– Пожалуйста, не надо.
Умоляющий тон лишь подогрел мстительность Грэхема. Он достал из рабочей корзинки матери ножницы и провозгласил, угрожающе взмахнув орудием казни:
– Вот так. Прямо через голову Фидо и нос маленького Гарри.
– Нет! Нет! Нееет!
– Тогда подойдите, и побыстрее, не то я сделаю, что задумал.
Полли чуть помедлила, но все же подчинилась.
– Итак, возьмете? – спросил Грэхем, когда она оказалась перед ним.
– Да, пожалуйста.
– Но не бесплатно.
– И чего же вы хотите?
– Поцелуй.
– Сначала отдайте картинку.
Хоть Полли и не внушала доверия, Грэхем отдал гравюру. Девочка тут же подбежала к отцу и спряталась у него на коленях, а юноша в притворном гневе встал и пошел следом. Малышка уткнулась лицом в жилет мистера Хоума и взмолилась:
– Папа, папа, прогони его!
– Я не подчинюсь! – категорично заявил Грэхем.
Полли вытянула руку, словно пыталась удержать его на расстоянии, и юноша пригрозил:
– В таком случае поцелую руку.
Каково же было его разочарование, когда крошечный кулачок разжался и с ладошки ссыпались мелкие монеты, вовсе не похожие на поцелуи.
Не уступавший в коварстве маленькой приятельнице, Грэхем принял чрезвычайно обиженный вид, отошел и бросился на диван, изображая душевные муки. Полли украдкой повернулась на отцовских коленях и смерила молодого человека, который лежал, закрыв лицо ладонями, и глухо стонал, долгим встревоженным взглядом.
– Папа, что с ним? – прошептала девочка.
– Лучше спроси его, Полли.
Грэхем опять издал стон, и девочка испуганно спросила:
– Ему больно?
– Судя по всему, да, – кивнул мистер Хоум.
– Матушка, – слабым голосом произнес юноша, – наверное, придется послать за доктором. О, мой глаз! А вдруг я ослепну?
Не выдержав тяжелых вздохов раненого, Полли подбежала к нему.
– Позвольте, я посмотрю ваш глаз. Я не хотела… Это случайность: пыталась по щеке, да и то не очень сильно.
Ответом ей было глубокое молчание, и личико девочки искривилось.
– Простите, простите ради бога!
Вслед за сбивчивыми невнятными причитаниями последовала вспышка горя: слезы.
– Прекрати издеваться над ребенком, Грэхем, – раздался строгий приказ миссис Бреттон.
– Это все неправда, дорогая! – воскликнул мистер Хоум.
Грэхем тут же вскочил, подхватил девочку и высоко поднял, но она опять его наказала: оттаскала за львиную гриву, приговаривая:
– Самый беспринципный, гадкий и лживый человек на свете!
Утром в день отъезда мистер Хоум долго беседовал с дочерью в оконной нише, и я услышала часть разговора.
– Можно мне поехать с тобой, папа? Я быстро соберу вещи, – серьезно спросила девочка.
Он покачал головой.
– Я тебе помешаю?
– Да, Полли.
– Потому что я маленькая?
– Да, маленькая и хрупкая. Путешествие под силу только взрослым крепким людям. Но не горюй, дочка, не разбивай мое сердце. Папа скоро вернется к своей дорогой Полли.
– Нет-нет, я вовсе не горюю. Совсем нет.
– Полли огорчится, если доставит папе боль, правда?
– Больше чем огорчится.
– Тогда она не должна унывать: ни в коем случае плакать при прощании и не горевать потом, а, напротив, ждать новой встречи и стараться жить счастливо. Она сможет это сделать?
– Постарается.
– Уверен, что так и будет. Значит, до свидания? Пора ехать.
– Сейчас? Прямо сейчас?
– Да, прямо сейчас.
Девочка подняла личико, губы у нее дрожали. Отец всхлипнул, но она, как я заметила, сдержалась. Поставив дочурку на пол, мистер Хоум пожал руки всем остальным и быстро ушел.
Как только хлопнула входная дверь, малышка упала на колени возле стула и горестно воскликнула:
– Папа!
