– Но в доме ведь никогда не было пожаров, или был? – Кейт вспомнила о камине, о следах от угольков.
– Дом должен был остаться. Он как памятник. Надгробие, – Сара снова подёрнула плечами.
– Ты точно не хочешь чай? Он, правда, немного остыл, – Кейт захотелось согреть девушку, укутать её в плед, но та неожиданно заговорила о другом.
– Когда ты читаешь истории, или выдумываешь свои, ты понимаешь, что создаёшь призраков? Они сейчас все здесь. Открой любую книгу, и выпустишь их на волю. Они будут жить. Так и с реальными людьми, если ты думаешь о них, помнишь, значит, они всё ещё живы. Пусть всего лишь как фантомы, отголоски, нечёткие образы. Когда в живых осталось две дочери, им казалось, что их любимые сестры и отец никуда не делись. Ведь они смотрели на них с фотографий, разговаривали со страниц своих дневников. Бет по ночам писала им письма, а наутро находила ответы: “Здесь темно, и дурно пахнет. Купаться больше нет сил, и выплыть тоже”. Смотри, – Сара указала на одну из половиц, – видишь, тут чуть отходит, слишком сильно скрипела. Я нашла эти письма там.
– Может, это она одна писала от себя и от мёртвых сестер? Почерк всегда можно подделать, – предположила Кейт, ведь она и сама частенько так разыгрывала мать.
– Можно, да вот только Бет не могла, – не соглашалась Сара. – Она сломала правую руку, когда бежала к колодцу. Ты видела, как пишут левши? Чернила размазываются, если не успели высохнуть. Да, те письма написаны детским почерком, но они чистые и аккуратные. Вторая сестра писала, что постоянно чувствует жар и запах гари. Младшенькая, что папенька запрещает ей качаться, но ей и так уже больше не хочется”.
“Наверняка, этому есть какое-то логичное объяснение, – подумала Кейт, – может оставшиеся сёстры выжили из ума? Но неважно, версия с призраками всегда интереснее”.
Сара закрыла глаза и продолжила: – Когда Бет больше не смогла этого выносить, она написала последнее письмо, в котором рассказывала, что соскучилась, и просила сестёр забрать, уверяла, что не пугает её ни запах гари, ни болото, ни темнота. Именно это письмо лежало рядом с ней, когда она… прямо пером. Дом – небезопасное место.
– А последняя сестра? Как умерла она? – Кейт спросила только чтобы не представлять малышку с чернилами в крови.
– Следующей была мать. Газ. Дым. Помнишь? Но я не про обычный, – Сара привела её обратно в читальный зал, не спотыкаясь даже в полумраке. – Она сломалась, потому что ради нелюбимой дочери, с которой так много хлопот, держаться не имело смысла. Тебе было интересно, как уцелел дом. Последняя дочь учуяла запах, успела открыть вьюшку, потушить камин и всё проветрить. Это случилось на годовщину, снова Хэллоуин. Я не говорила, что это началось именно тогда? В тот день тоже была голубая луна, и вьюга, как сегодня. Снегопад не прекращался несколько дней. В дом вошли уже по весне, как стаял снег. Никто и не подумал о них, никто. Труп матери, был где-то здесь, – она указала на место рядом с отметками от угольков, – а вот девушку так и не нашли. Ходили слухи, что та умерла как старшая. Но, я думаю, она осталась здесь. Скрылась в одной из книг. Такое же могло произойти, верно?
– Знаешь, эта история настолько ужасна, что если она произошла на самом деле, – Кейт вдруг стало холодно и одиноко, она уже не знала хочет ли написать этот рассказ, или лучше не стоит? – Зачем придумывать такие страшные, ужасные вещи?
– А зачем ты читаешь книги про привидений? – пожала плечами Сара – Если ты любишь бояться, так почему вместо триллера не откроешь некрологи? Криминальные хроники? Не узнаешь историю всех домов, больниц. Почему не любишь читать, когда основано на реальных событиях, когда произошло на самом деле?
– Тогда я не смогу уснуть, – честно призналась Кейт, – Я спокойно закрываю книгу, и все демоны остаются в ней. Они не живут на соседней улице, ни под кроватью. Их нет рядом. Не существует. Иначе, я бы стала параноиком. Извини, что задаю такой вопрос, не подумай, что я выгоняю, но тебе не пора домой?
