – я отвела от него глаза, потому что заметила, что он начал разглядывать меня очень внимательно.
– Верно, – он немного замялся, но потом продолжил. – Слушай, хочешь, я тебя подкину? Ты в каком районе живешь?
– Нет, не надо. Я не из этого города, а остановилась совсем рядом. И мне пора, до первого сентября? Ладно?– я медленно отступала и уже хотела развернуться и уйти прочь, как он добавил:
– И, кстати, жаль, что раздеваться тебе не пришлось. Я шучу. Пока! – и с добродушной улыбкой он ушел в сторону толпы. Вот черт! А я думала, об этом все уже забыли.
Я зашла в номер и немного отдышалась. Только сейчас до меня начало доходить произошедшее. Дело было даже не в том, что я получила это место. У меня, наконец, появилась цель, смысл в жизни.
– Мама, ну нет. Ты что, плачешь? Перестань, пожалуйста. Я думала, ты будешь рада за меня. Но… Мама, поговорим об этом дома,– я вздохнула,– мне пора собираться. Люблю тебя!
Мама приняла новость о моем зачислении ужасно. Ее очень пугала мысль об одиночестве. Но, как бы я ее ни любила, я не могла оставаться всегда на одном месте, как кочка, и, как бы ни было тяжело, нам обеим перемены пойдут на пользу, нужно просто привыкнуть. До моего отъезда еще пять месяцев. Я надеюсь, этого хватит на осознание нам обеим.