Под впечатлением от просмотра.
С тех пор прошло много лет.
Но хорошо помню тот первый «КВН» и увиденный по нему фильм. На улице моего детства.
Первый раз
Погожее сентябрьское утро, рассеянные лучи солнца сквозь садовую листву, росчерки перистых облаков в высоком небе.
Стою во дворе и жду маму.
На мне военного образца фуражка с лаковым козырьком, стального цвета гимнастерка и отутюженные штаны, на ногах черные ботинки. А в руке дерматиновый портфель. Там букварь, карандаши, счетные палочки и тетрадки.
Рядом, сидит друг Дозор, и все это с интересом рассматривает.
Меня сейчас поведут в школу, а его нет. Собакам учиться не положено.
Затем на крыльце появляется мама, в красивом бордовом платье и с букетов георгинов в руках, спускается по ступеням.
– Ну что, пойдем сынок?
– Ага, – говорю я, после чего Дозор остается во дворе, а мы выходим за ворота.
Вдоль них длинная, в два конца улица, с высокими деревьями у заборов.
Со стороны перекрестка к нам приближается тетя Соня, ведущая за руку моего двоюродного брата Юрца, обряженного в школьную форму. У них тоже цветы и портфель. Мы с братом вместе будем учиться в первом классе.
Затем мамы приветствуют друг друга, Я и Юрец солидно киваем друг другу, после чего идем вчетвером вдоль улицы, в сторону синеющего вдали террикона.
Вскоре улица кончается, выходим на околицу, справа за которой конный двор, а впереди первые дома поселка Краснополье.
Он примыкает к городской окраине, на которой мы живем, там же находится и школа.
Когда-то в ней учились мамы и отцы, а теперь пришло наше время.
Поселок открывается в обширной низине, с многочисленными улицами, затененными садами, в центре его белый клуб с почтой, несколько магазинов и школа.
Она в длинном одноэтажном здании с большими окнами, просторным зеленым двором с клумбами и примыкающим к нему справа сквером.
Двор перед школой пестрит многочисленными детьми с родителями, на крыльце стоят несколько строгого вида теток, а из репродуктора над ним, бодро звучит песня
Всё выше, выше и выше
Стремим мы полёт наших птиц,
И в каждом пропеллере дышит
Спокойствие наших границ!
Мы вливаемся в праздничную толпу, мама с тетей обмениваются «здрасьте» со знакомыми, а мы с Юрцом рассматриваем сверстников.
Все они поселковые, никого из ребят мы не знаем.
Потом в репродукторе что-то щелкает, он замолкает, и одна их теток на крыльце призывает всех ко вниманию.
Для начала она поздравляет школьников с началом нового учебного года (родители громко хлопают в ладоши), а затем приглашает первоклашек занять места перед крыльцом.
Таких набирается человек тридцать, нас выстраивают с букетами у него в два ряда, а потом откуда-то возникает старшеклассник в красном галстуке с маленькой девочкой на плече, и та громко звонит в колокольчик с деревянной ручкой.
Родители умиляются и снова хлопают в ладоши, а пара проходит перед нами.
Стоящий позади чубатый пацан отпихивает меня, чтобы лучше видеть, а я в свою очередь толкаю его. На нас шикают.
Торжественная часть завершается вручением цветов спустившимся с крыльца учителям, после чего родители остаются снаружи а учеников разводят по классам.
Наш в дальнем конце высокого длинного коридора, просторный и с четырьмя большими окнами. В нем три ряда зеленых парт, перед которыми стол со стулом, а за ними на стене, большая черная доска, рядом с которой тумбочка.
Затем сопровождающая нас молодая женщина в белой блузке и длинной расклешенной юбке, рассаживает всех ребят по партам.
Мы с Юрцом хотим вместе, на заднюю, не получается. Меня с девчонкой в белом фартучке, украшенной двумя бантами, она усаживает на одну из передних парт, братан, с еще одной, оказывается у окна, на третьей.
– Итак, ребята, будем знакомиться, – говорит, закончив процесс, учительница. -Меня зовут Лилия Иосифовна Достлева. Я ваш классный руководитель. Буду учить чтению, письму и счету. А теперь узнаю кто вы. Кого буду называть, нужно встать и ответить «я». Понятно?
