Калинкин перевел взгляд на мавра:
– Отелло Мартинес Хулиан! Помогите товарищам! О результатах доложите вечером!
В сопровождении угрюмых мордоворотов полковник вышел. Чтобы сбить неловкое молчание, один особист обратился к Отелло:
– Мы думали, начальник консорциума приехал по душу Ильина. А он ушел. Странно.
Мавр удивил чистой русской речью, без намека на африканский акцент:
– У полковника Калинкина – очень важная миссия. Ваш пограничный отряд сейчас доступен для нападения, никак не защищен. Консорциум «Граница» разработал схему фортификационных сооружений. Мы приблизительно прикинули стоимость. Миллионов на пятсот тянет! Долларов американских.
Особист удивленно спросил:
– Да кто ж даст столько? Здесь гвоздей даже нет, чтоб блиндажи строить!
Отелло весело улыбнулся:
– Это вам не дают. А консорциуму дадут и пятсот тысяч, и миллион долларов! У нас, кстати, свои заводы железобетонных изделий есть. Так что построим вам оборону, не волнуйтесь!
Перестав скалить безоснежные зубы, мавр строго глянул на меня:
– Товарищ подполковник! Начинаем Ваш допрос! Вопрос первый. Что Вы делали в минометной батарее?
Пока Отелло рассказывал о фортсооружениях, я выработал тактику действия. Сделав серьезную морду лица, я показал на свою голову и перешел на туркменский язык:
– Контузия! Мен миллетим туркмен! Сыз туркмен дили бильянми? Мен рус дили аз бильярын. Рус язик мало-мало знает!
Особист улыбнулся и пояснил мавру:
– Он говорит, что туркмен он. И нам так говорил. Переводчик нужен. Есть у Вас переводчик?
Мавр не был туркменом и не знал туркменского. На этом допрос и закончился.
Я пошел спать. У входа в госпитальную палатку оглянулся. На склоне, сразу за мусульманским кладбищем, солдаты рыскали, уткнув миноискатели в землю.
Вздохнув, я залез на облезлую койку и задремал.
Из полудремы меня вывели истошные крики снаружи. Я выглянул. У открытого борта «Шишиги» («Газ-66») – сумятица и беготня. Солдаты быстро вытаскивали из грузовика раненых бойцов. Уложив на носилки, мчались в операционную.
– Что, боестолкновение?! – подошел я поближе.
– Ага! Два, бл..дь! – злобно ответил капитан, старший машины.
Оглянувшись на меня, он смягчился:
– А, это Вы, товарищ полковник! Это Вы были в бою! А эти – не были. Как только бошки их тупые, бл..дь, не поотрывало! Генералы, бл..дь! Форель, бл..дь!
– Что за форель?
Матюкаясь и отплевываясь, капитан рассказал о ЧеПэ.
Дело было так. Генерал, приданный от Москвы для контроля за созданием Итум-Калинского погранотряда, заскучал. И решил поехать на рыбалку. Сказали ему, что в бурных водах речки Бастыхи, что впадает в ревущий Аргун, водится агромадная жирная форель.
А тут еще из Москвы пожаловал важный гость – начальник Консорциума «Граница» полковник Калинкин. «НАТОвский» камуфляж и «разгрузка» сидели на нем странно, как седло на корове. Но он грозно топорщил свои жидкие усики, пучил глаза и важно посматривал на своих телохранителей. На их фоне полковник смотрелся крайне жалко. Три огромных мордоворота, и между ними затерялся маленький пухлый толстячок.
Калинкин поехал на рыбалку со своими мордоворотами. Генерал взял бойца с автоматом и двух поваров из генеральской столовой.
На двух «УАЗах» они спустились с Тусхароя вниз, к Аргуну. Нашли рыбное место, начали метать блесну.
Поварята разожгли костер. Изготовили «к бою» казан, ложки-поварешки. Ну а пока дожидались генеральского улова, решили сделать фотоснимки. Боевые. С двумя автоматами наперевес. Чтоб как Рэмбо в джунглях Амазонки.
Нашли на тропе красивое место, дабы сзади виднелись заснеженные грозные горы. И попросили охранника Калинкина заснять их мужественные лица.
Мол, в погранотряде они у котла да тушенки. А тут можно пофоткаться на славу. И домой послать. Мы, мол, в жестоком бою. Отражаем набег злых чечен!
