«Что же ты, скотина, сразу и храпеть! Не можешь нисколечко вести себя, как крещёные люди».
«Ась?» – спросил Юрка и неестественно вытаращил глаза.
«Не рычи, говорю».
Наконец, всё было окончательно улажено, так что обитатели Чёртовой Дыры могли бы и уходить, но старик вновь опустился на стул, словно бы ему здесь так сильно понравилось, что и уходить-то не хотелось. Старуха некоторое время стояла рядом, затем сказала:
«Ну, может, пойдём, дом-то ждёт».
«Вроде бы так», – произнёс в ответ старик, продолжая по-прежнему спокойно сидеть.
«Эй, да поднимайся же ты, чего ещё удумал», – понукала старуха, но так как старик не трогался с места, схватила его за рукав пиджака и затормошила, приговаривая: «Пора и честь знать, дорогу домой гнать!»
«Вроде бы так», – молвил старик и поднялся со стула.
Вдвоём – муж впереди, жена позади – они потопали к двери на выход. Таким же порядком зашагали и по дороге. Некоторое время никто из них не проронил ни слова, затем старуха начала толковать:
«Что ж, пристанище-то у нас теперь есть, а поросёночка, ягнёночка, тёлочки с курочками-петушками и нет. Вот достать бы сначала поросёночка, чтобы похрюкивал себе в закутке».
Старик молчал и вышагивал к дому. Но когда им навстречу попалась незнакомая старушка, Юрка остановил её и сказал:
«Моя старуха поросёнка просит».
«Батюшка желанный, нет у меня, у бедной, ни поросёночка и ничегошеньки», – ответила старушка. «Десять лет назад был у меня последний, да и тот от краснухи помер и боле не поднялся».
«А что, иногда поднимаются?» – спросил Юрка.
«У хозяина поднялся: вечером околел, а утром ел себе из корыта. Всех обуял страх, что никак Судный день7 близок – раз уж и животные воскресают из мёртвых8, то и людской час недалёко».
«Стало быть, не поднялся твой поросёнок», – промолвил Юрка.
«По сей день не поднялся, батюшка желанный», – ответила старушка.
«Тогда прощай», – сказал Юрка и, отвернувшись, продолжил путь со своей старухой, следующей за ним пятам, в то время как старушка провожала их взглядом.
Следующим встречным был старичок, которому Юрка повторил то же:
«Моя старуха поросёнка просит, так что…»
Деревенский несколько мгновений вопросительно разглядывал Юрку, словно бы не совсем понимая смысл этих слов, а затем спросил:
«Поросёнка хочешь купить, что ли?»
«Вроде бы так», – ответил Юрка.
«Издалека будете?» – осведомился незнакомец.
«Издалека… со старухой».
«Вы что, хозяева?»
«Вроде бы так».
«Своей свиноматки нет?»
«Пожалуй, нет».
«Большой хутор-то?»
«Вроде бы так».
«Как называется?»
«Чёртова Дыра».
«Так, значит, это ты новый хозяин Чёртовой Дыры?»
«Вроде бы так».
«И поросёнка ищешь?»
«По правде говоря, да».
«А корова есть уже?»
«Нет».
«А лошадь?»
«Тоже нет».
«Овечка?»
«Нет овечки».
«Что же ты станешь с этим поросёнком делать, если ничего у тебя нет. Откуда ему корма достанешь? Прежде корова, потом поросёнок – прежде курица заквохчёт, потом и петушок споёт».
Поучив так уму-разуму, незнакомец попрощался и пошёл своей дорогой. Юрка смотрел ему вслед, будто ждал, что тот обернётся, и, наконец, бросил ему в спину:
«Так как же с поросёнком-то?»
Незнакомец остановился, обернулся и сказал:
«Нет у меня поросёнка, у меня только лошадь, её бы я продал за хорошую цену».
Сказал и пошёл дальше. Но когда потопали и Юрка со старухой, то через несколько шагов и незнакомец, в свою очередь, окликнул их:
«Так не хочешь лошадь купить?»
Теперь остановился Юрка, обернулся, подумал и ответил:
«Пожалуй, нет».
Сказал и пошёл дальше, старуха следом.
«Сглупишь, коли не купишь!» – прокричал им вслед незнакомец, но Юрка больше не обращал внимания на его слова. Лишь немного времени погодя он заметил жене:
«Милый и любезный человек, общительный и всё такое, а поросёнка нет».
