Валерий Ковалев
Чистильщик. Повесть
Автор выражает благодарность за помощь в написании повести, ветеранам военной контрразведки СМЕРШ старшему советнику юстиции Тихому Юлию Васильевичу
и капитану 1 ранга Меркурьеву Виктору Николаевичу.
Глава 1. Дорога на восток
Под рубчатыми колесами пылил грейдер, справа, за кюветом, темнел сосновый бор, небо было голубым и высоким.
Мотоцикл, урча, брал пригорки, с белыми россыпями ромашек, скатывался в тенистые прохладные долины, исправно наматывая километры. Именовался он «Цундап», был защитного цвета и с коляской, на которой в свое время крепился турельный пулемет. В ней, часто дыша и высунув язык, сидел чепрачного окраса пес с ошейником.
– Потерпи, Рекс! – прокричали сверху. – Вон впереди бочаг, щас остановимся, попьешь водички!
Мотоцикл, убавив ход, скатился в зеленую, поросшую осинником низину, где подвернул к небольшому прозрачному озерку, за которым темнела засохшая сосна, и, уркнув в последний раз, остановился. Овчарка выпрыгнула из коляски, в три маха достигнув воды, стала жадно лакать, а ее спутник, шагнув с подножки, раздернул ремешок фуражки, снял ее, и повесил на рукоять газа.
Был он молод, выше среднего роста и широк в плечах, с чуть волнистыми русыми волосами, серыми глазами и наметившимися складками у рта.
Внимательно оглядев местность (опасений та не вызывала), расстегнул пояс, с висевшей на нем тяжелой кобурой, положил на бензобак. Потом снял через голову гимнастерку с погонами капитана и двумя нашивками за ранения, определив туда же, а последними, запылившиеся хромовые сапоги, вместе с летними портянками.
Оставшись в белой нательной рубахе с бриджами*, вынул из кармана портсигар, закурил и уселся на траву, привалившись спиной к коляске.
Звали капитана Николай Исаев, совсем недавно он был офицером военной контрразведки.
Родился Николай в Сибири, где его родители-геологи, искали алмазы. Отец был родом из Донбасса, а мать – киевлянка.
Все детство провел с ними в экспедициях, научившись ходить по карте, скакать на якутских лошадях, метко стрелять из винтовки и карабина. Затем были Средняя Азия и Кавказ, откуда семья переехала на Украину. Там сын поступил на геологический факультет Киевского университета, а родители, получив квартиру во Львове, занялись изысканиями в Карпатах.
Когда же с третьего курса его призвали в РККА*, попросился в пограничники.
– Почему именно туда? – поинтересовался военный комиссар, с двумя шпалами* в петлицах.
– Я «Ворошиловский стрелок», могу ходить по тайге, пустыне и горам, к тому же неплохой наездник.
Просьбу удовлетворили, и Николай попал в Западный пограничный округ.
Войну начал сержантом на Буге, а когда все заставы погибли, вышел в числе немногих к своим, где продолжил службу в полковой разведке, сначала командиром отделения, а потом взвода. К сорок третьему досрочно получил старлея (имел два десятка ходок за линию фронта, исправно таская языков) и был переведен в СМЕРШ*.
После месячных курсов Исаева определили в подвижную группу, чистившую прифронтовую полосу от диверсантов, немецких пособников и агентов Абвера*. Когда в одном из боестолкновений ее старший погиб, назначили на его место.
За ликвидацию вражеской резидентуры, к уже имевшимся наградам, получил наградной «вальтер» от начальника ГУКР СМЕРШ Абакумова.
Свой боевой путь капитан закончил в Праге (до Берлина не дошел), где, в начале июня, попал в «историю». Избил пьяного майора – политотдельца*, пытавшегося изнасиловать чешку. Тот, как говорят, «отмазался», Исаеву светил трибунал, но помог случай.
Началась демобилизация, и начальство, под шумок, уволило капитана в запас по сокращению штата, выдав продовольственный аттестат, денежное содержание и паек на трое суток.
Кроме того, Николай получил в качестве трофея «Цундап», захваченный при ликвидации подвижной группы диверсантов. На этот счет имелся специальный приказ Главковерха, по которому младшим офицерам, разрешилось вывозить из Германии в качестве трофеев мотоциклы, а старшим и генералам – легковые автомобили.