Крик прозвучал низко и протяжно, так, словно в нем заключался вопрос: «Зачем ты покинул меня?» Кажется, за несколько следующих минут Полли пережила агонию: за короткий промежуток детской жизни испытала чувства, которых некоторые вообще не знают. Такова была ее натура: проживи она у нас дольше, подобные испытания повторились бы не раз. Все молчали. Миссис Бреттон уронила пару скупых слезинок, и Грэхем, который в эту минуту сидел за столом и писал, подняв голову, пристально на нее посмотрел. Я, Люси Сноу, хранила спокойствие и наблюдала.
Предоставленное само себе, маленькое существо совершило невозможное: смирилось с нестерпимым горем и через некоторое время сумело его подавить. Ни в этот, ни в следующий день Полина Мэри ни от кого не принимала утешений, став пассивной и безучастной.
На третий вечер, когда, измученная и тихая, девочка сидела на полу, пришел Грэхем и без единого слова ее поднял. Она не сопротивлялась – скорее напротив: отдалась ему в руки, словно устала от одиночества. Когда он сел, малышка прижалась головой к его груди и через несколько минут уснула. Юноша отнес ее в кровать, и меня ничуть не удивило, когда следующим утром, едва проснувшись, Полли спросила:
– Где мистер Грэхем?
Случилось так, что к завтраку он не вышел: надо было срочно выполнить задание к первому уроку – и попросил мать прислать чай в кабинет. Полли вызвалась помочь: ей нужно было что-то делать, за кем-то ухаживать, – и ей доверили эту ответственную миссию – отнести чашку, поскольку даже в волнении девочка была сама аккуратность. Кабинет располагался напротив утренней гостиной, дверь в дверь, и я смогла наблюдать за происходящим.
– Что вы делаете? – спросила Полли, остановившись на пороге.
– Пишу, – ответил Грэхем.
– А почему не идете завтракать вместе со всеми?
– Некогда.
– Хотите, я принесу завтрак сюда?
– Конечно.
– Сейчас.
Она поставила чашку на ковер: так поступают тюремщики, когда приносят заключенным воду, – и удалилась, но тут же вернулась.
– Вы не сказали, какую еду принести к чаю.
– Что-нибудь вкусное, особенное, хорошо, добрая маленькая леди?
Полли отправилась к миссис Бреттон.
– Пожалуйста, мэм, отправьте своему сыну что-нибудь вкусное.
– Выбери сама. Что, по-твоему, ему понравится?
Малышка набрала с тарелок понемногу всего самого лучшего, отнесла, а когда вернулась, шепотом попросила мармелада, которого на столе не оказалось. Получив все, что желал (миссис Бреттон ни в чем не могла отказать сыну), Грэхем принялся громогласно хвалить свою благодетельницу, заявив, что, как только обзаведется собственным домом, непременно назначит ее экономкой, а возможно – если проявит кулинарные способности, – и кухаркой. Поскольку к общему столу Полли не вернулась, я отправилась на поиски и обнаружила, что она завтракает вместе с Грэхемом: стоит рядом и осторожно берет кусочки с его тарелки. Так она попробовала все, кроме мармелада: к нему девочка деликатно отказалась притронуться, думаю, потому, чтобы никто не заподозрил, что он предназначался не только Грэхему. Подобную тонкость чувств Полли проявляла постоянно.
Завязавшаяся таким образом ниточка знакомства не была поспешно оборвана. Напротив, оказалось, что время и обстоятельства скорее укрепили, чем ослабили ее. Несмотря на разницу в возрасте, занятиях и прочих важных особенностях, эти двое всегда находили множество тем для бесед. Что касается Полины, то я заметила, что ее характер полностью раскрывался только в общении с молодым Бреттоном. Привыкнув к дому, с хозяйкой она держалась спокойно и послушно, однако могла целый день просидеть на скамеечке у ног леди: учила уроки, занималась рукоделием или рисовала на грифельной доске, – не проявляя при этом ни единой искры оригинальности, не раскрывая особенностей своего богатого характера. В такие периоды я прекращала наблюдение: девочка не представляла интереса, – однако, едва хлопала входная дверь, возвещая о возвращении Грэхема, все моментально менялось. Полли тут же оказывалась на лестничной площадке и вместо приветствия встречала его упреком или угрозой.