– Пора, чувствую, что меня уже заждались. Но уйду только с рассветом, мне сейчас не добраться. А пока я разрешаю тебе рассказать эту историю, – казалось, что Сара сама видела призраков наяву, слышала голоса. – Бумага и ручка на столе. Ты же хотела сегодня написать что-нибудь особенное, настоящее. Может, как раз судьба?
Кейт на секунду закрыла глаза, поймала это странное ощущение, когда мысли перестают быть вязкими, отрывистыми, а слова вот-вот начнут складываться в нужную картинку. Ей хотелось спать, но она боялась упустить момент. Надо записать, надо всё записать.
“…Впервые войдя в особняк, семья ещё не знала, что ей не суждено его покинуть, что они останутся здесь до конца своих дней…”
Строчка за строчкой. Кружка за кружкой. Она не могла остановиться, так и уснула за письменным столом, когда окончательно выбилась из сил. Будильником стал телефонный звонок.
– Алло, – сонно пробормотала Кейт.
– Кейт? Кейт Кросс? – позвал взволнованный мужской голос.
– Да, это я, – девушка вспомнила, библиотекарь предупреждала, что утром может позвонить директор.
– Как вы? У вас всё в порядке? Простите, что вчера никто вас не встретил. Вышла путаница. Да и сейчас ещё не скоро откопаем к вам дорогу, такой снегопад, замело.
– Всё в порядке. Была Маргарет, она мне вчера всё показала. А когда выключился свет, приходила Сара, бывший сторож, составила мне компанию и показала где свечи, – отчиталась Кейт, а директор неожиданно рассмеялся.
– Когда ваша бабушка хлопотала за вас, она предупреждала, что вы большая выдумщица. Но не говорила, что вы любите чёрный юмор. Я рад, что всё хорошо. Надеюсь, что хотя бы Элоиза вас не посещала?
Кейт поспешила проститься. Она оббежала весь особняк, но так и не нашла Сару или Маргарет. Девушка не верила, что её посетили призраки, оставалось только надеяться, что аферистки не украли ничего ценного. Но всё казалось было на месте, окна закрыты, а когда она подошла к двери, удивилась, что дверь всё ещё закрыта на засов. Кейт вышла на крыльцо, было морозно и солнечно, снег ослепил её яркими бликами. Всё, что произошло вчера, теперь казалось лишь игрой воображения, страшным сном. Да вот только она отчётливо видела, как чёрные атласные ленты лежат на белой нетронутой целине.
Страшная комната
В город детства я приехал далеко за полночь и сразу отправился в отель. Молчаливый таксист не отвлекал, и я с интересом разглядывал улицы, подмечал все изменения, детали. Новая картинка калькой ложилась на воспоминания, которые уже порядком потускнели. Признаюсь, был немного удивлён, когда узнал, что вместо большого отеля меня ждёт трёхэтажный кирпичный дом. Хотя какая, в сущности, разница, где провести ночь усталому путнику?
На входе меня встретила невысокая старушка, в старинном платье и представилась Марией Игнатьевной. Лицо её было сплошь в морщинах, сложно найти гладкое место. Но возраст не тронул её очей, они остались ясными, голубыми, совсем как у молодой девушки.
«Вы опоздали, сударь, – сухо отчитала меня Мария Игнатьевна, поправляя свой белоснежный чепчик. – Думали, что уже не явитесь, и сдали комнату другому. Если не боитесь призраков, можете переночевать в комнате для персонала. Или боитесь?»
Я поспешно заверил её, что ничего не боюсь, и получил заветный ключ. Кинул рюкзак где-то по пути к кровати, даже не включив свет и не раздеваясь, упал. Последняя мысль, которая промелькнула: «Закрыл ли дверь?» Не знаю, почему проснулся, точно кто-то шепнул: «Пора».
Резко сел, голова пошла кругом. «Где я?» Комната казалась мне смутно знакомой. Скромное, но родное убранство: такой же шкаф, комод и письменный стол.
Обои были некрасивого болотного цвета, с разводами, точно такие же, как когда-то в моей детской. Их поклеили, пока я гостил у бабули, а приехав, был очень расстроен. Но мама сказала, что это не простые обои, а сказочные, по ним пробежал солнечный зайчик. Тогда я почему-то поверил ей.
