Може бити у многим стварима
код вас право а код нас неправо,
код нас право а код вас неправо,
како што је ово за Шћепана [100, IV, с.172-173].
Однако в понимании поэта разница между Степаном Малым и владыкой Петром I колоссальна: первый был самозванцем, в отличие от второго – легитимного правителя Черногории. «Степан появился в Черногории как узурпатор власти. Отстранение же от власти прямых предшественников Негоша со стороны Степана должно было оскорбить Негоша, и это стало причиной, почему Негош-поэт придал ему меньше значения и внимания, чем следовало бы» [166, с.156].
Нужно отметить, что в истории Черногории притязания на власть (духовную и светскую) имели место практически при каждом правителе из династии Петровичей-Негошей. Сам Петр II также столкнется с черногорскими псевдопатриотами Иваном Ивановичем Вукотичем и Матеем Вучичевичем, которые, подобно Вучетичу и Ивеличу, посредством клеветы российским властям пытались унизить его перед Россией и ограничить влияние в Черногории. Попытки захватить власть посредством лжи и интриг (включая самозванство) были частым явлением в истории Черногории. Причем в ходе таких событий Россия всегда играла важную роль, ввиду своего духовного значения для черногорцев, а также оказываемой финансовой и военной поддержки. Вероятно, в этом и была одна из причин того, что Негош взялся на написание драматической поэмы «Самозванец Степана Малый». В ней говорится о том, что кроме непревзойденной доблести, черногорскому национальному характеру присущи и негативные черты (упрямство, жадность, легковерие); но это является не причиной национальных дезинтеграций, а следствием: в стране, где главная забота народа – найти хоть какой источник пропитания, легкие деньги (получаемые через власть) всегда будут притягательны. Это Негош понял как на своем опыте, так и из истории правления своего дяди. Петр I, будучи мудрым человеком, эти особенности национального характера своего народа знал, однако относился к ним по-философски, не перенося интриги, претензии на власть и клевету черногорских мигрантов, переехавших в Россию, неизменно воспринимая эту страну как союзника и защитника.
Славянский (российский) вектор политики всегда был важным элементом программы Петра I Негоша. Но главным приоритетом его деятельности оставалась Черногория, стремление отстоять и придать правовой характер ее независимости, а также упрочить благополучие черногорского народа. По этой причине в период охлаждения отношений с Россией, осознавая необходимость в мощном союзнике для противостояния Турции, владыка устремляет свои взоры на Францию, которая тогда создала Иллирийские провинции с автономией в составе французской империи. Сама по себе данная идея импонировала Петру I Негошу, поскольку таким образом впервые после дезинтеграционных процессов средневековья часть южных славян смогла объединиться и в рамках автономии развивать свою культуру, язык и суверенность. Однако вскоре вся Европа убедилась в том, что политика Наполеона носила не освободительный, а захватнический характер. Осознав это, Петр I становится ярым противником французского монарха, доказательством чего является его самоотверженная борьба против наполеоновских войск на Адриатике, подробно описанная и воспетая Петром II Петровичем Негошем в Десятой песне «Свободиады». Тогда черногорцы воевали на стороне России, что придавало их борьбе смысл братского единения с целью освобождения славян, проживающих на Адриатическом побережье. Эта военная кампания для Черногории закончилась лишь большими людскими потерями, не принеся желаемого расширения территории за счет присоединения Боко-Которского залива и других городов Адриатики. Но, по мнению историка Ж.Андрияшевича, таким образом Петр I восстановил в глазах российского императора образ Черногории как верного союзника России: «Свое непослушание он должен был искупать походом на фронт и жертвованием черногорцев ради бессмысленных боев, которые проводили русские офицеры. И для него, и для Черногории трагически обернулась вера в то, что он может безнаказанно брать от России деньги и получать политическую защиту, в то же время тайно проводя переговоры с ее политическими противниками» [152, с.237-238].
Вероятно, осознавая безрезультатность для своей страны участия в российских военных компаниях, Петр I Петрович Негош стремился наладить прочные дипломатические отношения с Петербургом, так как покровительство мощного славянского единоверного союзника было необходимо Черногории и в мирное время. И хотя при жизни самого владыки данная политика существенных результатов не принесла, ее плоды познал наследник и последователь – Петр II Петрович Негош. Ведь недаром перед смертью владыка наставлял племянника: «Молись Богу и держись России!» [164, с.496]. Только в восточнославянском союзнике он видел опору для создания независимого южнославянского государства.