– Поня-ятно, – тянут несколько голосов, а потом сзади что-то падает.
– В чем дело? – глядит туда классный руководитель. И мы тоже поворачиваем головы.
– Он дернул меня за косу, – басит с предпоследней парты длинная рыжая девчонка. А я дала ему сдачи.
– Как твоя фамилия, мальчик? – задает вопрос учительница, поднимающемуся с прохода, расстроенному пацану.
– Равлик, – сопит тот. – Я больше не буду.
– Сядь на место и больше так не делай.
Пацан усаживается, а Лилия Иосифовна, берет лежащий на столе журнал и зачитывает по нему фамилии.
Первым встает Юрец – его фамилия Ануфриев, и так до последней буквы алфавита.
Когда знакомство заканчивается, учительница присаживается на стул и предлагает всем достать из портфелей буквари, что все тут же исполняют.
– По ним я буду учить вас читать, – говорит она. – А может кто-то уже умеет?
– Я могу! – пищит сидящая рядом со мной девчонка, « я, и я тоже» раздается еще несколько голосов.
– Похвально, – кивает Лилия Иосифовна.
Читать я тоже могу, но молчу. Чего зря хвастать?
Затем она предлагает нам достать тетрадки и разъясняет, что в тех, что в линию, мы будем писать буквы и слова, а которые в клетку – цифры.
Далее наступает очередь счетных палочек, и когда я достаю из портфеля свои, они рассыпаются, а я лезу под парту.
– Это кто у нас? – интересуется учительница, когда сопя, появляюсь снова.
Я называюсь и получаю замечание. Оказывается на все в классе нужно спрашивать разрешение. Для чего следует поднимать руку.
Когда ознакомление с наличием у всех школьных принадлежностей заканчивается, классный руководитель знакомит нас с правилами поведения в школе, распорядком и другими нужными вещами.
А спустя некоторое время из коридора доносится звонок, и Лилия Иосифовна сообщает, что наш первый урок закончен, можно расходиться по домам, а завтра в восемь утра, всем быть в классе.
Когда в числе других первоклашек, мы с Юрцом выходим на зеленый двор, сзади меня окликают «эй пацан!» Оборачиваюсь – сзади стоит чубатый.
– Чего надо?
– Стыкнемся?
– Давай.
Вслед за этим, бросив портфели на траву, мы с ним начинаем драться. А когда, сцепившись, падаем на землю, откуда-то возникает взрослый дядька и нас растаскивает.
– Драться в школе нельзя, – говорит он. – Понятно?
– Ага, – бурчим мы с чубатым.
Чуть позже, мы с Юрцом идем по знакомой дороге домой, размахивая портфелями.
– А ничего в школе, интересно, – говорит он.
– Ну да, – отвечаю я. – Жаль только, нельзя лазать под парты и драться.
Поземка
Позднее утро, зима, в доме потрескивает печь, на стене кошачьими глазами водят по сторонам ходики.
Мама в зале что-то вышивает на пяльцах, маленькая сестренка спит в спальне в своей кроватке.
У меня грипп, и я третий день не хожу в школу.
Сижу в соседней комнате на стуле, и смотрю в окно, выходящее на зады усадьбы.
Там дрожат ветками голые деревья сада, и белеет волнистыми сугробами огород, за забором которого автомобильная трасса, с летящей по ней поземкой.
Она ведет из центра мимо нашей улицы в заснеженную степь, а куда дальше, я не знаю.
Примерно с час назад, на перекрестке трассы остановился трехосный, с брезентовым тентом грузовик, откуда вниз спрыгнул солдат и встал на обочине.
На нем были шапка – ушанка, песочного цвета бушлат, на ногах кирзовые сапоги.
За плечами висел автомат, а в руках солдат держал красные флажки.
Потом грузовик уехал, а я сразу же побежал на кухню и сообщил об увиденном отцу, растоплявшему на кухне печку.
Он вместе со мной прошел в комнату, к окну, поглядел туда и сказал, – это, сынок, военный регулировщик.
– В смысле? – не понял я.
– По-видимому, скоро мимо пройдет армейская колонна, а боец флажками укажет ей дальнейший путь следования.
– Они едут на войну?
– Нет, – чуть улыбнулся отец. – Скорее всего, на учения.
