– А там помогут?
– Да. Здесь я ничего не могу сделать, на той стороне есть маги, которым потребуется для исправления несколько секунд.
– Значит, у меня есть семь лет? – задумчиво сказал Павел.
– Нет у тебя семи лет, – жестко ответил Артур. – Если ты думаешь, что на той стороне очередь стоит из спасателей, ты ошибаешься. Я – твой единственный шанс. Без меня не открыть портал, значит, тебе уходить первому. Так что через три-четыре месяца ты либо переходишь на Землю-ноль, лечишься, активируешь дар и все остальное, либо остаешься здесь и через семь лет умираешь. Хотя возможно, от головной боли ты загнешься гораздо раньше.
– Тебе плохо, Паша? – жалобно, что совсем было на нее не похоже, спросила мать.
– Терпимо. Ты сама-то как это представляешь – ты здесь, я там?
– Знаешь, – Светлана через силу улыбнулась, – когда мать знает, что у ее ребенка все хорошо, пусть даже она никогда его не увидит, этого достаточно. К тому же, у нас есть четыре месяца.
– Не раскисайте, – Артур подмигнул. – Я же здесь, так почему Павлу тоже не вернуться сюда.
Мать с надеждой посмотрела на сына.
– Я вернусь, – тот кивнул. – Обязательно.
– Тогда, – Светлана выпрямилась, – жизнь продолжается. Ребята, вы занимайтесь своими делами, а меня ждут.
– Подожди, – Павел придержал мать. – Артур, можешь ее осмотреть?
Тот пожал плечами, на недоуменный взгляд Громовой улыбнулся.
– Я вроде как универсальный медицинский диагност. Просто дайте свою руку. Любую, не важно. Положите на стол ладонью вверх. Да, так нормально.
Артур накрыл своей ладонью ладонь женщины, прикрыл глаза, затряс головой, забормотал невнятно, даже попытался слюну пустить из уголка рта.
– А без этого цирка нельзя? – спросил Павел.
– Можно, – парень прекратил паясничать, еще где-то с полминуты просидел, держа руку Светланы в своей.
– Все, ничего серьезного. Сосуды чистые, измененные клетки есть, но каких-то опасных новообразований нет. Была проблемная родинка на плече, я ее убрал. Начинается диабет по второму типу, желательно сладкое ограничить, курить поменьше. Катаракта в начальной стадии, тут даже местные витамины помогут. Ну и остальное по мелочам, пустяки, полипы в кишечнике, гастрит, вены на ногах. Давайте так, Светлана Петровна, вы как из Индии вернетесь, мы с вами встретимся и я всю мелочевку уберу, на это моих сил хватит. Так что до ста лет вполне есть шанс дожить, немного, конечно, но для местных условий результат неплохой.
– Ладно, – Павел встал. – Мама, я отвезу тебя в аэропорт. Не спорь, мне будет спокойнее. И вообще, у нас не так много времени осталось, чтобы вместе побыть.
– Ты словно хоронишь меня, – улыбнулась женщина.
– Не говори таких слов. Подожди, несколько минут, и я буду готов.
Когда Павел ушел, женщина внимательно посмотрела Артуру в глаза.
– Ты ведь действительно меня обследовал.
– Да, – коротко сказал тот.
– Ты не все сказал?
– Знаете, – Артур щелкнул пальцами, – есть вещи, о которых лучше не говорить. Но и это я могу исправить.
Светлана грустно улыбнулась.
– Поздно. Но все равно, спасибо, что не сказал. Не надо Павлу об этом знать.
– Ладно, это будет наш маленький секрет. Да, это тоже вылечу.
– О чем это вы? – вернувшийся Павел застал конец разговора.
– Пародонтоз, пока только начинается, так что и местные бы справились, – пожал Артур плечами. – Да не беспокойся, сделаю
– Он Лейбмахера спас, кстати, – вспомнил Павел.
– Ёсю? – нахмурилась Светлана. – А что с ним?
– Тромбоз, говорит.
Громова вздохнула, но ничего не сказала. Поднялась, покопалась в сумке, протянула Артуру картонный прямоугольник.
– Это моя визитка, звони. А тебя как найти?
– У меня телефон Марка, – Артур помахал аппаратом в воздухе. – Так сказать, с барского плеча перепало.