Всё могло быть простым совпадением. Именно так я себя и успокаивал, но тщетно. В горле пересохло. Вспомнил, что в рюкзаке была минералка, и попытался встать. Но свалился и больно ударился об пол, оказалось, ноги затекли и сделались ватными.
И тут я почувствовал этот взгляд. Повернул голову и увидел: под кроватью что-то блеснуло. Зелёные глаза смотрели прямо в душу. Хотел кричать, но послышался лишь сдавленный хрип.
Монстр не отводил взгляда, но и не шевелился. Он был весь в коричневой шерсти и клубах пыли.
Переведя дыхание, сунул руку под кровать. Никто меня не укусил, и я достал плюшевого Потапыча, коричневую собаку, похожую на медведя.
«Может, раньше тут останавливались дети?» Я сел, прижал игрушку к себе, как в детстве. Погладил, словно та была настоящей. «Вы не боитесь призраков?» – вспомнились не к месту слова старушки. Мурашки побежали по спине. «Но игрушка – это ведь не…»
«Спи, засыпай, милый котёнок мой…»
Сквозь года, я часто слышал голос матери, но сейчас он звучал слишком близко, слишком реально. Раздались тяжёлые шаркающие шаги. Наверняка это Мария Игнатьевна, которой не спится. Никакая это не мама, мама умерла десять лет назад.
«Сыно-о-о-к!» – позвали опять, а ручка двери начала медленно поворачиваться. Нервно сглотнул. Сомнений не осталось, за дверью моя мать. Голос её звучал так чисто, так успокаивающе, но я не был спокоен. Страх придал сил, и я в панике залез под одеяло, закрыл глаза, стараясь не дышать.
«Милый, почитать тебе сказку?»
– Нет, нет, пожалуйста, только не это. Нет, я уже сплю! Честное слово! – меня била дрожь, лоб покрылся испариной. – Мамочка, уходи!
Ручка перестала поворачиваться. Всё стихло. На этот раз я соврал матери и не смог уснуть. По крайней мере, мне так казалось. Долго лежал под одеялом, вылез лишь, когда нечем стало дышать. За окном уже рассвело.
Я огляделся. Страх никак не хотел отпускать меня. Но сейчас здесь были обычные розовые обои в незатейливый цветочек, нигде не видать и Потапыча. Я спешно покинул отель, кинул ключ на стойку. Порадовался, что не встретился со старушкой вновь.
Сначала шёл быстро, постоянно оглядываясь, а потом вдруг не выдержал и побежал. Мне хотелось, чтобы всё: и дом, и комната с призраками остались в прошлом.
В голове всё крутилось навязчивое: «Это она? Это, правда, была она?» Даже при свете дня меня не покидало липкое и мерзкое чувство. Что это было? Сон или явь? Страшно хотелось вернуться домой, но я проделал такой путь, чтобы сходить на могилу к матери. Может, всё, что было ночью, привиделось? Слишком много думал о ней, и вот приснилось?
Остановился лишь, когда запыхался и выбился из сил. С трудом пересилил себя, купил гвоздик и отправился на кладбище. Не помню, долго ли добирался, как в тумане. Кондуктор в автобусе спросила, всё ли в порядке, я лишь рассеянно кивнул головой.
Вот я и на месте. Сел на скамейку около памятника. Боялся, но всё же посмотрел на фото и неожиданно для себя заплакал. Как плакал десять лет назад.
Прошетал: «Просто я так по тебе скучаю». Мне стало легче, напряжение спало. Я ещё немного посидел, убрал мусор и засобирался домой.
Пока шёл к выходу, обратил внимание на один памятник. Меня обдало ледяным холодом. «Крещенская Мария Игнатьевна» – и эти ярко-голубые глаза.
Ксантиндокс
Мелодия «Magic moments» играет по второму кругу. Когда-то она была моей любимой, но не стоило ставить её на будильник. Нащупываю телефон под подушкой, выключаю музыку. Сейчас главное не уснуть, это самое сложное. Каждое утро жалею, что не потратила сбережения на умный дом, с ним пробуждение было бы гораздо проще.