«Известное дело, милый да любезный, когда подсовывает другим свою дохлятину», – ответила старуха.
«Вроде бы так», – согласился Юрка.
Теперь какое-то время ничего не было слышно, кроме тяжёлой медленной поступи: шарк-шарк, шарк-шарк и врывающихся в неё частых шажков: шмыг-шмыг, шмыг-шмыг. Так и шагали, пока им, наконец, не повстречалась молодая шустрая бабёнка, у которой Юрка спросил:
«Моей бы старухе поросёнка».
«Ах, поросёночка ищете? У нашего соседа чудная свиноматка кучу поросяток принесла, с дюжину, а то и с чёртову дюжину. Хорошенькие, расчудесные у них поросятки, смотреть прямо душа радуется», – заливалась та.
«Стало быть, там и взять могли бы», – рассудила Лизете.
«Да куда там!» – воскликнула женщина. «Сама ходила пару-тройку раздобыть, да воз и ныне там, и в итоге с базара принесла, ведь что поделать, если видит око, да зуб неймёт».
«Стало быть, они себе всех оставили», – молвил Юрка.
«Да что ему с такой прорвой делать!» – завизжала она. «Хорошо, если там двум будет, чего дать поесть. Ведь поросёнок-то сам по себе не растёт, не жиреет, его то и дело корми – то молочка, то супчику остатки, то мучки, то картошечки. Даже мыть их надо, окаянных, как тех же ребятишек, а не то, глянь, зачахнет и не вырастет из них ничего. Потому как…»
«Так что, на поросёнка там надежды нет?» – вмешалась Лизете в разговор женщины.
«Нет, пожалуй, и ни в этом году, и не в следующем, и не через год, если только они о новой свиноматке не похлопочут. А старикан не похлопочет, на это и не надейся, такой уж это человек, что если сказал „нет“, то так тому и быть. И мне он во всеуслышание заявил: пусть она их хоть всех приспит да передавит, мне это без нужды, отведу её снова к хряку. Человек с годами стареет да умнеет, так может и у этой ума прибавится, чтобы больше их во сне не давила».
«Ах, сама же мамашка!» – не сговариваясь, воскликнули Юрка и Лизете.
«Сама мамашка», – подтвердила женщина, приблизилась на шаг и понизила голос, будто делясь тайной: «На кого ногой наступит, кого приспит – так всем и конец. Последний только сам, наверное, и помер. Хозяйка говорит, что с горя по другим или от чревоугодия, потому как хрюшка грузная и вымя полное молока, и всё одному, потому как других-то больше нет. Но только об этом и пикнуть нельзя, ведь многие считают, что свиноматке „сделано“9, а хозяйка говорит, что если и „сделано“, то нами. Помоги Бог, если нами, как будто кроме нас поросяток никто и не видел! Но хозяйка говорит, что моя свекровка видела свиноматку прямо перед опоросом и проронила мимоходом, что, мол, какая у вас чудная хрюшка, скоро получите кучу чудных поросяток. Ну, вот и получили они этих чудных поросяток! На совести твоей свекровушки они, говорит мне хозяйка, а если ты свою свекровушку защищаешь, значит, и сама такая же, как она. А я ей в ответ, дескать, а что в моей свекровушке не так, да она же милейшая женщина, мы с ней душа в душу живём. А хрюшкина хозяйка: да какая же она милейшая, ежели глаза у неё карие. Ну да, говорю я, верно, карие глаза у неё, и если это изъян, тогда конечно, но…»
«Да уж, счастливо оставаться», – сказал Юрка, удаляясь.
«И вам того же», – ответила, прервавшая рассказ на полуслове, женщина и добавила: «Но раз поросёнка нет, не желаете ли взять себе котика? У нас они чудные, серенькие. У старой кошки было пятеро, троих утопили в помойном ведре, двое ещё остались, одного можно бы отдать, можно бы и совсем даром, если людям хорошим. Если ребятишкам отдать, так затаскают котика, лишь у старичков из котёночка вырастет настоящий кот. Не знаю, много ли у уважаемых деток?»
«Да нет ещё», – сказала Лизете.
«Ну, тогда вы словно созданы для нашего котика. Хотите, пойдёмте к нам, возьмёте себе котёночка, он весом невелик».
«Что думаешь, старуха?» – спросил Юрка.