– Вот даже как. Нет, никак в голове все это не уложится, словно не со мной все это.
Лендровер, подав короткий гудок, выехал со двора, загудел мотор, закрывая ворота. Артур потянулся, зевнул, разговор с этой семейкой не то чтобы вымотал, но все равно, эта часть его работы была самой сложной – убедить обьект. Ману на дороге не валяются.
Достал из кармана деревянную коробочку, положил перед собой, раскрыл.
– Интересно…
6.
Маша припарковала машину во дворе сталинки, суббота, многие поехали на шоппинг, так что свободных мест хватало. Можно было заехать в гараж, но идти пять минут оттуда до дома было, как всегда, лень.
Двор после ночного сильного ветра был завален листьями и мусором, два смуглых работника ЖКХ сидели на ограждении газона, как на жердочке, опираясь на метла и лопаты, о чем-то разговаривали, рядом еще один, с тележкой, переделанной из детской коляски, залип в телефоне. Заметив Машу, дворники поздоровались, она улыбнулась им в ответ, помахала рукой. Трое – это еще немного, бывало что и по десять человек вот так собирались, только порядка от этого больше не становилось.
Маша поднялась на восьмой этаж на скрипящем лифте, с выжженой кнопкой последнего этажа, надписью «Светка – шлюха» зеленым маркером и окурками в углу, дом в застойные годы считался престижным, но с годами обветшал, да и контингент поменялся. Научные работники и деятели культуры оставляли после себя не слишком умное и культурное потомство, которое, в свою очередь, плодилось зачастую совсем уж маргинальными отпрысками. Родители все собирались продать эту квартиру и купить что-то поприличнее, и всегда в последний момент оказывалось, что то денег не хватает, то кризис, то еще что-то. К тому же хороший район, близко к центру.
Квартира досталась отцу Маши, Семену Семеновичу Прилуцкому, от его деда, видного ученого-физика, обойденного недоброжелателями и завистниками член-корром, но тем не менее доктора и профессора. Высокие потолки, лепнина, дубовый паркет и хрустальные люстры раньше служили мерилом достатка и высокого положения, а сейчас смотрелись анахронизмом. Тем не менее, четырехкомнатная квартира почти в сто десять квадратов позволяла семье из трех человек не слишком тесниться.
Шум голосов был слышен еще на лестничной площадке на две квартиры, Маша подергала ручку, открыла незапертую дверь.
Родители вернулись как всегда не вовремя, должны были прилететь только в среду.
– Вот ты где, – мать Маши, Майя Иосифовна, кидала вещи из чемодана в стиралку. – Где была?
– Отстань от ребенка, – выглянул с кухни отец. – Она взрослая уже, правда, Маш? Привет.
– Привет, папа, – Маша чмокнула отца в щеку. – Вы чего так рано?
– Рано мы, – продолжала ворчать мать. – Вот у папаши своего спроси, чего мы так рано.
Семен Семеныч, коренастый живчик с животиком, залысинами и очками в тонкой золотой оправе, виновато развел руками.
– Работа, видишь ли, у него. И что такого срочного может быть в твоем занюханном институте? Премию будете распределять, по сто рублей на человека? Или может быть жребий кинете, кому на конференцию в Австрию ехать? Так я тебе сразу скажу, Гольцер поедет. Она и пять лет назад ездила, и три, и в прошлом году.
– Завелась, – грустно сказал Семен. – А ведь еще два выходных впереди.
Отца надо спасать, подумалось Маше.
– Я у Павла была, – будто невзначай оборонила она.
– Это у какого Павла? – сразу же забыв про белье, вылетела из ванной мать.
– Ну у Паши Громова, с которым мы работаем вместе.
– Вот, точно, – оживился Семен. – Надо Пашке звякнуть. Он как, не дежурит на выходных?
– Ты посмотри, – Майя грозно уперла руки в боки, семейный жест Лейбмахеров по женской линии. – Твою дочь совратили, а ты собрался с этим развратником пьянствовать. Доченька, он тебя заставлял? Да? Скажи правду. Я найду на него управу, надо же, невинную девочку окрутил, и в кусты. Он не хочет жениться, да? Сегодня же пойдем в полицию. Такой же, как его мать, та еще стерва.
