– Ну-ну, накрути, – согласился я. – Жду результатов.
Результаты не заставили себя ждать. Правоохранители плотно обложили нарушительницу и, спустя неделю, накрыли на горячем.
Та поутру, в летней кухне, выгнала три трехлитровых банки самогона, охлаждавшегося на столе, и выводила из режима, стоявший на печке аппарат.
Здесь же, на лавке у окна, сидел ее шестилетний внук, болтая ногами и наблюдая за процессом.
– А вот и мы, гражданка Бадер, – нарисовался в дверном проеме начальник ОБХСС по фамилии Марченко, лично руководивший операцией.
Вместе с участковым и еще одним оперативником, они пробрались на усадьбу со стороны речки, через сад.
Возникла немая сцена.
Потом хозяйка вышла из ступора и разразилась площадной бранью, но ее быстро угомонили, а заодно провели беглый осмотр. Давший дополнительный результат.
В картонном ящике, на полу, золотились вяленые донские лещи, явно приготовленные на продажу.
– Ну что, – обернулся Марченко к участковому, – давай Семеныч за понятыми, а мы пока обождем в доме. Очень уж тут жарко.
После этого участковый, нюхнув одну из банок ушел, а остальные направились через широкий двор к высокой, увитой плющом веранде.
В доме Бадерша, посадив на колени внука, уединилась в обставленном импортной мебелью, просторном зале, а начальник с опером (того звали Манжула) расположились при входе в прихожей.
– Ба, а ба,– поглядывая на чужих дядей, тихо спросил внук. – Чего теперь будет?
– Теперь, внучек, они увезут меня в тюрьму, как твоего папу, – погладила его по вихрастой голове старуха.
– А можно чтоб не увезли?
– Можно, – последовал ответ, и она стало что-то нашептывать ему на ушко.
Мальчик понятливо кивал, а затем спрыгнул на пол и просеменил в прихожую.
– Дядя, можно я пойду на улицу погуляю? – остановился рядом с Марченко.
– Погуляй, – согласился тот. И ребенок тут же исчез за дверью.
Время между тем шло, а участковый не появлялся.
– Его только за смертью посылать, – недовольно пробурчал Манжула.
– М-да, что-то задерживается Семеныч, – взглянул на часы начальник.
Наконец на веранде хлопнула дверь, но вместо участкового появился мальчик.
– Уже нагулялся? – спросил Манжула.
– Ага,– кивнул тот и прошмыгнул в зал к бабке.
Спустя еще несколько минут, в дом вошел потный участковый.
– Еле нашел понятых,– доложил начальнику. – Из соседей никто не согласился, опасаются. Пришлось сходить на другую улицу.
– Так, гражданка Бадер, прошу на выход – встал тот со стула. – Сейчас оформим протокол и поедете с нами.
– А этот как получится – отозвалась та. И взяла внучка за руку,– пойдем, Алеша.
Во дворе уже ждали понятые, (двое средних лет женщина и мужчина), а через забор заглядывали соседи.
– Значит так, уважаемые, – обратился к понятым Марченко.– Сейчас мы осмотрим летнюю кухню гражданки Бадер – указал на хозяйку, – а вы подпишите протокол. Ясно?
Те молча кивнули.
Каково же было удивление опергруппы, когда в летней кухне обнаружились только пустые банки из-под самогона и такой же ящик.
– Ну што? – уперла руки в бока Бадерша. – Давайте, составляйте свою бумагу!
Делать было нечего, пришлось оформлять протокол, только об обнаружении и изъятии самогонного аппарата, за что предусматривались исправительные работы или штраф.
Как впоследствии выяснилось, Алеша, вылил весь самогон в подпол, находившийся под летней кухней, а лещей сжег в еще горевшей печке.
Шустрый оказался мальчик. Под стать бабушке.
Мазурики
– Записал, – сказал дежурный ГОВД майор Хорунжий. – Щас высылаю опергруппу.
После чего положил ручку на журнал, прервал вызов и набрал домашний номер телефона дежурного следователя прокуратуры.
– Слушаю, – ответил через серию длинных гудков, сонный голос.
– У нас труп, Евгений Александрович.
– Рад слышать,– пробурчал голос. – Высылайте машину.
Далее майор вщелкнул трубку в пульт и нажал на нем одну из кнопок.
