Обитатели домика поднялись раньше солнца. Девушка принялась за уборку и приготовление пищи, а юноша ушел трудиться в поле. Я догадался, что они бедны, бедны до крайности. Нередко они ставили перед стариком еду, ничего не оставляя для себя. Эта доброта тронула меня.
Вскоре я понял, что эти люди умеют сообщать друг другу свои мысли и чувства с помощью отдельных звуков. Прожив в своей лачуге несколько лунных месяцев, я стал понимать названия некоторых предметов: огонь, молоко, хлеб, дрова. Узнал я также и имена обитателей дома. Юношу звали Феликс, прелестную девушку Агата. Зимой они часто садились рядом и открывали большую книгу и, рассматривая знаки на страницах, произносили слова, некоторые из которых, мне уже были знакомы. Я видел, что мелкие знаки на страницах понятны им, и я жаждал их постичь.
С некоторых пор каждая беседа обитателей дома открывала мне глаза на человеческие отношения. Я видел, как любят они друг друга, как бережно заботятся о слепом отце.
Зло было мне еще чуждо. А примеры доброты и великодушия постоянно находились у меня перед глазами.
Проходило время. Наступила зима. Природа совершила полный круговорот. Ни одного нищего не прогоняли они от своих дверей. С каждым делили последний кусок хлеба. Теперь все мои помыслы были обращены на то, как бы мне показаться обитателям дома. В конце концов, я решил войти туда, когда слепой старец останется там один. Наступил ясный солнечный день, когда Агата и Феликс отправились на долгую прогулку.
Сердце мое сильно билось, ибо пришел час испытания, и я надеялся, что мне удастся внушить теплое чувство к себе этому благородному старцу. Я постучал в дверь домика.
– Кто там? – откликнулся старик. – Войдите!
Я вошел.
– Прошу простить меня за вторжение, – сказал я. – Я прошел долгий путь и хотел бы немного отдохнуть.
– Проходите, пожалуйста, – ответил старик. – Вот только жаль, что нет моих детей дома. Я слеп. Они лучше могли бы накормить вас и дать вам добрые советы.
– Не утруждайте себя, мой добрый хозяин. Мне нужно лишь обогреться и отдохнуть.
Я сел. И наступило молчание. Я так волновался, что не знал, с чего начать разговор. Но тут старик сам обратился ко мне:
– Куда вы держите путь? – спросил он.
– Я существо одинокое и несчастное. На всем свете у меня нет ни родственника, ни друга. Добрые люди, к которым я иду, никогда меня не видели. Мне страшно; если они меня отвергнут, то я навсегда буду отщепенцем.
– Не отчаивайтесь. Одиночество, действительно, несчастье. Но сердца людей полны братской любви и милосердия. Надейтесь! Если это добрые люди, вам не стоит терять надежды.
– Они добры, но, к несчастью, настроены против меня. У меня кроткий нрав, и я никому не причинил еще зла, но эти люди ослеплены роковым предубеждением, видя во мне только отвратительного урода.
– Это печально, но если вас, действительно, не в чем упрекнуть, то нельзя ли их убедить не обращать внимания на вашу внешность.
– Я попытаюсь это сделать, но не уверен, что мне что-то удастся, потому-то меня и томит страх. Я нежно люблю своих друзей, хотя никогда их не видел.
– Где они живут?
– Неподалеку отсюда.
Старик помолчал и потом продолжил:
– Я слеп и не вижу вас, но что-то в ваших словах убеждает меня, что говорите вы искренне. Я всего лишь бедняк, но для меня будет истинной радостью оказать услугу ближнему.
– Добрый человек! Вашим благородством вы поднимаете меня из праха. Я верю, что с вашей помощью я не буду отлучен от человеческого общества.
– Упаси Боже! Будь вы даже преступником, отлучение довело бы вас до отчаяния, но не обратило бы вас к добру.
– Как мне благодарить вас, мой единственный благодетель? Я начинаю верить, что встречу хороший прием у друзей.
– Позвольте узнать их имена, и где они живут.
