«Безрассудное ныряние»
Он приходил в номер и с демонстративно ироничной улыбкой осведомлялся, откуда, мол, красота такая. Повторю: персики таких формы и окраски не продавались в принципе; я видел нечто подобное только в Южной Америке. Экспериментальная какая-то тема была, поэтому легально приобрести эти плоды не было возможности. Мы что-то нагло врали про загадочную старушку, одарившую нас персиками за то, что её перевели через шоссе. Со вздохом товарищ директор удалялся. На следующий день перед полдником мы обнаруживали у себя на столе огромную коробку с аккуратно подобранными экземплярами секретных персиков. Угощали ими девушек. Но всякий раз были раздосадованы. Это ведь как у восточного купца купить что-нибудь не торгуясь: весь кайф обломан, никаких эмоций и ощущения охоты. Так что через неделю мы вновь в кровь царапали локти, перемахивая в запретную зону. Не персики нужны были нам, но азарт.
Миниатюрный двухэтажный комплекс для ученых с дюжиной номеров располагался на красивом скалистом пьедестале, обсаженном реликтовыми деревьями, откуда открывался впечатляющий вид на Ялтинский залив. А на приватный пляж для заслуженных ботаников можно было попасть двумя волшебными путями: либо вальяжно спуститься по живописной полукилометровой лестнице, траекторившей среди неимоверных экзотических кустов, либо на экспресс-лифте и далее через мрачный просторный тоннель, выбитый в крымском граните и напоминающий столичное метро. Очевидно, что себестоимость этой по-сталински размашистой конструкции и её эксплуатация не могли быть компенсированы даже если бы над ней располагался многоэтажный отель с номерами по тысяче долларов за ночь. Естественно, резиденты той райской точки почти ничего не платили. А имели многое. «Они рубль считают за два и имеют на завтрак имбирный лимон», негодовал БГ, и был неправ. Потому что, имея на завтрак «имбирный лимон», мы помнили о том, что рубль неконвертируем. И желали это дело исправить. И желания свои вскоре реализовали. Каждый по-своему.
Впрочем, не возьмусь утверждать, что Костины мечты на сто процентов реализованы. Повторюсь: он с младых ногтей бредил кинематографом. И не как потребитель кинопродукции, а как человек для кино рожденный: он в нем разбирался много лучше самых маститых отечественных профи. Однако пошел, что называется, по стопам родителя. Его отец был заслуженным биологом, и единственное чадо поступило в соответствующий вуз, на биофак Ленинградского универа.
Поэтому, между прочим, в нашей компании у Кости было прозвище Ботаник, которое, подчеркну, абсолютно не имело нынешней пренебрежительной коннотации. Просто тем самым обозначался тогдашний фронт служебных интересов перспективного советского микробиолога и будущего постсоветского медиамагната.
– Сейчас Ботаник приедет, познакомишься,
– лукаво молвила Наташа Макаревич, знавшая, что я недоверчиво привечаю новичков, не апробированных ветеранами нашей тусовки на нейтральной территории типа пляжа в Серебряном бору или притона в Сокольниках, которым служила однокомнатная квартира на втором этаже хрущевской пятиэтажки.
«Костины мечты на сто процентов реализованы?»
Хозяином притона был небезызвестный Миша Королев – сертифицированная душа компании, обладатель чудного волжского баса, простенькой гитары, ну и (да-да) старого любительского фотоаппарата. Сокурсник Анатолия «Криса» Кельми и Владимира «Джеймса» Кузьмина. В ту пору ни разу не культовый фотограф российского глянца.
Нет, не было тогда в Москве ни глянца, ни России. Был сплошной СССР, и мы все дружно и старательно опровергали лживый тезис о том, что секса у нас нет.
Миша Королев (справа) с Андреем Заблудовским
Случались, конечно, «дни, когда опустишь руки, и не ни слов, ни музыки, ни сил» ©, но в основном наши будни – в контексте серых телеканалов, заполненных скучной камерной музыкой и бесконечными монотонными репортажами с нескончаемых съездов разномасштабных подразделений КПСС & ВЛКСМ, – были заполнены отнюдь не безопасным сексом, подпольными рок-концертами, разнузданным весельем, фрондой, и все это было плотно упаковано и залито липким портвейном.