– Вы плохо вытерли ноги о коврик! Смотрите: пожалуюсь вашей маме.
– Ты уже здесь? Маленькая ябеда!
– Да. И вы меня не достанете: я намного выше.
(Девочка заглядывала в просвет между перилами, так как посмотреть сверху не могла.)
– Полли!
– Мой дорогой мальчик! – подражая миссис Бреттон, воскликнула Полли.
– Падаю от усталости, – заявлял Грэхем, прислоняясь к стене и демонстрируя полное изнеможение. – Доктор Дигби (директор школы) буквально завалил заданиями, одно сложнее другого, так что спуститесь-ка и помогите мне отнести наверх книги.
– Ах, вы притворяетесь!
– Ничуть, Полли. Так и есть. Окончательно ослаб. Идите сюда.
– У вас глаза как у кота: вроде бы сонные, но того и гляди прыгнете.
– Прыгну? Ничего подобного: я даже пошевелиться не могу. Спускайтесь.
– Соглашусь, если пообещаете не трогать меня, не поднимать и не кружить.
– Да я просто не способен на такое! – безвольно опускаясь на стул, делано вздохнул Грэхем.
– Тогда положите книги на нижнюю ступеньку и отойдите на три ярда.
После того как приказание было исполнено, Полина осторожно спустилась, не спуская опасливого взгляда с неподвижного юноши. Разумеется, приближение желанной добычи возрождало его к новой безудержной жизни. Неизменно следовала шаловливая возня. Иногда малышка сердилась, случалось – игра заканчивалась мирно, и мы слышали, как она ведет Грэхема наверх, приговаривая:
– А теперь, мой дорогой мальчик, присядьте к столу и подкрепитесь. Наверняка вы проголодались.
Было чрезвычайно забавно наблюдать за Полиной, пока юный Бреттон ел. В отсутствие друга она являла собой пассивную, почти неподвижную фигуру, а с его появлением сразу становилась суетливой, едва ли не назойливой. Мне часто хотелось сказать ей, что надо вести себя спокойнее и сдержаннее, но это было бесполезно – девочка полностью растворялась в Грэхеме: старалась позаботиться, поухаживать, предугадать любое желание. В ее представлении он был повелитель, вроде турецкого султана. Перед ним выставлялись все тарелки, а когда казалось, все, что только можно пожелать, уже стоит на столе, она внезапно вспоминала что-то еще и шепотом обращалась к миссис Бреттон:
– Мэм, может быть, ваш сын захочет кусочек вон того сладкого кекса…
Как правило, крестная не одобряла сладости, считая, что от них один лишь вред, но просьба настойчиво повторялась:
– Всего один маленький кусочек – для мистера Грэхема, ведь он пришел из школы. Девочкам – мне или мисс Сноу – сладости не нужны, а ему не повредят, и он будет рад.
Грэхем не очень любил кексы, но спорить с малышкой не хотел. К его чести, следует отметить, он неизменно пытался разделить угощение с заботливой подругой, однако всякий раз получал отказ. Настаивать означало бы огорчить Полли на весь вечер, и он не решался. Ей хотелось стоять возле его колена, полностью владея вниманием, а не лакомиться сладостями.
С поразительной готовностью девочка приспособилась к интересовавшим старшего друга темам. Казалось, смысл ее существования в том, чтобы раствориться в нем, позабыв о себе. Теперь, когда в силу обстоятельств осталась без отца, девочка научилась жить чувствами и думать мыслями Грэхема. Полли мгновенно запомнила со слов юноши имена всех его школьных товарищей, усвоила их характеры и повадки. Единственного описания оказывалось достаточно. Она никогда не забывала и не путала, кто есть кто, и могла целый вечер обсуждать тех, кого никогда не видела, так, словно ясно представляла их внешность, манеры и положение, а кое-кого даже научилась копировать. Так, один из учителей – молодой Бреттон явно его недолюбливал, – судя по всему, обладал яркими особенностями, которые малышка мгновенно запомнила в его изображении и часто повторяла, к его удовольствию. Впрочем, подобные опыты миссис Бреттон не одобряла и даже запрещала.