Следовавшего с ним в коляске четвероногого друга, капитан подобрал щенком чуть больше года назад, умиравшим с голоду в брошенном немецком окопе. На границе у него была служебная овчарка, погибшая в бою, и Исаев взял найденыша себе, дав прежнюю кличку.
Пройдя у нового хозяина дрессировку, Рекс стал надежным помощником: брал и уверенно держал след, принимал участие в операциях и как-то лично задержал парашютиста с рацией, порвав так, что на фашисте живого места не осталось.
А еще пес имел боевое ранение. Во время одной из зачисток в Польше, осколком гранаты, ему отсекло треть уха.
Теперь Николай возвращался во Львов, до которого было семь сотен километров.
Утолив жажду, пес вернулся к хозяину, просительно уставившись на него янтарными глазами.
– Гуляй, – улыбнулся тот, и овчарка умчалась в лес, мягко и бесшумно.
Докурив беломорину и по привычке сунув окурок в траву, капитан, сняв рубаху, с галифе, и наручные часы, направился к озерку. Мускулистый торс, со звездчатой отметкой на спине и рваным шрамом под ключицей, был молочно – белым, лицо, с кистями рук, загорелыми.
Войдя в прохладную воду по колено, наклонился, поплескал ее на голову и грудь, а потом, фыркая, обернулся.
С берега на Николая смотрел зрачок шмайсера*.
– zu mir, – сказал державший его в руках человек, в кепи с длинным козырьком и пятнистом комбинезоне. Второй такой же, со штурмовой винтовкой* навскидку, стоял у мотоцикла.
«Надо же так лопухнуться» – мелькнуло в голове. Чуть подняв ладони, побрел навстречу. Когда вышел из воды, немец приказал, – halt!
Остановился.
– Sind Sie Offizier? – прокаркал второй, кивнув на гимнастерку. Капитан молчал, затравлено обводя их взглядом.
В следующий миг, из-за «Цундапа» тенью взвилась овчарка и обрушилась на того, что с винтовкой. Автоматный ствол дернулся в сторону, Николай прыгнул вперед, рубанув немца ребром ладони, чуть выше уха.
– Хэк,– дернул тот головой и завалился на бок.
Вырвав автомат, бросился ко второму. У того из разорванного горла, в траву наплывала кровь. Рядом, вздыбив шерсть на холке, злобно урчал Рекс.
– Молодец,– сказал, тяжело дыша, Исаев. – Охраняй (показал на второго)
Овчарка, рыкнув в последний раз, скользнула к немцу и, положив голову на лапы, улеглась напротив. Капитан, направился к мотоциклу, натянул галифе и вернулся.
Положив рядом шмайсер, присел на корточки, раздернул на лежащем комбинезон. Под ним серебристо блеснули руны* на черном, в перхоти, вороте.
– Эсэсовец (скрипнул зубами), после чего снял у того с плеча кирзовую полевую сумку на тонком ремешке. Внутри оказались газета «Красная Звезда, начатая пачка папирос «Пушки», удостоверение офицера РККА и две красноармейских книжки.
Развернул удостоверение. На фото молодое курносое лицо, в гимнастерке с двумя медалями, а в графах «Лейтенант Макаров Николай Иванович. Командир взвода охраны линейной комендатуры в/ч 4620».
Книжки принадлежали старшему сержанту Приходько Степану Осиповичу и рядовому Джанибекову Батыру.
– Так значит, все воюешь, гад? – сказал капитан открывшему глаза эсэсовцу. После чего взял в руки автомат, – aufstehen!
Немец, что-то хрипя, с трудом поднялся. Тишину леса разорвала очередь. Когда эхо от нее стихло, Рекс подошел к телу, обнюхал и задрал заднюю лапу.
Эсэсовцев Исаев ненавидел всеми фибрами души.
Когда летом 41-го, еще с тремя пограничниками и приставшим к ним десятком красноармейцев выходили из окружения, в лесном массиве под Тернополем, за прорванной немцами линией обороны, наткнулись на остатки полевого госпиталя.
Всех раненых с врачами, расстреляли в упор и искромсали штыками, а у двух изнасилованных медсестер, отрезали груди. Рядом с одной валялся забытый кинжал, с гравировкой на клинке «Meine Ehre heisst Treue» и чем-то вроде молний на рукоятке.