Аналогичные взгляды разделял современник Петра I, предводитель Первого сербского восстания Карагеоргий Петрович. Как отметил митрополит Амфилохий (Радович), «инициатор восстания сербского не Карагеоргий – инициатор сербского восстания, этой новой движущей силы в сущности сербского народа – Святой Петр Цетиньский» [1]. Петр I всегда оказывал Карагеоргию всяческую поддержку. Узнав о поражении восстания, а затем и о гибели вождя, скорбел: «Святой Петр был глубоко потрясен, когда убили Карагеоргия в Радованьском Луге в 1817 году. Это была глубокая рана, о которой он пишет в своих письмах, и эту рану он перенес на своего племянника» [1]. Неслучайно и Петр II Петрович Негош считал Карагеоргия величайшим представителем сербского народа, а себя – последователем идеи Великого вождя, который «диже народ, крсти земљу, а варварске ланце сруши, / из мртвијех Срба дозва, дуну живот српској души» [100, III, с.9]. Деятельность Петра I Негоша и Карагеоргия стала образцом для политических инициатив его преемника, продолжившего бороться за право сербского народа на самоопределение.
Петр I и Карагеоргий в понимании Петр II Негоша были настоящими патриотами сербского народа, а попытки осмысления предпринимаемых ими действий стали предпосылками для формирования идеи славянского возрождения на Балканах. Негош-поэт не раз обращался к этим двум личностям в своем творчестве, ставя их в один ряд с Милошем Обиличем, владыкой Даниилом, Вуком Мандушичем и другими героями, стремившимися возродить былую славу сербского государства. Он вдохновлялся их подвигом и патриотизмом. Как отметил Е. Ковалевский, «чувство, в нем преобладающее, чувство, развитое в высшей степени – это пламенная любовь к родине, к ее славе, ее благоденствию; в этом отношении, он постоянно находится в каком-то восторженном состоянии» [59, с.20-21].
Политическая деятельность самого Петра II Петровича Негоша явилась периодом многочисленных преобразований в Черногории. В то же время она стала осмысленным продолжением начинаний предшественников из династии Петровичей-Негошей: Даниила, Василия, Петра I, которые отстаивали независимость Черногории, рассчитывая на поддержку и заступничество России, при этом воспринимая это мощное государство как партнера, отношения с которым строятся на принципах взаимопомощи и взаимоподдержки.
Все это нашло отражение и в поэтическом творчестве Негоша, где красной нитью прослеживается идея о России как о «светиње опште силнога Славјанства» [100, I, с.153].
Петр II Петрович Негош как духовный и политический
лидер южных славян
Петр II Петрович Негош2 является знаковой фигурой не только в истории Черногории, но и славянских народов в целом. Переняв славянолюбие у своих предшественников, он стремился к реализации идеи единства славян. Такие взгляды Негоша формировались и трансформировались под влиянием событий, на которые первая половина XIX века была богата: он испытывал как воодушевление, так и разочарование от перспектив славянских народов в европейском сообществе. Это нашло отражение и в его литературном творчестве, в котором славянский вопрос (по-другому – Восточный вопрос, как он определялся во внешнеполитической концепции Российской Империи) непосредственно затрагивается в ряде произведений.
Возможности успешного развития славянских народов Негош допускал только при условии их независимого существования. Напомним, что в начале XIX в. среди славянских народов фактической независимостью обладала лишь Россия, поэтому именно в ней Негош видел защитницу интересов славян, не обладавших государственностью и находящихся под юрисдикцией других держав (Австро-Венгрия, Пруссия, Османская империя). Россия действительно была не просто свободным государством, а мощным политическим субъектом, с мнением которого считались все страны.
Владыка Петр I, предшественник и дядя Негоша, связывал будущее своей страны только с Россией. Хотя политика императора Александра I по данному вопросу расходилась с его представлениями и надеждами, Петр Цетиньский четко осознавал, что Россия является той движущей силой, которая однажды поможет маленькой горной стране добиться официального признания на мировой арене. В таком духе воспитывался его племянник Раде, впитавший любовь к России с молоком матери, – вся атмосфера, в которой рос будущий поэт и правитель, была пропитана пророссийскими настроениями. Россия стала также одной из первых тем творческого осмысления Негоша: ранние проявления поэтического таланта нашли свое воплощение в эпической «Песне о царице Екатерине II и турецком султане», которая, получив распространениев народной среде, также популяризировала образ великой России – грозы Османского царства.