«Ну, раз поросёночка нет, в хозяйстве и вошь скотина», – решила Лизете.
Так они и отправились вместе за котёнком, свернув немного с дороги, и Лизете уже заранее радовалась, что в их избушке будет хоть что-то живое, кроме них самих. Но дело пошло несколько иначе, чем полагали Юрка со своей старухой, и чём говорила невестка. Потому как выяснилось, что свекровь была главой семьи, хотя формально хозяином был её сын. У говорливой невестки было лишь право говорить, работать же и действовать она могла лишь по указке свекрови. А та, лишь только сообразив, зачем явились в их усадьбу чужаки, сразу же спросила:
«Корова у вас есть?»
«Нет, пожалуй», – ответил Юрка.
«Как так: нет, пожалуй. Есть или нет?»
«Нет пока», – сказала теперь Лизете.
«А что же вы станете с котёнком делать, он же хочет свежего молочка, а иначе из него не жилец».
«Да молочко-то можно и из деревни носить, много ли этот котик вылакает», – рассудила Лизете.
«Деревня от Чёртовой Дыры километрах в двух-трёх», – сказала свекровь.
«Что с того», – изрёк и Юрка, – «у моей старухи поршни хоть куда».
«Ничего из этого не выйдет», – рассудила свекровь. «Позаботьтесь сначала о корове, а потом и за котёнком приходите».
«Вроде бы так», – молвил Юрка и надумал уходить, но Лизете не желала так легко отпускать свекровь. Она начала толковать, как одиноко ей в доме быть целыми днями одной, и как бы она любила котика да заботилась бы о нём.
«Я буду его брать с собой за молочком, дам ему сразу парного, пусть себе лакает, сколько душе будет угодно. Поверь, хозяюшка, более привольной жизни, чем у нас, не найдёт ни один котёнок на всём белом свете», – закончила Лизете свой долгий сказ.
Свекровь слегка призадумалась, а затем повернулась к невестке с вопросом:
«Леэни, ты как считаешь, может и впрямь им отдать, или как?»
«Я бы отдала, будь моя воля».
«Ну, тогда ты и отдавай», – решилась, наконец, свекровь, поскольку её, а не невестку чужаки именовали хозяюшкой, и в присутствии которых невестке дали понять, что она, свекровь, в доме верховод. «Положи его аккуратно в корзинку, да постели под низ чего-нибудь мягкое и тёплое».
В мгновение ока всё было исполнено, единственным затруднением стало, чем бы обвязать корзинку. Ничего подходящего из того тряпья, что свекровь будто от сердца оторвала старухе для корзинки с котёнком, невестка не нашла, поскольку кто этих совершенно чужих людей знает, вернут ли ещё назад или нет. Но Лизете вовремя пришла в голову хорошая мысль, и она сказала:
«Старик, снимай-ка шейный платок10, он просто создан, чтобы обвязать корзинку с котёнком – такой тёмный да затасканный».
Но пока Юрка соображал, что делать с шейным платком, снимать или оставить, Лизете пошла на мужа врукопашную и, прежде чем Юрка по-настоящему сообразил, что с ним произошло, платок был уже на корзинке.
«Да ты ж мой миленький заморыш, светик ты мой, вот уж тебе у нас заживётся!» – приговаривала Лизете, завязывая платок. «Птички у тебя поют под самой дверью, только успевай ловить, мышки носятся по полу, только лапку протяни, крысищи огромные шныряют между домом и амбаром, так что…»
Прежде, чем Лизете успела договорить, на неё налетела свекровь и вырвала из рук корзинку, крича:
«Что?! У вас крысы, а вы хотите, чтобы я позволила унести туда своего котёнка! Да ни в жизнь! Они, окаянные, сразу котёнка утащат, если кошка без присмотра оставит. Леэни, забирай котёнка, неси в гнездо обратно».
Так оно и случилось: невестка взяла корзинку с котёнком и ушла.
«Бог ты мой, да кто же я сама после этого буду, если позволю крысам на котика напасть!» – восклицала Лизете.
Но это не помогло, котёнок уплыл из рук. Ничего не поделаешь, так что новосёлы из Чёртовой Дыры должны были убираться восвояси вдвоём – ни поросёночка, ни кота.
«Полоумные», – бранилась Лизете, выходя воротами со двора. «Раз мыши и крысы есть, то кота не дают. Была бы корова, тогда бы дали. Пусть кот под коровой сидит да лакает».