Потом мама приготовила завтрак (все поели), отец ушел чистить во дворе снег, а я снова устроился на прежнем месте, в ожидании колонны. Шло время, она не появлялась, солдат стал явно мерзнуть.
Он опустил уши шапки, часто хлопал руками по бокам и пристукивал сапогами.
– Ну, как, все стоит? – спросил, вернувшись со двора, пахнувший морозом, отец.
– Ага, – ответил я. – А колонны нету.
Не раздеваясь, отец прошел ко мне, с минуту глядел в стекло, а потом, снова вышел.
Вскоре он стоял рядом с бойцом, они о чем-то поговорили и направились к нашему дому.
Затем на веранде хлопнула дверь, за ней вторая и на кухне, в облаках пара, появились отец с солдатом.
– Надя! – позвал отец маму.
Чуть позже, сняв шапку и поставив рядом в угол автомат, русоголовый солдат с аппетитом уплетал за кухонным столом, жареную картошку на сале.
Мне же было поручено смотреть в окно и предупредить о появлении колонны. Трасса оставалась пустынной, мама налила гостю чаю, а к нему наложила в блюдце вишневого варенья.
После чего ушла в зал, где снова занялась вышиванием.
Все это время я одним глазом смотрел на трассу, а вторым на автомат. Никогда такого не видел.
Те, что показывали в военных фильмах, были с куцыми дырчатыми стволами и круглыми дисками, а этот совсем другой. Похожий на игрушку.
– Что, нравится? – перехватил мой взгляд, солдат, прихлебывая горячий чай из чашки. – Можешь потрогать.
Я слез со стула и, пройдя на кухню, осторожно коснулся автомата. Он был холодный, чуть пах смазкой и с мелкими каплями на металле.
– Так, спасибо вам за все, – поднялся со стула гость.
Затем он протянул мне руку «дай пять пацан», и я шлепнул в нее ладошкой.
После солдат поправил торчащие за голенищем флажки, натянул на голову шапку, прихватил свой автомат, и они с отцом вышли.
Через несколько минут, он вновь стоял на перекрестке, а вскоре со стороны центра подошла колонна.
Впереди рулил зеленый «бобик», за ним десяток, с брезентовыми тентами таких же грузовиков, к которым были прицеплены с длинными стволами пушки.
Наш солдат выбросил одну руку с трепещущим флажком вперед, а вторую вскинул над головой.
Колонна, урча моторами, медленно потянулась в сторону заснеженной степи.
Миновав перекресток, последняя из машин на несколько секунд остановилась, из-под тента высунулась рука, боец влез в кузов, и автомобиль снова тронулся.
– Пап, а пап, – обернулся я от окна, к стоявшему рядом отцу, когда трасса опустела, и машины скрыла летевшая вслед поземка. – У тебя на войне были такие пушки?
– Это гаубицы, сынок, – ответил он. – Мои были калибром меньше.
Мороз и солнце
Выйдя за ворота с лыжами и палками в руках, я, паря ртом, оглядываю пустынную, с сугробами вдоль заборов, улицу, и поглубже натягиваю на голову шапку.
Сегодня в школу идти не надо. На улице мороз за двадцать, занятия отменены, и я радуюсь.
Улица – не школа, ее никто не отменял, а потому нужно подышать свежим воздухом.
Воткнув палки в снег, я кладу лыжи рядом стягиваю с руки варежку и, сунув в рот два пальца, издаю резкий свист.
С высокого тополя на углу, срывается стая дремавших там галок и с карканьем уносится в небо.
Из двора напротив тут же раздается ответный, потом открывается одна из створок ворот, и наружу выходят мои друзья, Сашка с Вовкой. Оба тепло одеты, в руках палки с лыжами.
Сашка учится в пятом классе, я в четвертом, а Вовка второклашка.
Прошлым вечером мы договорились с утра отправиться на Буровую.
Буровая – это степной курган в паре километрах от городской окраины, с которого можно с ветерком скатиться вниз. Что нам весьма нравится.
– Ну как, пацаны? – вопрошаю я через дорогу. – Готовы?
– А то! – отвечает Сашка, Вовка молча кивает.
Затем мы прилаживаем к ногам лыжи с ременными креплениями, берем в руки палки и выбираемся на проезжую часть. Ее после снегопадов регулярно чистит трактор.