Я умолк. Вот она, решительная минута. Напрасно я пытался ответить ему. Волнение лишило меня последних сил. Я закрыл лицо руками и разрыдался. В это время послышались шаги и голоса Феликса и Агаты. Нельзя было терять ни минуты. Схватив руку старика, я воскликнул:
– Час настал. Защитите и спасите меня! Не оставляйте меня в этот час испытаний!
– Боже, кто же вы такой?
Тут дверь распахнулась, и вошли Феликс и Агата. Кто опишет их ужас при виде меня? Бедная девушка с криком выбежала вон. Феликс бросился ко мне и оттолкнул меня от старика, чьи колени я обнимал. Он яростно опрокинул меня на землю и сильно ударил палкой. Я бы мог разорвать его на куски, но мое сердце сжала смертельная тоска, и я удержался. Он приготовился повторить удар, но тут я, не помня себя от горя, бросился вон из дома и посреди общего смятения успел скрыться среди деревьев.
Глава 13
О, проклятый, проклятый мой создатель! Зачем я остался жить? О, какую страшную ночь я пережил! Остаток дня я все-таки провел в своем сарае, погруженный в тупое отчаяние. Мои покровители собрали свои жалкие пожитки и уехали. Они порвали единственную связь, соединявшую меня с миром. Моя душа наполнилась ненавистью и жаждой мести. Все мои помыслы обратились на разрушение и смерть. Я обложил дом дровами, ветками и соломой. Я поджег сухую ветку и заплясал вокруг обреченного дома с громким криком: «Я поджег, собранную мной солому, вереск и ветки кустарника». Скоро весь дом окутался пламенем, лизавшим его губительными языками.
Передо мной был открыт весь мир, но где я найду свой приют? Ты, мой создатель, упоминал Женеву как свой родной город. Вот туда я и решил отправиться.
Путешествие мое было долгим, и я испытал невыносимые страдания. Природа вокруг меня увядала, дождь превратился в снег, водоемы замерзли. Я не мог найти себе пищу. Как я дождался весны, остается для меня загадкой. Однако, мой трудный путь подходил уже к концу. Через два месяца я достиг окрестностей Женевы. Я был подавлен усталостью и голодом. Я чувствовал себя слишком несчастным, чтобы наслаждаться свежестью вечернего ветерка. Я забрался в заросли какого-то душистого растения и забылся легким сном. Но вскоре он был нарушен появлением прелестного ребенка, вбежавшего в мое укрытие. О, если бы мне удалось сделать его своим товарищем и другом! Я не был бы так одинок на этой земле.
Я поймал мальчика, когда он пробегал мимо меня, и прижал к себе. Но он, взглянув на меня, издал пронзительный крик. Я провел рукой по его волосам и сказал: «Мальчик, зачем ты кричишь? Я тебя не обижу».
Он отчаянно забился, пытаясь вырваться.
– Пусти меня! – кричал он, – Урод! Мерзкий урод! Пусти меня, а не то я скажу папе.
– Мальчик, ты должен пойти со мной, – сказал я.
– Гадкое чудище! Пусти меня! Мой папа судья Франкенштейн. Он тебя накажет. Ты не смеешь меня держать!
«Франкенштейн! Ты, значит, принадлежишь к роду моего врага, которому я поклялся вечно мстить. Так будь же моей первой жертвой!»
Мальчик продолжал бороться, бранить меня и кричал все громче. Я сжал его горло, чтобы он замолчал, и вот он уже лежал мертвым у моих ног.
Я увидел на его груди что-то блестящее. Я взял вещицу в руки. Это был медальон, и в нем портрет прекрасной женщины. Несколько мгновений я восхищенно вглядывался в темные глаза, окаймленные длинными ресницами. Но я знал, будь она живая, стоило ей только взглянуть на меня, выражение божественной доброты сменилось бы у нее испугом и отвращением. Подавленный этими чувствами, я покинул место убийства. Я вошел в какой-то сарай, думая, что там никого нет. На соломе спала женщина, цветущая юностью и здоровьем. «Вот, – подумал я, – одна из тех, кто дарит нежные улыбки всем, кроме меня».
Эта мысль разбудила во мне дьявола: «Пусть пострадает она, а не я. Пусть она поплатится за убийство, которое совершил я». Я склонился над ней и спрятал медальон в складках ее платья. Она даже не шевельнулась, и я убежал.