Те, кто обладал свободной территорией, всегда становились жертвами набегов. Звезда мгимошных дискотек Саша Любимов, где он был диск-жокеем, снимал всего лишь комнату в коммуналке и не мог привечать гостей. А вот будущий фотограф номер один Королев, сожительствующий на тридцати квадратных метрах со своей ироничной подружкой, медсестрой Надей, имевшей в силу проф-специфики доступ к самым интересным препаратам, вынужден был принимать гостей семь раз в неделю.
МАЛЕНЬКИЕ МАКАРЕВИЧИ
Особенно, конечно, ценилась «площадка Макаревича». Сам-то музыкант жил на площади Гагарина, однако прописан был в однокомнатной квартире на Комсомольском проспекте, что напротив МДМ. В этом богемном гнезде на первом этаже кирпичной девятиэтажки жила его единственная сестренка. Которая, в свою очередь, была прописана в квартире родителей, находившейся в этом же доме, но несколькими этажами выше. Последнее обстоятельство было бесспорным преимуществом точки: продукты никогда не кончались. Ни-ког-да. В любое время юную Наталь Вадимовну можно было склонить к вылазке в родительский холодильник за банкой паюсной или коробкой гэдээровского печенья.
Макаревич с родителями
Наташа вышла замуж в шестнадцать лет, якобы по залёту банальному, а на самом деле по любви истинной.
Просто, чтобы влюбленные не жили во грехе, родители им сделали соответствующую справку для ЗАГСа. Мама Макаревичей, Нинэль Марковна, была медиком со стажем, потому получить такую лицензию на ранний брак ей труда не составляло.
Натальин муж, Валера Воронин, лет на пять постарше супруги. Единственный в той компании, кто прошел школу срочной службы в рядах «непобедимой и легендарной» («Кто в армии служил, тот в цирке не смеется» – его любимая присказка). Обладатель завидной атлетической фигуры, хитроватого неисчерпаемого обаяния, бесспорного чувства юмора, загадочной славянской ироничности и немереного тестостерона, что доказывала ранняя лысина, которая придавала спортивному улыбчивому блондину солидный шарм.
Его молодая супруга, напротив, была миниатюрной брюнеткой с таинственным восточным драйвом и вечно пылающими очами. Оба учились в МАрхИ, который Андрей Макаревич не без проблем (его слили с дневного отделения за «Машину времени») закончил года за три до моего с этой семьей знакомства.
Чтобы отличать эту пару от семейства Макаревича-старшего, за глаза их звали «Маленькие».
У Валеры есть старшая сестра, Ольга, которая была одноклассницей и боевой подругой Миши Королева. Я не видел Олю с конца восьмидесятых, но в июне 2011 года мы с ней вновь пересеклись, в студии Михаила на знаменитом «Винзаводе». По не самому весёлому поводу: поминали общую знакомую. Ностальгировали, естественно, по нашим лихим куражам, мыли косточки общим знакомым, которые по капризу судьбы все как один стали социально значимыми (©).
Кстати, Костю Эрнста Оля Воронина почему-то никогда особенно не жаловала, хотя он был другом семьи достаточно долго и та же программа «Смак» (что изначально, до прихода Вани Урганта, означало «С МАКаревичем») на Первом появилась именно с подачи Эрнста, который тогда каналом не руководил, но имел серьезное влияние на Влада Листьева, как раз в 1993-м возглавившего телекомпанию ВИD.
В тот же Никитский сад мы, бывало, ездили втроем: Эрнст, младшая Макаревич и я. Потом в том же составе, но вместо Наташи – её муж. В полном комплекте, увы, поехать не смогли ни разу. Родился Андрюша, племянник Андрея Макаревича, и жить в одном номере с младенцем было не с руки, учитывая тогдашние наши алкогольные пристрастия.
Макаревич с племянником-тёзкой
Потом Маленькие с Костей общаться перестали, погрузившись, видимо, в карьеростроительство и воспитание наследника.