Несколько глубоких вдохов помогают прийти в себя. Медленно сажусь, одной рукой держусь за подлокотник дивана. Голова привычно кружится, тошнота подступает к горлу, но это уже не пугает. Снова пытаюсь сосредоточиться на дыхании, картинка перед глазами становится чётче. Решаюсь встать.
Неловко переступая и покачиваясь, бреду до выключателя. Я привыкла и почти не спотыкаюсь, а, поначалу частенько падала и разбивала коленки.
На сборы уходит вечность, точнее час. Стандартно душ, завтрак. Мне всегда трудно справиться с обувью. Мысленно благодарю людей, которые изобрели рожок и кроссовки с автоматической шнуровкой. Не приходится наклоняться, значит, не будет очередного головокружения. Не перестаю зевать. В зеркало стараюсь не смотреть, знаю, что без макияжа выгляжу ужасно, знаю, что это поможет не привлекать лишнего внимания. Так надо.
От моего дома до магазина, где продают "Ксантиндокс" всего лишь пара миль. Можно поехать на машине, но боюсь уснуть прямо за рулем. По тёмной улице идти страшно, надеюсь, что всех, кого стоило бы бояться ещё спят, а другим я не интересна. На всякий случай в кармане плаща лежит шокер, с ним спокойней.
Прохлада бодрит, начинаю видеть яснее, без размытости по краям. Становится немного легче, ускоряю шаг.
Внимательно смотрю по сторонам, прислушиваюсь. Стараюсь не вспоминать, но каждый дом, с выбитыми стеклами, напоминает о случившемся. Хорошо, что на моём пути их осталось только пятнадцать, надеюсь, эти тоже починят. Накатывает странная смесь страха, стыда и облегчения.
Если меня спросят, как это было на самом деле, смогу ли я рассказать? С чего начать?
Сначала было аномально жаркое лето, минимальная температура на планете была пятьдесят градусов по Цельсию, максимальную боялись назвать. Кто виноват? Озоновые дыры, эксперименты учёных с погодой? Неважно. Мы жарились в настоящем пекле, прятались дома с кондиционером, думали, что вот он ад на земле, но выжили. Не все конечно, но большая часть. Нашей семье повезло, мы тогда потеряли тогда только двоих.
Не буду рассказывать, как таяли ледники, как они затопили ближайшие страны, города. Потому что не это самое страшное.
Когда через три месяца жара магическим образом спала, казалось всё уже позади. То, что урожая нет, никого не волновало. У нас были консервы, мясо, заготовки круп с прошлых лет, хватало на всех, даже "Ксантиндокса", на котором все уже сидели плотно. Но время шло, припасы кончались, хорошо хоть новых катаклизмов не предвиделось. Земля восстановилась, и через пять лет выросло всё, кроме того, что из чего делали "Ксантиндокс".
За год израсходовали почти все запасы, синтезировать в больших количествах не успевали. Учёные пытались создать суррогат, но они разучились делать это синтетическим путем, вещество получилось слишком слабым.
Началась ломка. Люди стали агрессивными, злыми, начались беспорядки. Они крушили всё вокруг, чтобы достать себе новую дозу. Синдром отмены стёр все рамки, было уже не до этики и морали. Грабили своих же родственников, друзей. Выходить на улицу было опасно.
Добравшись «Лишённые» не знали меры, от передозировки их сердце не выдерживало, они умирали в муках.
Через полгода, к тому моменту, как агрессия сменилась ленью и апатией в живых осталась половина. Город разрушен. Ксантиндокса всё ещё не хватало на всех, но теперь его реально было достать, пусть не всем и в небольших дозах.
***
Вот я и на месте. Около магазина курит охранник, пристально разглядывает меня, но ничего не говорит. Дверь поддаётся с трудом, сил практически нет. Мужчина делает вид, что это не его дело.
Помещение небольшое, за бронированным стеклом скучает продавщица. Мы с ней ещё не знакомы. «Может попытать счастья и попробовать взять больше?»
Дрожащими руками протягиваю свой рецепт. Женщина нахмурилась, изучила мою дозу. Я завистливо любуюсь её макияжем.
– Мы не выдаем столько сразу, могу предложить лишь половину.
– Половину? Но как же я, как же… – спорить бесполезно, но надеюсь перехитрить.
– Как и все мы, как-нибудь, – пожимает плечами, зевает. Видно, что она притворяется. Решаюсь закинуть последнюю удочку.