Здесь же эти нелюди и жрали. На соседней полянке с родником, истоптанной сапогами, были разбросаны обертки от галет и консервные банки.
Очередной раз, Исаев столкнулся с ними уже в разведке. Возвращаясь из ночного поиска с «языком», группа заплутала, и под утро вышла к небольшому Полесскому* селу. Между ним и залегшими на опушке густого ельника тремя разведчиками, дымилось легким туманом озеро. Исаев хотел послать в село бойца, чтобы определить место, но не успел.
По дороге оттуда, к водоему, запылил бронетранспортер со знакомыми молниями на борту, а за ним, крытый тентом грузовик.
На другом берегу они остановились, донеслась лающая команда, после которой из кузова выпрыгнули солдаты. Громыхнул задний борт, и вскоре у уреза воды стояли два десятка селян: женщин, стариков и детей. Самых маленьких, матери держали на руках.
Из кабины вышел офицер в фуражке с высокой тульей и черной униформе, став напротив, зачитал какую-то бумагу. А после, отойдя в сторону, махнул рукой.
– Ду-ду-ду-ду! – задробил станковый пулемет бронемашины, глуша крики ужаса и боли. Когда все было кончено, солдаты из винтовок добили раненых, заурчали моторы, и палачи отправились назад.
В бессильной ярости разведчики сжимали кулаки, у Николая из прокушенной губы, скатилась рубиновая капля…
Тряхнув головой, и отбросив ужасное видение, капитан направился к мотоциклу. Вскоре он рокотал дальше, в лицо упруго бил ветер.
Когда шар солнца наполовину скрылся за горизонтом, а на землю опустились вечерние тени, «Цундап» въехал на каменный, с парапетом мост, пересекавший реку, за которой раскинулось небольшое местечко. С указателем «Чески брод», шпилем костела в центре и россыпью красных, черепичных крыш.
У опущенного шлагбаума за мостом, мотоцикл остановился, вышедший из будки конопатый ефрейтор, проверил у Исаева документы.
– Значится домой, товарищ капитан? – вздохнул возвращая.
– Получается так, – застегнул нагрудный карман Николай.
– А мне еще трубить два года.
– Это почему?
– Приказ такой вышел, нам зачитывали. Кто не дослужил срочную до войны, обязан дослужить. Фронт не учитывается.
– Соболезную, а где у вас тут комендатура?
– В центре, рядом с костелом.
– Ну, бывай, солдат, – выжал сцепление Николай, и мотоцикл тронул с места.
Миновав утопавшую в садах окраину, а за ней перекресток с грустным ангелом на пьедестале, выехал на мощеную брусчаткой площадь, где на лепном фасаде третьего от костела особняка, висела жестяная вывеска «Комендатура».
У входа, скучал молоденький боец в обмотках и с карабином, под окнами стоял легковой «Опель» и американский «студебеккер». Заглушив мотор с ними рядом, Исаев слез с сиденья, бросив овчарке, – охранять, козырнув вытянувшемуся часовому, вошел внутрь.
В гулком прохладном вестибюле, за деревянной перегородкой, сидел дежурный с погонами старшины, что-то записывающий перьевой ручкой в журнал.
– Я бы хотел видеть коменданта, – остановился у перегородки Исаев.
Старшина поднял на него глаза, – ваши документы. Внимательно прочтя, вернул, – поднимитесь на второй этаж, вторая дверь справа.
Поднялся, постучал в нужную дверь и вошел.
В кабинете у двух тумбового стола, под портретом Сталина, лет сорока майор кого-то отчитывал по телефону. – …а я тебе сказал, еще раз проверь! Как так не приезжали? Офицер и два бойца, это тебе не иголка в сене!
С последними словами бросил трубку на рычаг, недовольно обернулся.
Кряжистый, и бритый наголо, он чем-то напоминал Котовского. На старого образца габардиновой гимнастерке, алели ордена «Красного Знамени» и «Отечественной войны» первой и второй степени.
– Интересно, как эта тыловая крыса могла такие заслужить? – подумал Николай, а вслух спросил, – вы будете комендант?
– Я, – последовал ответ. – Майор Гулеватов.
– Мне кажется, вы Их ищите, – пройдя вперед, снял Исаев с плеча полевую сумку и положил на стол.
