Мимикрия - Марго Эрванд 4 стр.

– Как ты? Тебе лучше? Ничего не болит? – спрашивает Дэвид, обращаясь ко мне.

Врач больше для него не существует. Это приятно и трогательно. Я плачу. Я не думала, что способна еще на это, но слезы катятся по щекам, и я не могу остановиться.

– Все будет хорошо, все будет хорошо, – повторяет он, нежно прижимая меня к своей груди.

Я чувствую приятный аромат его тела. У него не было времени принять душ, побрызгаться одеколоном. Сейчас он передо мной совершенно чист и безоружен. Я льну к нему все сильнее. Мне нужно кого-то любить. Мне нужно чувствовать себя любимой.

Беременность сохранить не удалось. Первые дни после выписки из больницы из меня продолжали выходить какие-то вонючие куски. Я старалась не смотреть, но каждый раз, спуская воду в унитазе, видела, как багровой воронкой закручивается слив. Кровь продолжает идти до сих пор, но сегодняшний осмотр у гинеколога дал понять, что в дополнительной чистке я не нуждаюсь, полость матки чистая. Это хорошая новость, как и то, что меня больше не тошнит. Но есть и плохая: я не знаю, что мне теперь делать. Я не дура и прекрасно понимаю, что этот нерожденный малыш был единственной причиной, по которой Дэвид сделал мне предложение. Это был его долг. Но теперь мы вроде как в расчете. Он мне больше ничего не должен, разве нет?

Сегодня выходной, и я сижу в гостиной. Дэвид разливает вино по бокалам. Классический сценарий последних пару дней: выпить, посмотреть кино и заняться сексом. Нам и говорить даже не приходится. Это странно. Это ненормально.

Я смотрю на свое обручальное кольцо, на то, как оно искрится при искусственном освещении. Оно очень красивое и наверняка дорогое. Мне никогда не забыть кислую мину Бриджит, когда я показала его ей. Оно и правда шикарно. И, что самое страшное, мне, вероятно, придется с ним расстаться, когда Дэвид поймет, что нас больше ничего не связывает.

– Почему ты решил стать архитектором? – спрашиваю я, когда он протягивает мне бокал с красным вином.

– Решила сделать со мной еще одно интервью?

Его улыбка ослепляет меня, манит, как в день знакомства. Хочется притянуть его к себе и жадно впиться в его губы, погрузить пальцы в его густые жесткие волосы. Закрываю глаза и гоню от себя эти фантазии. Еще рано.

– Нет, просто интересно. Так, как же ты решил стать архитектором?

– Мне всегда хотелось построить мир по своему проекту, – отвечает Дэвид.

Он садится на диван рядом со мной и начинает щелкать пультом. На меня он не смотрит, он сосредоточен на выборе фильма на этот вечер.

– Захотелось почувствовать себя богом? – спрашиваю я, делая глоток вина.

Незрелый напиток имеет кислый и грубый вкус. Отец научил разбираться в винах, когда мне исполнилось пятнадцать. Пожалуй, это мое самое светлое воспоминание о нем. Меня он никогда не любил. Терпел – да, но не любил, не понимал, не принимал. Дэвиду нравится пробовать импортные сорта. Это ему привезли клиенты из Грузии. Я думала, это штат на юго-востоке Америки, но, оказывается, это страна с другого континента. Надо будет посмотреть потом на карте. Если не забуду.

– Хм, никогда не проводил такой параллели, – отвечает Дэвид, пробуя вино на вкус. Он морщится, но делает еще один глоток. – Резковато.

– Это ты сейчас про вино или про мое сравнение?

– Наверное, и про то, и про другое, – отвечает он. – Что будем смотреть? Сегодня твоя очередь выбирать.

– Может быть, «Иллюзию обмана»? – спрашиваю я.

– Таких клоунов и на Бродвее полно, давай что-то настоящее, – командует он, продолжая щелкать пультом, приводя в движение картинки на экране телевизора.

– Так как насчет тебя, почему архитектор? – продолжаю упорствовать, хотя понимаю, что время упущено: еще мгновение – и на экране поползут титры, мы будем смотреть очередной фильм-катастрофу.

– Я хочу оставить после себя след. Я последний в роду Герра, а это большая ответственность, – серьезно отвечает он, и только после этого картинка на экране перестает быть статичной.