Несколько дней я бродил возле места, где я убил твоего брата, и не мог покинуть Женеву, не получив твоего согласия на мое требование.
Глава 14
Чудовище умолкло и вперило в меня взгляд. Я стоял ошеломленный, а демон продолжал:
– Ты должен создать для меня женщину, с которой мы могли бы жить, питая друг к другу привязанность. Это можешь сделать для меня только ты. Я вправе требовать этого, и ты не можешь мне отказать.
Последние его слова с такой силой возбудили мой гнев, что я был не в силах совладать с собой.
– Я отказываюсь. И не надейся! – воскликнул я. – И никакие пытки не вырвут у меня согласия. Ты можешь сделать меня самым несчастным из людей, но никогда не заставишь меня создать еще одно, подобное тебе существо, чтобы вы вместе опустошали мир. Прочь от меня!
– Ты несправедлив. Почему я должен щадить человека больше, чем он меня? Ты сам, мой создатель, с радостью растерзал бы меня. Если бы человек жил со мной в согласии и дружбе, я осыпал бы его всеми возможными дарами и со слезами благодарил его только за то, что он принимает их. Но это невозможно. Человеческие чувства создают непреодолимую преграду. Я не могу смириться с этим, как презренный раб. Я отомщу за свои обиды. Я клянусь обрушить неугасимую ненависть на тебя, моего создателя. Берегись! Я сделаю все, чтобы тебя уничтожить. Ты проклянешь час своего рождения.
Эти слова он произнес с дьявольской злобой. Однако, вскоре он успокоился и продолжал:
– Если бы кто-нибудь отнесся ко мне с лаской и снисхождением, я бы удовольствовался этим. Пусть мы будем уродами, отрезанными от мира, но благодаря этому, мы еще сильнее привяжемся друг к другу. Наша жизнь не будет счастливой, но она будет чиста и свободна. Сделай это для меня, позволь почувствовать благодарность к тебе за эту единственную милость!
Я был тронут. Я сознавал, что в доводах демона есть нечто справедливое. Не я ли, его создатель, обязан наделить свое детище частицей счастья?
Он заметил перемену в моем настроении и продолжал:
– Если ты согласишься, то ни ты, ни какое-либо другое человеческое существо никогда нас больше не увидит. Мы удалимся в обширные пустыни Южной Америки. Я вижу в твоих глазах сострадание. Обещай мне дать то, чего я так горячо желаю. Клянусь землей, на которой я живу, и тобой, моим создателем, что вместе с подругой, которую ты мне дашь, я удалюсь от людей и удовольствуюсь жизнью в самых пустынных местах.
Его слова пробудили жалость и желание утешить чудовище.
– Ты клянешься не приносить вреда людям? – с сомнением сказал я. – Как знать? Быть может, все это одно лишь притворство для осуществления своей мечты?
– Ах, вот ты как! – воскликнуло чудовище. – Со мной нельзя шутить! Я требую, чтобы ты выполнил мое условие!
Я подумал о добрых задатках, которые обнаруживались у него в начале его жизненного пути и о том, как все хорошее, что было в нем, уничтожено отвращением и презрением людей. И я подумал, что совесть требует, чтобы я согласился на его просьбу. Обратясь к нему, я сказал:
– Я исполню твое желание. Но ты должен дать клятву, что навсегда покинешь Европу, как только получишь от меня женщину, которая разделит с тобой изгнание.
– Клянусь! – воскликнул он. – Исполнив мою просьбу, ты больше меня не увидишь! Возвращайся домой и приступай к работе! Я стану следить за тобой. И будь уверен, как только все будет готово, я появлюсь.
Произнеся эти слова, он покинул меня, словно боясь, что я могу передумать.
Глава 15
Шли день за днем, неделя за неделей, однако, я все не мог набраться мужества и приступить к работе. Но свежий воздух и яркое солнце в какой-то степени восстанавливали мой душевный покой. По возвращении я отвечал на приветствия близких веселее и не так натянуто. Однажды отец обратился ко мне со следующими словами:
– Сознаюсь, я всегда смотрел на твой брак с нашей милой Элизабет как на завершение нашего семейного благополучия и опору для меня в старости. Может быть, ты относишься к ней, как к сестре, и не имеешь ни малейшего желания сделать ее своей женой? Более того, возможно, ты встретил другую девушку и полюбил ее? Скажи мне откровенно.