В Никитском все жили действительно в одном номере. Сейчас даже трудно представить, что одну, пусть и просторную, комнату делило несколько весьма самостоятельных людей, привыкших все-таки к определенному комфорту. Эрнст был мастером ситуации, он умел администрировать отношения даже в масштабе застолья. Никто не роптал, потому что всем было хорошо.
Рекордным было лето 1989 года. Тогда в отведенный двадцатисемилетнему биологу Константин Львовичу номер на втором этаже чудо-пансионата вселилось полдюжины непростых гостей: Андрей Макаревич, Саша Любимов, Наташа Негода и Сергей Толстиков, естественно, сам инициатор крымского вояжа Костя Эрнст и я.
Правда, тогдашний секс-символ державы Негода, приехавшая в Никитский вместе со своим тогдашним ухажером Толстиковым, через пару дней нашла какую-то частную квартирку на горе между Нижним и Приморским парками. И влюбленная парочка оперативно освободила шикарный балкон, на котором располагалась койка их медового месяца. Условно говоря «медового», поскольку Сергей, как жаловалась Наталья, был хронически женат. Впрочем, лет десять или более после той поездки они прожили душа в душу, не знаю, уж насколько юридически при этом легализовав свои отношения.
Негода только что прошла через очередные разборки с непросыхающим балагуром Мишей Ефремовым, с которым бурно и нервно романилась с 1985 года, после его возвращения из армии. Она, кстати, училась в мастерской Ефремова-старшего в Школе-студии МХАТ, что не могло не обсуждаться среди богемы.
Тогда у кинобомонда еще не было моды на мезальянс: актрисы, быть может, и влюблялись в дедушек-кумиров, но до огласки или, тем паче, до ЗАГСа как-то не доходило. Михаил, замечу, лишь на два дня старше Натальи, а Толстиков – на шесть лет. Негоде в то ялтинское лето было ровно столько же, сколько Юлии Высоцкой на день свадьбы с разменявшим седьмой десяток Андреем Кончаловским.
Ольга Побединская, Евгений Додолев, Наталья Негода, Сергей Толстиков. Снимок сделан Костей Эрнстом
После драматического развала тандема Ефремов—Негода им сочувствовали: по Сеньке была шапка, как говорится, оба казались сторонним наблюдателям трогательно непутевыми затейниками. Сочувствовали, пока Н. Н. не вытащила – с подачи народной артистки СССР Татьяны Лиозновой – лотерейный билет «Маленькой Веры» и триумфально не прогремела на весь мир. Режиссёр Василий Пикуль, между прочим, всего на пару лет старше актрисы, взял Наташу потому, что Ирина Апексимова неожиданно от роли Веры отказалась, а Негода очень кстати явилась в тот день на Киностудию Горького за дебютным гонораром и попалась на глаза кому надо.
Ефремов, справедливости ради замечу, стал всесоюзной полузвездой еще до срочной службы, в четырнадцать лет сыграв роль бравого мальчика Пети Копейкина в ленте «Когда я стану великаном».
Так что союз у них был сплетнеобразующий. Роман угарный. И, существуй тогда у нас светская хроника как жанр, они обеспечили бы хлебом насущным легион папарацци. Перед съёмками «Маленькой Веры» пара скандально разошлась, а во время съёмок до Ефремова долетали из Мариуполя слухи об интрижке его бывшей пассии с партнером по фильму красавцем Андреем Соколовым. Хотя, думаю, разговоры были постулированы сюжетом сценария и скандальной постельной сценой, ставшей в истории советского кино революционной. Свечку никто не держал, сама же Наталья игриво отшучивалась.
Короче, Негоду расспросами кто, кого, как и почему мы не грузили.
Сергей Толстиков – совершенно неожиданно – в киноиндустрию вернулся лишь в прошлом году, типа, подвинув Никиту Михалкова на посту исполнительного директора Федерального фонда социально-экономической поддержки отечественной кинематографии. До этого он без лишнего шума рулил в Альфа-банке и «Трансмашхолдинге».