Оказавшись во главе государства в юном возрасте (Радене было 17 лет, когда умер его дядя Петр I), он сразу столкнулся с давними серьезными проблемами черногорского общества – племенным сепаратизмом и борьбой за власть. Чтобы сплотить черногорское общество вокруг себя, Негошу нужно было заявить о себе как о правителе, получившем русское благословение. В связи с этим и было принято решение о хиротонии молодого владыки в России. Примечательно, что такой чести стремился быть удостоенным Петр I Петрович Негош, однако российские власти не дали на то своего согласия. А нового, молодого правителя по этой причине поездка в Россию возвеличила в глазах народа.
Будучи русофилом по своим убеждениям еще до поездки, Негош спустя полгода вернулся из Петербурга в полном восторге от увиденного. Большую роль в этом сыграло то, что его принимали как настоящего правителя независимого государства на самом высоком уровне. И хотя по дороге в Россию молодой владыка останавливался в Триесте и Вене, нигде его появление не сопровождалось таким почетом, какой ему был оказан высшими правящими кругами Петербурга. Впечатления от российской столицы подтолкнули Негоша к поэтическому творчеству, выходящему за рамки традиций народной поэзии. Он начинает интересоваться российским литературным процессом и творчеством русских поэтов, открывая для себя новые жанры, приемы, стили. Особенноо впечатлило его творчество Г.Р.Державина, причем не только в поэтическом плане – идейно Негошу была близка концепция просвещенной абсолютистской власти, принципы которой сформулированыв державинских стихотворениях. Впоследствии, реализуя свои реформы, «Негош повел дело таким образом, чтобы максимально сконцентрировать власть в своих руках и в руках своего семейства… Нарушение принципов и традиций местного самоуправления, с одной стороны, способствовало ликвидации хаоса и анархии в управлении, но, с другой стороны, разрушало основы демократического государства и создавало объективные предпосылки для оформления монархического режима во главе с династией Негошей» [125, с.12].
Идеи Державина Негош переосмысливает в своем сборнике «Отшельник цетиньский», в котором, помимо прочего, выражены славянофильские взгляды и определена роль России в реализации идеи освобождения славян. Уже в ранних своих произведениях поэт всю заселенную славянами территорию Балкан, находящуюся в границах Османской империи, рассматривает как единую сербскую землю, являющуюся, в свою очередь, составной частью славянского мира, у которого есть защитник и покровитель, «славян царь», в лице российского императора.
Первая поездка Негоша в Россию способствовала духовному обогащению не только самого поэта, но и его народа: в Черногории открылись первые светские школы за счет денежных средств, выделенных российским императором, в Цетиньском монастыре появилась типография, привезенная Негошем из Петербурга, а для работы в типографии из России в Черногорию был командирован русский специалист, которого в Цетине прозвали «штампадур». Известно, что еще Петр I Петрович Негош мечтал о приобретении для Черногории «двух типографий с гражданским и церковным шрифтами» [7, с.147] и просил российские власти через командированного им в Россию одного из племянников способствовать положительному решению данного вопроса, однако ввиду непредвиденных обстоятельств донести данную просьбу до уполномоченных лиц посланнику не удалось.
Открытие типографии было значимым и символичным фактом в истории культуры страны. Во-первых, это ассоциативно связывалось с возрождением давней, прерванной турецким игом традиции книгопечатания, возникшей еще в конце XV века, при правителе Джурдже Черноевиче, который первым среди славян напечатал кириллическую книгу – «Октоих первогласник» в 1494 г. А во-вторых, типография – благодаря издаваемым в ней книгам и журналу «Грлица» – сделала Цетине одним из культурных центров православного славянства. Помимо собственных книг Негош публиковал здесь труды известных в то время авторов. Например:«Слава черногорская» (Дика црногорска) Симы Милутиновича, «Пословицы» (Пословице), «Сербский букварь» (Србски буквар) и «Сербская грамматика» (Србска граматика) Вука Караджича.
Поездка Негоша 1833 года в Петербург по вопросам статуса Черногории и расширения ее границ результатов не дала. Это, по мнению ряда историков, привело к разочарованию Негоша в балканской политике России, нежелавшей поддержать военные действия Черногории, направленные на сохранение территориальной целостности. Такое мнение во многом было обусловлено комментарием В. Врчевича о впечатлениях Негоша после аудиенции у Николая I: «Какая взаимная симпатия на первый взгляд их соединила, такая же их – можно сказать – сейчас впервые серьезно развела» [21, с.42]. Однако следует вспомнить, что аналогичные рекомендации соблюдать мир на границах с Турцией и Австро-Венгрией периодически адресовались его предшественнику, Петру I Негошу, особенно после окончания русско-турецкой войны 1828-1829 гг. Также следует отметить, что первый визит молодого правителя в Россию был связан главным образом с закреплением его авторитетав качестве черногорского владыки.