Не знали поварята, что место их «фотки» только вчера заминировали наши саперы. Чтобы генеральской рыбалке не помешали злые чечены.
Вот и вляпались воины в эти самые мины! Повару мгновенно оторвало ступню. Охранник бросился на землю. И подорвался на мине. Кисть руки ему срезало.
Пока капитан рассказывал, к нам подбежал подполковник из пресслужбы округа. Ливанкин.
– Капитан! – возбужденно пропищал он. – Мы готовим сообщение для прессы. Как Ваша фамилия? Вы тоже – участник боя.
– Какого боя? – удивился капитан.
– Который сейчас! Боевики устроили засаду, узнав о генерале из Москвы и полковнике из консорциума «Граница». Чечены, имея численное премущество, открыли массированный огонь. Тяжелые ранения получили бойцы отряда. Генерал руководил боем. За что и представлен к Ордену Мужества. Все участники боя представлены к награждению медалью «За отвагу».
Капитан злобно сплюнул:
– Меня не надо писать!
В это время мимо шли полковники – москвичи. Замполиты, так сказать. Морозов покосился на меня и обратился к Ливанкину:
– На обед идете?
– Конечно! – радостно сообщил тот, присоединяясь к дружной стае голодных пролетариев умственного труда.
Капитан злобно прошептал, глядя им вслед:
– Бля! В генеральскую столовую поперлись! Не хотят их высочества парашу жрать в офицерской столовке!
Повернувшись ко мне, он предложил:
– Пойдемте и мы кушать диетическую манную кашку!
Отказываться было неудобно. Хотя мои ангелы-хранители из Группы медицинского усиления категорически запретили мне посещать эту самую офицерскую столовку. Ну и тем паче – солдатскую. Чтобы, значить, не подорвать здоровье.
Но я мужественно пошел за капитаном. Чтоб не думал, что я такая же сволочь, как Ливанкин и другие «поллитрабочие».
Однако, зайдя в грязную сырую палатку, названную по недоразумению офицерским общепитом, я задумался.
За перегородкой повар шлепал в миски какую-то вязкую дрянь.
– Это что? – настороженно спросил я повара.
– Каша перловая с тушенкой! – недовольно пробурчал он. – Вы что, сами не видите?
– «Дробь шестнадцать» вижу. То есть перловку. А мясо где?
Повар пробурчал что-то невнятное и тыкнул пальцем наверх:
– Это туда вопрос. Что они дают, то и есть.
Ответ меня устроил. Он позволил ретироваться из этого храма роскоши и чревоугодия тихо и мирно, не вызывая ненависти офицеров.
Капитан в это время брезгливо тыкал ложкой в перловую дрянь, пытаясь отыскать запах мяса.
– Пойду выяснять! – объявил я и радостно ретировался.
И действительно пошел выяснять, куда подевался мясной дух из диетического блюда тыловых товарищей.
У огромного бака стоял повар – контрактник, держа наперевес огромный черпак.
– Товарищ повар! – обратился я. – Что за диетическое блюдо у вас? Для кого?
– Эт для личного состава. – ответил он. – Макароны с тушонкой.
Заглянув внутрь емкости, я удивился:
– Это какая-то черная вода с макаронами. А мясо где?
Повар обиженно метнул взгляд на мои подполковничьи погоны. Немного посопев, он отставил свою «пушку» и полез в какой-то коробок:
– Вы думаете, я украл мясо?! Обижаете!
Достав консервную банку без этикетки, он быстро ее вскрыл:
– Вот оно, мясо! Я не воровал!
Внутри мяса не было. Бультыхалось что-то желатинообразное, наподобие столярного клея.
– Это что, столярный клей? – спросил я.
– Это – тушонка высшего сорта! – возмущенно ответил солдат.
Тут меня осенило. В старгопольском Роспотребнадзоре мне что-то говорили о подмене и пересортице. Схема мошенников проста как пять копеек: по контракту идет наивысший сорт, по наивысшей цене, а реально поставляют самый низший сорт, иногда и откровенный брак.
– Вас я не обвиняю! – успокоил я повара. – Вы если и похитите пару банок, ничего страшного. Здесь, похоже, более масштабное воровство. Вагонами! Читали «Золотой теленок»? На чем сделал свои миллионы Корейко? Вагоны продовольствия уворовывал!