Негода, помнится, говорила, что её ухажер – сын видного ленинградского партийца Василия Толстикова, который был хозяином города до Григория Романова, а затем послом СССР в Нидерландах. Мы как-то во время пьянки в ПРОКе наехали на Сергея с допросом, но он энергично свое родство с партийцем отрицал, говорил, что корни его в Костроме. Ну да ладно, проехали.
Толстиков был таким ну совсем небогемным перцем, вполне, по-моему, похожим на бодрого комсомольского функционера, из циничной обоймы которых, собственно, и формировались все наши олигархи.
Любимов, автор, Негода, Эрнст, Толстиков, Макаревич
Однако он заслужил определенный респект в тусовке и как бы даже прославился тем, что во время Московского кинофестиваля совершенно конкретно дал в репу журналисту, разместившему в каком-то листке фото его спутницы с инициалами Н. Н. по соседству с изображением М. М. (Мэрилин Монро). Так и было написано, как помню: «Н. Н. и М. М.» – черным по белому. Не знаю, правда, что в данной публикации было оскорбительное для Негоды.
Не знаю, но догадываюсь. Никаких интернетов тогда, само собой, не было. Жили мы в Советском Союзе и все информационные потоки не ловили, а генерировали сами. Это я к тому, что Наташа полуподпольно снялась для облоги культового заокеанского журнала Playboy, получила за это какую-то немыслимую по советским меркам сумму и дала в Штатах полсотни интервью. И не очень рассчитывала, что обо всем этом узнают на родине.
Журнал вышел в мае 1989-го; майки со слоганом «From Russia with love» были в том году хитом так называемых сопутствующих продаж издания в Штатах. Негода отымела свои пятнадцать минут славы в глобальном масштабе. Это реально была Девушка года. Гиперкомпенсация для тихой экс-студентки Школы-студии МХАТ, которая в эротическом смысле была, пожалуй, наименее востребованной на своем курсе. Да и работа в Театре юного зрителя, где она специализировалась на ролях совсем не плейбоевских зайчиков, никаких радужных перспектив ей не рисовала.
Она всех сделала. Всех. Даже тех киношников-ханжей, которые с возгласами «позор!» покинули Дом кино во время памятной премьеры культовой ленты. Её на самом деле зауважали. Полюбили. Восхищением захлебнулись. Конкретно.
БОЛЬШАЯ ВЕРА… В УСПЕХ
Только в 2021 году довелось побеседовать об этой ленте с Андреем Соколовым:
– Вас называют первым секс-символом перестройки. После фильма «Маленькая Вера». Это было обременительно или льстило самолюбию?
– Ну, поначалу было приятно, безусловно, потому что это было ново, неизвестно, первые шаги в кинематографе…
«Маленькая Вера» была снята после окончания мной первого курса. И пока весь курс отбывал «повинную» по уборке Щукинского училища, я получал огромное удовольствие от того, что происходило на съемочной площадке. Пальмы, белый пароход, море, шикарно просто! А то, что случилось потом… Это сейчас я могу осознать, какой это был выстрел, взлет и так далее. А тогда мне это казалось естественным, в том смысле что, ну, мы же работали, поэтому вот и отдача. Ну и слава богу, так и должно быть. Месяца два назад я был где-то в поездке. В гостинице пересмотрел фильм. Он жёсткий, безусловно. Но хороший, честный. И я помню, как он сложно пробивался.
– А почему так?
– Ну, потому что сначала ему дали третью категорию. Раньше было несколько категорий: третья, вторая и первая. Первая была высшей категорией, которая показывалась в большом количестве кинотеатров, вторая – поменьше… А третья – где-то вообще на периферии.
Автор с А. Соколовым
И на один из моих юбилеев Вася, режиссер картины Василий Владимирович Пичул, царство ему небесное, подарил мне вырванный из какого-то журнала протокол собрания по поводу «Маленькой Веры». В котором рекомендовали не давать фильму первую категорию, поскольку там были определенные сцены и фразы. Был скандал, написали письмо на Киностудию Горького. Это привлекло внимание. Потом пресловутый показ в ЦК, во время которого Горбачёв вышел без комментариев, – и все зависло. Не знали, как к этому относиться. Оказалось, что ему понравилось. После этого была дана «зелёная дорога».