Я ненавижу фильмы такого толка, а потому уже на двадцатой минуте, после жуткого крушения лайнера, перехожу к главному блюду вечера. К чему сдерживаться? Мы женаты, и секс – это то, что все еще держит нас вместе. Теперь, когда во мне больше не теплится новая жизнь, он не церемонится. Его движения резкие и отчаянные, точно он пытается вбить в меня кол. Но теперь я знаю, он хочет, чтобы я снова была беременна. Беременна ребенком Герра.

Последний сандвич был лишним. Во рту чрезмерная сладость. Я открываю новую бутылку с водой и делаю несколько глотков. Баланс вкусов восстановлен. Оставшейся водой я брызгаю себе в лицо. У меня случаются внезапные приливы. И сейчас мне дико жарко, как может быть только в финской бане. Моя кожа становится влажной, а одежда мокрой. Переодеваться я не стану. Едва ли я смогу снова подняться по этим крутым лестницам.

Я смотрю в окно. Из кухни открывается вид на задний двор и холм. Сегодня только десятое августа, но на сочном зеленом лугу уже появились желтые пятна и проплешины. Природа увядает. И я вместе с ней. Меня часто стали посещать дурные мысли. Я много думаю о смерти. О том, какой она может быть. А главное, каково это, умереть в 23 года? Наверное, в день похорон священник скажет, что у этой молодой женщины впереди была вся жизнь. Она сама могла подарить новую жизнь. Немногочисленные скорбящие будут молчать и горестно кивать головами. Но все это ложь. Мое тело не способно дарить жизнь. Оно рождено для того, чтобы убивать. Раз за разом, снова и снова.

Я быстро учусь и больше не являюсь помощницей Отиса. Правда, он продолжает пытаться всучить мне свои записи на расшифровку.

– Но-но, черная работа в прошлом, – качая головой, говорю я.

Он улыбается и сам садится работать с аудиофайлом. А я прохожу на свое рабочее место и не без гордости включаю компьютер. Я, конечно, не такая крутая, как Отис Ли, но и не такая никчемная, как Лэнс Томпсон. Вчера Грымза его отчитала при всех. Назвала его текст записками сумасшедшего. И, прежде чем скрыться за своей стеклянной дверью, дала ему понять, что не забыла о его шалостях. О чем шла речь, я не знаю, вероятнее всего, это случилось до моего появления, потому что за четыре месяца, что я тружусь в журнале «Фокус», моя свадьба была самым обсуждаемым событием. О том, что у меня должен был быть ребенок, никто так и не узнал. Я не успела похвастаться этой новостью ни тогда, три месяца назад, ни теперь. Два дня назад у меня произошел еще один выкидыш. В этот раз все случилось еще быстрее. Я едва успела пописать на тест. Дэвид успел больше: в этот раз он купил детскую кроватку.

– Не рановато? Это вроде плохая примета! – говорю я, наблюдая за тем, как он после рабочего дня собирает кроватку, четко следуя инструкции.

– Нет! Ребенок должен чувствовать, что его здесь ждут!

Его ответ звучит убедительно, и я не спорю. Но наш малыш, похоже, этого не почувствовал. В этот раз кровь пошла на шестой неделе. И хотя мы поехали в больницу, я точно знала, что спасать там уже нечего.

Я открываю свои записи. В следующий номер я готовлю материал о медицинском туризме. Это задание Долорес, до своих тем я еще не доросла. Три дня назад, когда я ходила брать это интервью, настроение у меня было другим. Тема проблем зачатия, экстракорпорального оплодотворения, женского и мужского бесплодия меня не касалась. Я была беременна. Но сейчас, открывая этот файл, я точно знаю, что меня ждет, и от этого глаза наполняются слезами. Я едва успеваю взять себя в руки, когда замечаю оживление в зале. Шон с Бриджит хотят сделать объявление. Все это время я старалась о них не думать, старалась не замечать. Но сейчас мне некуда скрыться, я в гуще событий.

Я смотрю на их счастливые лица, и у меня перехватывает дыхание. Я с силой сжимаю кулаки, так, чтобы ногти вонзились в кожу, достигли кости. Мне больно, но эта боль удерживает меня на ногах. Я не могу оторвать взгляд от слащавой улыбки Бриджит. Сегодня она пришла в брюках и кофте свободного кроя. Я давно заметила, как она пошла вширь. Ее зад, больше не выглядит таким аппетитным, как раньше, но Шона это не смущает. Я надеялась, что он ее бросит, но, судя по всему, он собирается на ней жениться, иначе к чему весь этот шум. От этой догадки мне становится дурно.