На панели замигал красный огонек, а затем микрофон хрюкнул и прохрипел «слушаю».
– Белоусов ты? – наклонился к нему майор.
– Я.
– У нас очередной жмур. Следователю я уже сообщил. Давай на выезд.
Электронные часы на стене показывали без четверти шесть утра, за окнами алел рассвет, день обещал быть погожим.
Вскоре в дальнем конце коридора хлопнула дверь, послышались шаги и за плексигласом дежурной части появился старший оперуполномоченный угро, капитан Белоусов. В сопровождении эксперта-криминалиста с чемоданчиком и сержанта – водителя.
Белоусов был спортивен и худощав, а еще заочно учился в юридическом институте, повышая профессиональный уровень. Криминалист давно его закончил и учиться больше не хотел, а водитель-сержант недавно пришел из армии.
– Так, что за жмур и куда ехать? – зевая, наклонился к окошку капитан.
– Бабка померла по Макушкина, в доме девять, – поднял на него глаза Хорунжий. – Следователю я уже позвонил. Захватите по дороге.
– Непременно, – ответил Белоусов, и тройка направилась к выходу.
На улице было свежо, пахло акацией с ближайшего парка.
Спустившись с высокого крыльца, группа прошла на служебную, сбоку горотдела стоянку, где блестели росой несколько автомобилей и уселась в зеленый с желтой полосой на борту УАЗ, именуемый в народе «канарейкой».
Потом взревел двигатель, и автомобиль, развернувшись перед зданием, покатил по пустынному проспекту в сторону центра.
На перекрестке, рядом с автовокзалом, где уже стола пара рейсовых «Икарусов» в которые вяло грузились пассажиры, «канарейка» свернула налево, и порулила в сторону нового жилого массива.
Там она остановилась у одной из высоток, с цветущими у подъездов клумбами и приняла на борт старшего следователя городской прокуратуры Острикова.
Он был юристом 3-го класса, что соответствовало лейтенанту, а по складу характера являлся оптимистом.
Здороваться с группой следователь не стал, поскольку за ночь они выполняли третий выезд, а только сказал «трогай Вова», усевшись рядом с водителем.
Сержант, выжав сцепление, врубил скорость, и автомобиль взял курс на нужную улицу.
Она располагалась в десяти минутах езды от новостроек, в старой части города и была застроена двухквартирными, с приусадебными участками, домами. Именовавшимися с учетом архитектуры «финскими».
После войны их возводили находившиеся в плену оккупанты, прочно и добротно.
У третьего по ходу движения строения, со старыми липами у забора, навстречу машине замахала решительного вида тетка. Рядом с ней стоял благообразного вида старик. С палочкой и в летней шляпе.
– Вроде здесь, – сказал водитель, после чего остановил автомобиль, и группа выбралась наружу.
– Здравствуйте. Чего тут у вас? – обратился к женщине Остриков, помахивая в руке папкой.
– Наша соседка, Петровна померла, – испуганно заявила тетка.
– Вон, в той половине (ткнул палкой старик в дальнюю часть дома).
– А когда это случилось?
– Точно не знаю, – пожала женщина плечами. – До этого мы ее два дня не видели, а сегодня утром постучали в дверь – тишина. Никто не открывает.
– Точно, – добавил старик. А еще у нас ночью собака выла.
– Эта та Петровна что, живет сама? – поинтересовался Белоусов.
– Ну да, мужа схоронила лет пять назад, а сын работает на приисках, в Магадане.
– А у нее во дворе собака есть?
– Нету.
Вслед за этим группа во главе со следователем (соседи сзади) пошагала ко второй половине дома. Громко хлопнула калитка.
Пройдя по бетонной, с выбоинами дорожке, затененной садовыми деревьями, все подошли к невысокому крыльцу веранды, Остриков шагнул на него и постучал костяшками пальцев в дверь.
Ответом, как и ожидалось, была тишина. Все переглянулись.
Постучал еще раз, сильнее. Никакого эффекта.
– Щас посмотрю в окна, – сказал Белоусов и направился по травке к первому, за углом веранды.
Там он прижался лбом к стеклу и с минуту понаблюдав, сообщил, – вижу бабку. Сидит в дальнем конце комнаты в кресле. Точно неживая.