Ссорились друзья редко, и все же однажды возник конфликт, в котором чувства Полли жестоко пострадали.
По случаю дня рождения Грэхем пригласил на ужин товарищей – парней своего возраста. Приход одноклассников живо заинтересовал Полину, ведь она часто о них слышала: старший приятель упоминал их в своих рассказах. После ужина молодые джентльмены остались в столовой одни, и вскоре так развеселились и расшумелись, что их шутки были слышны в других помещениях. Случайно проходя по холлу, я обнаружила девочку сидящей на нижней ступеньке лестницы. Взгляд ее был устремлен на отражавшую свет лампы блестящую дверь столовой, а маленький лоб нахмурен в тревожном размышлении.
– О чем задумались, Полли?
– Ни о чем. Просто жалею, что эта дверь не стеклянная и через нее нельзя смотреть. Мальчики веселятся, и мне очень хочется к ним пойти.
– Что же вам мешает?
– Боюсь. Или все-таки попробовать, как вы думаете? Можно постучать и попросить разрешения войти…
Я решила, что, возможно, юноши не станут возражать против ее скромного присутствия, а потому одобрила намерение.
Полли постучала, но, наверное, слишком тихо, чтобы ее услышали, и лишь со второй попытки дверь открылась и появилась голова Грэхема.
– Чего тебе, маленькая обезьянка? – с веселым нетерпением поинтересовался юноша.
– Присоединиться к вам.
– Еще чего! Не хватало мне возиться с тобой и сегодня, в день рождения! Быстро беги к маме или мисс Сноу: пусть кто-то из них уложит тебя спать.
Каштановая грива и разрумянившееся лицо скрылись, дверь громко захлопнулась, оставив Полли с ошеломленным видом.
– Почему он так со мной разговаривал? Никогда еще не был таким грубым, – в отчаянии пробормотала девочка. – Что я сделала не так?
– Ничего, Полли. Просто Грэхем занят с друзьями.
– Значит, он любит их больше, чем меня! Как только они пришли, сразу прогнал!
Я предполагала, что знаю, как можно ее утешить и улучшить ситуацию, применив некоторые из имевшихся в запасе философских изречений, однако при первых же моих словах Полли заткнула уши пальцами и улеглась на коврик лицом вниз. Изменить это ее положение не смогли ни Уоррен, ни кухарка. Пришлось оставить ее в покое до тех пор, пока сама не решит встать.
Тем же вечером Грэхем, как только друзья ушли, обратился к Полли так, словно ничего не произошло, но девочка вырвалась из его объятий с горящими гневом глазами и даже не пожелала доброй ночи. На следующий день он обращался с ней так холодно, что малышка превратилась в кусок мрамора. Еще через день Грэхем заявил, что знает, в чем дело, но губы ее остались плотно сжатыми. Разумеется, сам он не мог по-настоящему сердиться: положение было во всех отношениях неравным. Он пытался успокаивать себя и уговаривать: на что она обиделась, что он сделал не так? Вскоре в ответ полились слезы. Грэхем пожалел малышку, и дружба восстановилась, однако Полли оказалась не из тех, для кого подобное событие могло пройти бесследно. Я заметила, что девочка перестала его искать, преследовать, привлекать к себе внимание. Как-то, когда Грэхем сидел в кабинете, я попросила Полли отнести ему какую-то вещь, но девочка гордо возразила:
– Не хочу его тревожить. Подожду, когда выйдет.
Молодой Бреттон часто катался на своем пони, а Полли неизменно наблюдала в окно за торжественным отъездом и возвращением и мечтала получить позволение сделать хотя бы один круг по двору, но попросить о таком одолжении даже не думала. Однажды девочка спустилась во двор посмотреть, как Грэхем спешивается, и в глазах ее горело столь страстное желание, что юноша беззаботно предложил:
– Не хотите сделать кружок?
Полагаю, тон его показался Полли слишком небрежным, и девочка отвернулась с чрезвычайной холодностью:
– Нет, спасибо.
– Напрасно, – пожал плечами Бреттон. – Уверен, что вам бы понравилось.
– А я так не думаю, – заявила Полли в ответ.
– Неправда. Вы сами признались Люси Сноу, что мечтаете прокатиться.