У крайнего справа дома, пересекаем отвал, за которым сбоку уходящей в степь трассы, виднеется наезженная лыжня. Ее проложили солдаты.
Сразу за нашей улицей военная часть. Охраняющая лагерь строгого режима.
Летом, по утрам, солдаты бегут трехкилометровый кросс, в направлении Буровой, а зимой, обычно по субботам, такой же, но на лыжах.
Вот они и накатали след, на который мы быстро выбираемся.
Лыжи отлично скользят, впереди Сашка, я за ним, Вовка замыкающий.
Когда наша улица, с поднимающимися вверх белыми столбами дыма над крышами остается позади, мы прибавляем ходу и, сопя носами, вразмашку машем палками.
Вскоре Вовка отстает, а мы с Сашкой мчимся наперегонки.
Примерно через километр останавливаемся у заснеженной воронки, откуда торчит здоровенный куст шиповника, стягиваем с рук варежки и лакомимся его ягодами, выплевывая изо рта косточки.
Чуть позже к нам присоединяется Вовка.
Погода, между тем, на глазах меняется: небо становится ясней и выше, в нем проглядывает серебристый диск солнца.
– А мороз – то, того, вроде отпускает, – говорю я.
– Ну да, – щурится вверх Сашка. – Едем дальше.
Он первым берет в руки палки, сходит с наезженной колеи в пушистый снег, и торит дорогу в сторону виднеющегося впереди кургана.
Мы с Вовкой скрипим лыжами за ним, продвижение замедляется.
Но вот и конечная цель, останавливаемся у подножия. Осматриваемся.
Курган в десяток метров высотой, с железной треногой на верхушке, слева пологий, уходящий вдаль, склон, переходящий в заснеженную равнину.
Посередине ее школьный сад, с заиндевелыми деревьями, за ним просматривается одинокий хутор. С его островерхих крыш в небо тоже поднимаются дымки. Как на нашей улице.
– Ну что, айда наверх? – оборачивается к нам Сашка.
– Айда, – отвечаю я, и мы, раскорячив лыжи углом, взбираемся на курган.
Оттуда обзор еще шире.
Метрах в двухстах за ним высится массив водокачки и домик смотрителя, а вдали чуть просматривается Мазуровская балка.
Я первый, – говорит Сашка, поправив крепления, вслед за чем отталкивается палками и, пригнувшись, несется по склону вниз. В сторону сада. За ним поднимается снежная пороша.
Через пару сотен метров движение замедляется, Сашка останавливается и машет нам рукой, – давай следующий!
Я ступаю в оставленный им след, и тоже мчусь вниз, в ушах свистит ветер. Лыжня удлиняется еще, последним съезжает Вовка.
Около часа мы поочередно скатываемся вниз, хохоча от избытка ощущений.
К этому располагает и ставшее голубым небо, с висящим в нем солнцем, нестерпимый блеск снега, а также пахнущий антоновкой воздух.
– А может мотнемся на Кухарев бугор? – предлагает после очередного спуска Сашка.
– Мотнемся, – соглашаемся мы с Вовкой.
Снова выстроившись по ранжиру, скрипим лыжами по белой целине в сторону школьного сада.
Первые деревья в нем сажали еще наши деды с бабушками, потом родители, а прошлой весной и мы. Вроде как традиция. Сад будь здоров, несколько гектаров, летом и осенью в нем полно яблок с грушами и слив, которыми все лакомятся.
Миновав сад, принимаем чуть вправо и, минуя опушенные инеем кусты терна, в которых прыгают синицы, спугиваем зайца.
Он выскакивает из-под ног Сашки и в снежной пороше катится в сторону Мазуровской балки.
–Улю-лю! – вопим мы вслед ушастому, а когда он исчезаем, двигаем дальше.
Спустя полчаса достигаем бугра, который с нашей стороны является фактически плоскогорьем. А вот с другой, за ним, уходящая далеко вниз, обширная пологая долина. Слева, в туманной дымке, на ее склоне просматриваются окраинные поселковые дома, а справа каменное, с выходами плитняка, глубокое ущелье.
Мы берем курс к центру и вскоре останавливаемся на склоне.
Там несколько минут осматриваемся, прикидывая, где удобней спуск, затем Сашка отталкивается палками и, пригибаясь, несется вниз.