– Дорогой отец, успокойтесь! Я люблю свою кузину нежно и искренно. Мои надежды на будущее и все мои планы связаны с нашим столь желанным предстоящим союзом.
– Твои слова, милый Виктор, доставляют мне радость, которую я давно уже не испытывал. Зачем же откладывать дальше вашу свадьбу? В последнее время на нас обрушились такие несчастья, а твой брак с Элизабет внес бы в нашу жизнь новый свет надежды.
Я молча выслушал отца и в течение некоторого времени не мог произнести ни слова. Множество мыслей пронеслось в моей голове. Я боялся думать о союзе с Элизабет. Ведь я был связан клятвенным обещанием, которое еще не выполнил и которого не смел нарушить. Мог ли я праздновать свадьбу, когда на шее у меня висел смертельный груз, тянувший меня к земле. Я должен был дать возможность чудовищу скрыться вместе с его подругой, прежде чем смог бы насладиться счастьем союза с любимой Элизабет. Кроме того, мне претила мысль вершить свой омерзительный труд в доме моего отца. Я сознавал, что порой меня будут посещать мучительные чувства, которые мне будет трудно скрывать от моих близких. Но если я выполню обещанное, чудовище удалится навеки, и я обрету покой. С этими чувствами я ответил отцу:
– Мне надо сначала посетить Англию. На это у меня серьезные причины. Моя поездка продлится всего несколько месяцев.
И мой добрый отец согласился. Он договорился с Клервалем, что тот присоединится ко мне в Страсбурге. Это не мешало уединению, к которому я стремился для выполнения своего обязательства. Но я понимал, что присутствие Анри поможет мне избежать долгих часов одиноких раздумий, способных свести с ума.
Итак, я отправился в Англию, и было решено, что мой брак с Элизабет совершится немедленно по моем возращении. Я сел в дорожный экипаж, едва сознавая, куда отправляюсь, совершенно равнодушный к тому, что происходит вокруг.
Наконец, я прибыл в Страсбург, где два дня меня уже дожидался Клерваль. Увы! Какой контраст составляли мы между собой! Клерваль был переполнен радостью, созерцая красоту природы. Он обращал мое внимание на сменяющиеся краски ландшафта и неба. Клерваль умел чувствовать природу и восхищаться ею. А я – несчастное существо, надо мной тяготело проклятие, закрывавшее для меня все пути к радости. Мы решили спуститься по Рейну до Роттердама и оттуда продолжить путь морем в Англию.
Наконец, нашим взорам открылись бесчисленные шпили Лондона и возвышающийся надо всем купол св. Павла и знаменитый Тауэр.
Глава 16
Мы решили провести в Лондоне несколько месяцев. Если бы это путешествие было бы предпринято в счастливые дни моего учения, оно доставило бы мне невыразимую радость. Но, между мной и другими людьми возникла стена, скрепленная кровью Уильяма и Жюстины. Воспоминания о событиях, связанных с их именами, были для меня тяжкой мукой.
Вскоре по прибытии в Лондон мы получили письмо из Шотландии от одного человека, который прежде бывал нашим гостем в Женеве. Он упорно настаивал на нашей поездке в Шотландию, и, поддавшись на его уговоры, вскоре мы отправились в Эдинбург.
Мы неделю прожили в Эдинбурге, но потом я объявил Клервалю о своем желании совершить дальнейшую поездку по Шотландии в одиночестве.
– Оставь меня на некоторое время одного, и, когда мы встретимся вновь, я надеюсь быть веселее и более под стать тебе.
Расставшись с Анри, я решил найти какое-нибудь уединенное место в Шотландии и там, в одиночестве, завершить свой труд. Я не сомневался, что чудовище следует за мной по пятам, и, как только я закончу работу, явится, чтобы получить свою подругу. Я выбрал для работы один из дальних Оркнейских островов. Это было подходящее место для подобного дела – высокий неприступный утес, о который постоянно бились волны.