Взяв у повара три банки странной тушонки и кипу бумажных ленточек, на которых прописывался состав этой бурды, я пошел на обед. Конечно, не в офицерскую столовку. Зачем мне подрывать свое драгоценное здоровье!
– Приятного аппетита! – вежливо сказал я, откинув полог генеральской столовой.
Полковники-москичи радостно заулыбались. И только подполковник Ливанкин, сидящий у входа, злобно зашипел:
– Иди отсюда! Кто тебя приглашал?!
Я посмотрел на полковника Морозова:
– Товарищ полковник! Большая просьба! Пожалуйста, разъясните пресслужбе, что я – офицер центрального аппарата пограничной службы России. Товарищ не понимает!
Присмотрев свободное местечно, я пролез за стол. Повар тут же принес на подносе ароматный борщ, присыпанный свежим укропчиком. Следом – тарелку картофельного пюре с огромной котлетой.
Ливанкин злобно посматривал на меня. Наверное, выдумывая очередную ябеду на меня. Очень уж морда была кривоскошенной.
У полковника Морозова морда лица тоже была недоброй. И какой-то распухшей.
Откусив котлету, Морозов тихо застонал. Схватившись за щеку, он встал:
– Извините! Всю ночь зуб болел. Пойду лечить.
Через пять минут он появился на пороге столовой. Ошарашенно глядя на офицеров, промычал:
– У них тут ничего нет! Даже таблетки анальгина нет! Зубник меня смотреть даже не стал. Говорит, нет лекарств. Возьмите, говорит, у повара соду, и полоскайте! Бред какой-то!
Я торжествующе посмотрел на него:
– Наконец-то вы увидели реальность! А то пресслужба вам всем дует в уши, как прекрасно здесь. Я же вам говорил, что солдаты на границе лечатся от гриппа корнями и ветками шиповника! Тыловики все лекарства куда-то дели! Вы понимаете? Россия в космос заехала, а тут элементарных таблеток нет!
– Прекрати свою агитацию! – заорал вдруг Ливанкин. – Мятежный, блин, корреспондент! Без тебя товарищи офицеры все знают! Иди отсюда!
Чтобы не продолжать перепалку, я, как обычно, перешел на туркменский. Пожелал приятного аппетита:
– Ишдяниз ачык болсун, елдашлар!
Что с ними говорить, ежли все и так знают.
Знают, сюки, но мер не принимают!
А через полчаса меня уже требовал к себе генерал Городиркин. Ливанкин успел ему наябедничать!
Показывая на колонну «Камазов» и БТРов на окраине отряда, генерал приказал:
– Ильин, твою мать! Железноводский ПОГОН убывает к месту дислокации. Ты, бл..дь, следуешь с ними. С глаз моих, на х..й! Нечего здесь рыскать! Садись в «УАЗ» к замполиту! Доедешь до Пятигорска, и своим ходом – в госпиталь!
Колонна тронулась. По серпантину узкой дороги мы спустилась к первому блок-посту. Все тихо-спокойно. Можно подремать.
Но только-только миновали Итум-Кале и втянулись в ущелье, передовой дозор сообщил о помехе:
– Здесь новый блок-пост! Требуют остановиться для досмотра!
– Засада! Прорывайся! – послышался в эфире голос начальника отряда.
Через минуту там, впереди колонны, раздался мощный взрыв. Похоже, передний БТР подорвался на фугасе. И сразу сверху, из густых зарослей кустарника, на колонну обрушился шквал огня.
Солдаты посыпались с «брони», занимая позиции за камнями и деревьями. Автоматные трассеры резали дорогу вдоль и поперек, не давая шансов выжить. Грохотали разрывы гранат.
Неожиданно для всех дорога вздыбилась мощными разрывами. Мелкое крошево битых камней секло бойцов, укрывшихся на обочине. Они матюкались, понимая, что попали «под раздачу» своих же артиллеристов, только пехотных.
И тут же – мощный взрыв! Грузовик, загруженный какими-то ящиками, разлетелся на куски. Искореженный остов бросило вниз, в ущелье, в бурные воды Аргуна.
Взрывной волной меня швырнуло вниз, к реке. От падения с обрыва спасло деревце, вцепившееся корнями в скалу.
И вдруг – тишина! Снаряды перестали рвать дорогу и скалы, трассеры пуль иссякли. Что это? Я осторожно выглянул.
– К машинам! К машинам! – слышались команды.