– Пашка – хороший человек, – авторитетно заявил Семен Семеныч, вернувшись к разговору с бутербродом в руках. – А зятем будет – еще лучше. Ух мы с ним погуляем, по-родственному. На рыбалку будем ездить, на охоту. Когда свадьба?
– Не будет свадьбы, – Маша остановила мать, собиравшуюся что-то сказать. – И вообще ничего не было, я в одной спальне спала, он и его брат – в других.
И потом Маша выдала такое, отчего семейные дрязги отошли даже не на второй – на десятый план. И про Пашиного сводного брата, про которого узнала тетя Света, и по коттедж на Каширке, и про Марка, который утонул, но вроде как не утонул, и про шлагбаум и уброщицу, и про три этажа с мраморным полом.
– Блин, – подвел итог Семен, – а я-то хотел с Пашкой к Марку намылиться. Там воздух, караси. А теперь что. Эх!
Он махнул рукой и ушел на кухню заедать тоску-печаль.
– Говорила тебе – выходи за Марка, – с горечью проговорила Майя, доставая телефон – такие новости требовали долгих бесед с подругами, белье и муж подождут. – Сейчас бы с коттеджем были. Вот дура.
Понедельник у всех работников государственных учреждений начинается примерно одинаково и примерно в одно и то же время. У всех, кроме врачей, пожарных, учителей, полицейских и прочих представителей социальных профессий – людей, приносящих обществу конкретную пользу. Они появляются на рабочем месте тогда, когда этого требует работа, в отличие от чиновников, которые по мере сил и ранга выдумывают себе работу или просто проводят время в своем кабинете в строго отведенные для этого часы.
В выходные у Павла Громова дежурств не было, а новенького медбрата в сетку еще не включили, хотя вот старшая медсестра отделения практически точно помнила, что собственноручно в пятницу внесла Громова-младшего в число тех, кому повезло дежурить в ночь с субботы на воскресенье. И уже хотела было устроить маленький скандал по поводу блатных, позволяющих себе игнорировать внутренний распорядок, но вот беда, фамилия Громова в приказе, утвержденном завотделением и подписанным главврачом, не фигурировала.
Так что в восемь лендровер уже стоял на стоянке, а братья Громовы, пройдя мимо охраны, прошли по переходу третьего этажа к месту работы.
– Вы как всегда с утра пораньше, Павел Анатольевич, – старшая медсестра, несмотря на пенсионный возраст, сама приходила к семи тридцати. – Как выходные прошли?
– Спасибо, Елен Санна, вот, с братом по музеям и выставкам прошвырнулись, показываю культурные, так сказать, сокровища нашей столицы.
– Ой молодцы, – Елена Александровна одарила младшего Громова улыбкой. Раз по музеям ходит, видимо, не совсем пропащий юноша.
Прием начинался в 10-00, после утреннего обхода, но перед кабинетом уже сидело два человека, один – в голеностопном бандаже, второй с повязкой на голове.
– Вот этот – ДМСник, – шепнула Павлу медсестра.
Платники шли небольшой прибавкой к зарплате, так что Павел не возражал. Он сразу провел парня с лодыжкой и оплаченным полисом в кабинет, а второго, бюджетного, оставил Артуру.
– Как перевязку делать – помнишь?
Тот только усмехнулся, провел пациента вслед за собой в процедурную, усадил на кушетку, достал из шкафа бинты, быстро размотал старую повязку, полюбовался разбитым лбом.
– Где ж тебя так угораздило?
– В спортзале грифом от штанги, – охотно ответил парень и в красках рассказал, как все это произошло. Видно было, что факт удара металлическим предметом по черепу его нисколько не тяготит. Артур, вполуха слушая нескончаемый поток подробностей, потрогал рану.
– Слушай, есть мазь итальянская, помажу – завтра будешь как новенький.
– Точно? – ушибленный в голову засомневался.
– Стопудово.
– Дорого?
– Полторашка.
– Что-то дофига, – возмутился пациент.
– Сейчас не платишь. Если завтра все пройдет, деньги принесешь.
– Да не вопрос, – парень обрадовался. Не пройдет – можно не платить, и пройдет если вдруг, никто же его силком сюда не тащит. – Давай.
Артур достал из шкафа цинковую мазь, подмигнул пациенту, шлепнул на лоб, размазал широко, наложил новую повязку.
– Что, и все? – за полторы тысячи клиент ожидал большего.
– Могу станцевать еще. Но это дороже.