– Ты уже знаешь? – почти шепотом спрашивает меня Райан, он стоит возле меня и выглядит обеспокоенным.

– У тебя что-то случилось?

– Нет. Я про Шона и Бриджит, – говорит он, кивая головой в их сторону.

В центре зала Шон срывает аплодисменты, открывая бутылку шампанского. Я стараюсь ничего не упустить из виду, но при этом отмечаю, что искренне жду появления Грымзы. Она не может это пропустить. Она должна навести тут порядок. И как можно скорее. Пусть женятся и празднуют свое счастье сколько угодно, но только не так. Только не у меня на виду.

– Кажется, она беременна, – все тем же заговорщическим голосом сообщает Райан.

Я чувствую, как земля уходит у меня из-под ног. Хорошо, что я не надела сегодня туфли на каблуке, а то бы точно упала. Я опираюсь на стол, стараясь никак не выдать своих чувств. Но, видимо, тщетно.

– Все в порядке? Ты какая-то бледная, – продолжает Райан и протягивает мне бутылку воды. – Я чувствовал, что у тебя к Шону что-то осталось.

Он не мог сказать ничего более отрезвляющего. Я не могу позволить меня жалеть. Ни ему, никому другому. Нет, все что угодно, но только не статус брошенки. Делаю несколько жадных глотков воды. Она ледяная. То, что мне нужно, чтобы потушить пожар внутри, чтобы отрезвить голову.

– У меня вчера случился выкидыш, – говорю я и вижу, как лицо Райана искривляется от боли.

– Прости, прости, вот же я дурак, – произносит он, обнимая меня.

Он пытается меня поддержать и утешить, и мы невольно притягиваем внимание коллег.

– Эй, вы чего это тут устроили? Это Шона и Бриджит надо поздравлять! У них скоро будет ребенок и они женятся! – ликует Оззи. – Или у вас свой повод для объятий? Ну, давай колись?

Сложно понять, к кому из нас он обращается, но Райан берет удар на себя. Он говорит о том, что его сын вчера сказал первое слово. Оззи легко верит в эту историю. А я благодарю Райана одними только глазами. У меня нет сил на слова.

Все пьют за счастье будущей четы Белл. И даже Долорес принимает в этом участие. Она говорит им свое напутственное слово, когда я незаметно выхожу из общего зала и уверенным шагом иду к святящейся табличке «Выход».

Желание стать матерью стало для меня навязчивым. Сегодня мне даже приснилось, что у меня уже большой живот и я ношу странную одежду, похожую на парашют. Проснулась я в хорошем настроении, что в последнее время редкость. Часто бываю раздражительной и обидчивой. Я много плачу по поводу и без. Наверное, именно это состояние принято считать послеродовой депрессией. Вот только беда в том, что я никак не могу выносить ребенка.

– Что со мной не так? Я хочу малыша! – начинаю я, едва мы с Дэвидом занимаем свои места в кабинете гинеколога.

– Все нормально. Такое бывает, – отвечает она с вежливой улыбкой.

Это всего лишь формальность, ничего не значащая заготовка. Она и дело-то мое еще не открыла.

– Сейчас посмотрим, – протягивает она, подтверждая мою догадку.

Сердце перестает биться. Я боюсь дышать. Боюсь думать. Я, как натянутая струна, сижу в кресле, чувствуя, как Дэвид крепко сжимает мои пальцы. Мы не переглядываемся. Мы не сводим глаз с Аманды Стюарт, нашего врача.

– Ох, два самопроизвольных выкидыша за четыре месяца, – выдыхает она. – Я же просила вас повременить хотя бы полгода. Это не очень хорошо, когда такое происходит с таким коротким интервалом.

– Я думаю, можно было остановиться уже после фразы «это не очень хорошо», – огрызаюсь я.

У меня внутри все кипит от злости на нее, на Дэвида, но прежде всего на себя. Что со мной не так? Почему я такая никчемная? Эта сука Бриджит носит ребенка Шона. Она уже на четвертом месяце, это вдвое больше того срока, что был у меня в последний раз. Почему?

Я возвращаюсь в реальность. В кабинет врача. И натыкаюсь на непонимание в ее глазах.