Солдаты, настороженно оглядывая склоны гор, собирались у «Камазов».
Замполит, подполковник Троян, громко матерился:
– Ошибка вышла! Прокуратура, мать иху за ногу! Проверку решила нам сделать! Что мы там везем запрещенного! Ага! Золото чеченского рыцаря вывозим!
Какие-то неизвестные подошли к строю, поговорили с командованием. И сразу – приказ:
– Вещи – к досмотру!
Но, перетряхнув вещмешки, ничего подозрительного не обнаружили. Приказали раздеться до трусов. Тоже – впустую. Просмотрели машины. Тоже – пусто!
Что они искали, следователи прокуратуры не сообщили. Но отпустили с миром. Благо потерь, за исключением легкораненых, не было. На замену подбитому БТР из отряда пригнали новый. И – в путь! К обеду надо оказаться в Ханкале, на ночевке.
Подполковник Троян матюкался в «УАЗике» недолго. Махнув рукой, он стал смотреть в окно. Ну а я, глядя на заснеженные горные вершины, вдруг подумал:
«На Зюльфагар совсем не похоже!»
Вспомнил, на свою голову! Контуженную голову! Как ни пытался отогнать видения, ничего не получалось. Как его забыть, этот давний раскаленный Зульфагар!
глава 3
ЗУЛЬФАГАР
В моей голове плыли величественные, мощные аккорды «Полета кондора». Я сам – эта гордая огромная птица! И зорко вглядываюсь в раскаленные туркменские горы. Гигантская паутина мрачных ущелий опутывает знаменитый район «Золотого треугольника».
Этому методу меня научил Иван Дорохов, мой лучший друг. Метод очень странный и загадочный, но позволяющий наверняка вычислять время и место контрабандных наркокараванов, ползущих по тайным тропам на стыке границ Туркмении, Ирана и Афганистана.
«Золотой треугольник» успешно использовали всегда, еще со времен Советского Союза. Метод был прост, как все гениальное. Если на пути каравана выставляли засаду туркменская сторона, караван уходил к иранцам. Если иранцы готовили бой, наркокурьеры уходили в Афганистан. И так – до бесконечности!
Однако «лафа» их закончилась с появлением на границе русского Ивана. Моего друга. Его странный метод поставил под угрозу всю, налаженную десятилетиями, стройную систему поставки наркотиков. Угроза была такая, что нещадно расстреливались любые наркокурьеры, заподозренные в предательстве.
Может, это предательство имело место быть, но только неумышленное. Не зря добродушный голубоглазый увалень Ваня превращался в крепкого бородача-афганца и пропадал неделю, а то и больше, в одному ему ведомых пуштунских кочевьях. И ни одна контрразведочная «баба Яга» не могла учуять его русского духа.
Наверное, судьба миловала Дорохова. Но скорее всего, выручали его острый ум и высочайшая подготовка, наблюдательность, глубочайшие знания восточных обычаев и языков, интуиция и звериное чутье.
Все эти качества, а также способности Ивана к гипнозу позволяли их разведгруппе решать боевые задачи зачастую без всякого боя. Как было, например, в тот жаркий июльский день, когда неизвестные, прорезав кусачками дыру в сигнализационной системе на участке Тагтабазарского погранотряда, на мощном мотоцикле прорвались далеко вглубь туркменской пустыни.
Дорохов долго изучал карту местности, испещренную еле заметными ниточками верблюжьих троп. Советовался с ребятами из туркменского Комитета Госбезопасности. К удивлению туркмен, закрывал глаза и молча держал ладони над картой. Потом резко встал:
– Гит! («Едем»)!
И точно! Он вывел свою группу прямо к полуразрушенной ферме, жители которой рассказали о двух неизвестных, пару часов назад подходивших в поисках воды. И транспорт просили. А потом эти люди, похожие на афганских моджахедов, ушли на кошару к Амангельды, у которого имелся старенький «УАЗик».
– Ребята, похоже, очень серьезные! И задача у них более сложная и важная, чем простая перевозка наркоты! – сделал вывод Иван, выслушав местных и задав несколько вопросов, не относящихся, казалось бы, к теме.
Палящее жестокое солнце упало за дальние серо-желтые барханы. Пограничники, укрываясь за полупрозрачными кривыми деревцами саксаула, перебежками и ползком окружили войлочную юрту посреди пустыни.