Комендант взял ее, расстегнул клапан.
– Да, это мои люди, – сказал, поочередно развернув удостоверение и книжки. – Кто вы такой и где взяли?
Исаев, представившись, рассказал, как все было.
– Место показать можете? – кивнул Гулеватов на пришпиленную к стене карту.
– Могу,– ответил Николай, и они подошли к карте.– Примерно здесь,– уткнул палец в пунктир, дороги. – Там сбоку небольшое озерко с засохшей сосною.
После этого майор пригласил сесть, а сам снял трубку второго телефона, полевого.
– Зайди, – коротко сказал, и опустил на место.
Через нескольку минут в дверь вошел старший лейтенант, ровесник Исаева.
– Значит так, – хмуро взглянул на него майор. – Макаров с Приходько и Джанибеков убиты. Готовь на шесть утра отделение солдат. Поедем искать трупы.
– Как убиты?
– Очень просто, на дороге. Вон капитан сообщил и привез их документы (кивнул на Исаева).
– Понял, – отвердел скулами офицер. – Разрешите идти?
– Идите.
Когда тот вышел, – хозяин кабинета предложил Николаю папиросу, они закурили.
– Значит, уволился в запас и следуешь домой своим ходом? – прищурился Гулеватов. – Рисковый ты парень.
– Бог не выдаст, свинья не съест,– пожал тот плечами.
– А овчарка у тебя будь здоров, встав, и подойдя к одному из окон, – сказал комендант. – Это ж надо, задавить фрица. Кстати (обернулся назад) где думаешь ночевать? Могу предложить место в комнате отдыха дежурного.
– Спасибо, не откажусь, – смял окурок в пепельнице Исаев.
После этого Гулеватов вернулся к столу, и нажал привинченную сбоку кнопку. А когда дежурный вошел, приказал разместить в ней гостя, вместе с собакой.
– И накормить не забудь. Организуй чего-нибудь с кухни.
– Слушаюсь, – козырнул старшина. – Будет сделано.
Комната отдыха оказалось довольно уютной: с двумя застеленными армейскими одеялами койками, дощатым столом с лавкой и жестяным рукомойником в углу.
– Вы пока располагайтесь, товарищ капитан, ужин сейчас будет, – сказал старшина, после чего вышел.
Чуть позже, ополоснув руки и лицо, Николай сидел на лавке за столом, с аппетитом уплетая из котелка гречневую кашу с тушенкой, запивая ее сладким чаем. Рядом с ним, на полу, Рекс чавкал такую же, из оловянной миски. Потом, сняв гимнастерку с сапогами и повесив на них портянки, капитан лег на скрипнувшую койку, закинул руки за голову и задумался.
Его уже давно мучил вопрос – живы ли родители? Когда летом прошлого года советские войска освободили Львов, он сразу же отправил им несколько писем. Те словно в воду канули.
– А может они эвакуировались до прихода немцев? – возникала мысль. – Тогда куда? Ответа не было.
Ночь была лунной, за окном мерцали далекие звезды. Проснулся капитан от чьего-то присутствия. Кроме Рекса.
Тот, ощетинившись, морщил у его койки нос, а в дверном проеме стоял комендант. С полевым биноклем на груди и в плащ палатке.
– Фу!*, – опустил Николай ноги на пол. – Место!
Овчарка процокала когтями к умывальнику, где улеглась, не спуская с незнакомца глаз, а майор, шагнув через порог, уселся на скамейку.
– Я вот о чем хочу тебя попросить капитан (взглянул на пса), собачка у тебя, насколько понимаю – розыскная. Может, съездите с нами, поможете найти тела ребят? Я в долгу не останусь.
– Да какой там долг, – махнул рукой Исаев. – Конечно, съезжу.
Спустя десяток минут, от комендатуры отъехали «опель» и грузовик, направившись в сторону моста через реку. В легковушке, помимо водителя с майором сидели капитан с Рексом; в кузове отделение автоматчиков с сержантом. Занимался рассвет, ночью прошел легкий дождь, воздух был напоен свежестью.
В машине офицеры познакомились ближе, и при этом выяснилось, что майор служит в комендатуре всего год, а до этого был комбатом и воевал на Втором Украинском*. После третьего ранения, врачебная комиссия признала его ограниченно годным, а командование определило на тыловую должность.