Клиент осознал и обещал все сделать как уговорено – до утра повязку не трогать, а уже тогда посмотреть, и если все пройдет, завезти деньги. Медбрат даже не настаивал, чтобы это было завтра, сказано было – при случае.
Медсестра, наблюдавшая через полуоткрытую дверь за махинациями новенького, после ухода пациента прошипела:
– Ты что себе позволяешь? Только появился, и уже деньги с больных вымогаешь? Какой завтра, его только пять дней назад с сотрясением привезли, там еще минимум две недели будет заживать, а потом еще шрам удалять, хотя откуда у этого босяка деньги. Появится Николай Степанович, пусть с тобой разбирается.
– Точно, – Артур сложил руки на груди, помотал головой. – Виноват. Пластика. Он должен был за пластику заплатить. Все, больше не повторится.
– Чего заплатить?
– Ну за пластику шрама. Разве нет? Он бы так и ходил?
– Откуда я знаю, – медсестра явно не собиралась сдаваться. – И вообще это не твое дело. Твое дело – повязки менять, гипс накладывать и по поручениям бегать. А ты тут развел коммерцию, без году неделя.
Появился Павел, спросил, что за шум, выслушал четкие, с аргументами и выводами замечания медсестры.
– И как ты это обьяснишь? – повернулся он к Артуру, скромно стоящему возле стола.
– Рейки.
– Какие еще рейки, – буркнула Елена Александровна. Она ожидала от Павла большей поддержки.
– Японское искусство врачевания, – обьяснил Артур. – Про наложение рук знаете? Шарлатаны такое делают, якобы помогает. А это вот настоящее, я у японского иши седьмого дана учился. Пятый круг посвящения, он одной рукой мог глаз вырвать, а другой нарастить. Хотите покажу?
– Я те покажу, – медсестра оглянулась на Павла, ища поддержки.
Но тот неожиданно вступился за родственника.
– Парень и вправду учился. В пятницу вон Лейбмахеру плохо было, так пока Абзыгов прибежал, Артур там что-то нашаманил и Иосифу Соломоновичу получше стало. Так, я на обход, Артур, остаешься здесь с Еленой Александровной, веди себя хорошо. А вы уж, пожалуйста, его в курс дела введите. А то молодой еще, неопытный, а откуда еще понабраться знаний, как не у вас.
– Хорошо, Пашенька, – растаяла пожилая женщина. – Будь спокоен, я этому оболтусу мозги вправлю.
Оболтус только стоял и улыбался.
– Так ты значит наложением рук лечишь, – женщина уселась на стул, пододвинула к себе пачку распечаток с анализами. Про Лейбмахера она точно слышала, но вот с парнем как-то не связала это событие. – Как святой.
– Между прочим, рейки – международно признанный способ лечения. А я его еще с астрологией совмещаю. Когда Сатурн в знаке Льва, и проходит через верхний эксцентриситет Плеяд, самое эффективное время. А вот если Луна в Козероге, и еще полнолуние впридачу, то в такой день лучше даже не пытаться.
Медсестра авторитетно кивнула головой. С такими агрументами она поспорить не могла. Было видно, что парень действительно разбирается. Надо же, придумали япошки рейки какие-то.
– И что, вот так всех можешь?
– Нет, – парень вздохнул. – Максимум два-три человека в день, и то если луна восходящая. А если спадающая, иногда и одного не могу. Да еще солнечные бури эти, вы не представляете, как они мешают лечить, вот подношу руку, а между мной и пациентом словно стена стоит.
Елена Александровна согласно кивнула. Как и многие медработники, она была суеверна и охотно верила всяким теориям.
Видя, что до конца ее не убедил, Артур зашел с козырей.
– Вы вот в каком знаке родились.
– Близнецы, – без раздумий ответила медсестра.
Артур сделал вид, что задумался.
– Так, Близнецы в третьем доме, и что там получается. Ну-ка дайте руку. Ага, сегодня как раз вспышка на Солнце была, вот и наложилось.
– Что наложилось? – встревожилась вконец запутавшаяся медсестра.
– Голова побаливает? Ничего, еще на одного пациента меня хватит. Расслабьтесь, смотрите вверх. Молитву знаете какую-нибудь? Отлично, читайте про себя, а я на пару точек понажимаю, и голова пройдет.