– Да, простите, мы ненарочно. Это случайно вышло, – Дэвид переключает на себя внимание Аманды, а за одно и мое.

Первый раз я вижу, как он складно умеет врать. А может быть, он проделывал это и раньше? Фраза «это вышло случайно» колом входит в мое чрево. Раз за разом. Я не могу больше сидеть. Я физически чувствую его внутри себя. Чертово воображение снова играет со мной в свои игры. Я вскакиваю с кресла и подхожу к окну. Я не могу и не хочу никого видеть. Мне нужно побыть одной. Побыть наедине со своими мыслями.

– У миссис Герра были до этого еще выкидыши или, может быть, аборты? – слышу я вопрос врача, адресованный Дэвиду.

– Нет. Это наши единственные попытки зачать ребенка, – уверенно отвечает он.

Перед глазами становится темно, и я мысленно переношусь в прошлое. В старенький трейлер, где я не один год жила с Джимом. Днем я была ему женой и любовницей, а по ночам забавой для его друзей. Он продавал меня. Кому за полтинник, кому за сотню, бывало, даже просто за косяк. А я не знала, как сказать «нет». Как прекратить это безумие. Я любила его. Я сходила по нему с ума. Даже после того, что он сделал, я все еще сохранила в памяти его образ: длинные кудрявые волосы цвета мокрой соломы, крепкие жилистые руки. А еще я помню, что в его объятиях я не могла фальшивить. Я была мощным наполненным сосудом, из которого только он мог извлечь первобытный гортанный крик.

– Что с тобой? – спрашивает Дэвид. Он крепко держит меня за плечи и трясет. – Почему ты кричишь?

Я и не заметила, как закричала. Я смотрю на него, но в голове эхом раздается вопрос о моих беременностях.

– Мы должны быть предельно честны с врачом, который пытается помочь нам стать родителями, – говорю я, возвращаясь в свое кресло. – Это не единственные мои беременности. Была еще одна.

Я чувствую на себе тяжелый взгляд Дэвида. Мне страшно посмотреть ему в глаза. Я боюсь увидеть такую же злость и ненависть, которая горела в глазах Джима, когда я сказала ему о беременности. Я думала ребенок спасет его. Изменит его отношение к жизни, а главное, ко мне. Я верила, что он снова будет только мой, а я его. Но он ударил меня с размаху. Он рассек мне щеку своим кольцом с зазубринами. Но на самом деле в тот вечер он вспорол мне душу. Выпотрошил без остатка.

– Это случилось больше года назад, – говорю я, чувствуя, как слезы катятся по лицу.

– Тоже самопроизвольный выкидыш? – хмурится врач.

Но ее ожидает неприятный сюрприз. А главное, он ожидает Дэвида.

– Нет. Я сделала аборт.

Теперь, когда мой желудок перестает урчать, я могу совершить свою ежедневную прогулку к озеру. Это, пожалуй, мое единственное развлечение, за исключением работы над книгой. Но это не забава, это серьезно. Я обязательно стану писателем. И не каким-то там миллионным участником самиздата от «Амазона», а настоящим автором с литературным агентом, контрактом с издательством и, может быть, даже кинокомпанией. Почему бы и нет? Здоровые амбиции еще никому не вредили. Мне так точно!

Я выхожу на улицу, и ноги приятно утопают в высокой траве с капельками росы. В теневых участках тропинки, ведущей к дороге, видны лужицы. Вероятно, вчера шел дождь, но я этого не помню. Я, босая, иду по земле, наслаждаясь ощущением мягкой и влажной земли под ногами.

В детстве мне это было неприятно и стыдно. Я боялась испачкаться. Но сегодня я точно знаю, что это совсем не та грязь, которой стоит опасаться. Землю, по крайней мере, можно смыть…

После моего внезапного откровения в кабинете врача Дэвид делает вид, что меня не существует. Он уходит на работу, когда я сплю, а приходит, когда я притворяюсь спящей. Это его выбор. Его игра. Я просто следую установленным правилам. Интересно, как долго это будет продолжаться. Сегодня уже ровно неделя. Я, как и всегда по вечерам, накрываю на стол к его приходу. В этот раз я впервые не заказываю еду из ресторана. Я прибегаю к помощи злосчастной кулинарной книги – своего свадебного подарка. Лазанья под соусом бешамель – любимое блюдо Шона, но я приготовила ее для Дэвида.