«Не трезвонь», – изрёк старик. «Сама распелась, что по избе мыши с крысами носятся, а то другие этого не знают».
«А что мне нужно было сказать, что медведи по дому бегают?» – спросила старуха.
«Вроде бы так», – ответил Юрка, – «медведь кота не заломает, невелика добыча, а вот тебе лапой по башке даст».
На последней фразе Лизете вытаращилась на старика и спросила: «Куда это ты, растяпа, свой шейный платок подевал?»
«Сама же кота в него завязала», – ответил Юрка.
«Нет, ну что за люди!» – запричитала Лизете. «Кота не дали, а вот платок наш им сгодится. И чего же ты ждёшь, за платком своим не идёшь?» – взывала она к старику.
«Не пойду», – ответил тот.
«Ты что, хочешь без платка своего остаться?»
«Вроде бы так», – спокойно ответил Юрка.
«Тогда я сама пойду, платок принесу», – решила Лизете.
«Если вернут», – усомнился Юрка.
«А не вернут, так отниму».
Сказала и повернула назад. Но дело оказалось проще и незатейливее, чем думалось вначале: едва Лизете приоткрыла ворота, как невестка вприпрыжку обогнула свекровь, стоящую посреди двора, и звонким голоском радостно закричала:
«Деревня вы деревня! Платок-то свой и позабыли!»
Сломя голову она влетела в ворота навстречу Лизете, сунула ей в руку платок и прошептала:
«На, возьми с котёночком вместе, свекровка здесь не увидит. Немножко он платок подмочит – невелика беда».
Лизете не смогла вымолвить ни слова, и лишь поспешно удалилась со своей драгоценной ношей. Невестка, закрывая ворота, со смехом прокричала ей вслед:
«Когда своих крыс изведёшь и со двора прогонишь, тогда и за котом приходи!»
Свекровь, которой очень понравились слова невестки, в свою очередь добавила:
«И молоко пусть своё будет, если хотите кота вырастить».
«Славные люди», – приветливо хихикнула невестка свекрови.
«Как же, славные», – отозвалась свекровь. «Бестолковые».
«Известно, бестолковые», – засмеялась невестка. Да так, что смех её донёсся до новосёлов из Чёртовой Дыры. И свекровь смеялась вместе с невесткой.
«Раскудахтались», – неодобрительно буркнул Юрка.
«И не без причины», – сказала Лизете.
«Вроде бы так», – рассудил Юрка.
«Ты ведь не знаешь причины. Смотри, здесь эта причина», – пояснила Лизете и, когда хутор пропал из виду, вытащила из-под передника11 завёрнутого в платок котёнка. «Над этим смеются».
При всей своей важности Юрка позволил себе лишь хмыкнуть нечто неопределённое и надолго замолчал. Но когда старуха объяснила ему, в чём дело, рассмеялся и он, и смех этот разнёсся много дальше, чем смех невестки и свекрови.
«Нам бы такую невестку», – рассуждал он некоторое время спустя, когда они уже топали к дому.
«Ага, такую», – сказала старуха. «Твоё добро у тебя же на глазах раздаст, обчистит как липку догола».
«Но зато как она смеётся», – возразил Юрка.
«Вот она и смеётся над той, кого обворовывает».
«Вроде бы так».
Да, только сейчас до Юрки дошло, что невестка смеялась не над ними, а над своей свекровью. А та лишь сама над собой и надсмеялась. Это словно заново придало ему решимости и сил. Раз у старухи был котёнок в переднике, то они, пожалуй, найдут в итоге и поросёнка. Так думал Юрка. И чтобы закрепить успех, с каждым встречным он заводил разговор о поросёнке. С одной девчушкой, что пасла скот у обочины, разговор завязался особенно ладно. Юрка и Лизете уже было решили, что оказались на верном пути, однако под конец выяснилось, что произошло небольшое недоразумение: на хуторе хоть и есть пара поросят, да они нужны самим хозяевам, лишних уже давно раздали. Ну, что поделать, зато они смогли посидеть возле девчушки на кочке и немного передохнуть.
Так вот, расспрашивая о поросёнке да беседуя с прохожими, они добрались до ближайшего к родному углу хутора. И только здесь некто горбатый и хромоногий – то ли портной, то ли башмачник, сложно было распознать, – растолковал им, что если чего нужно, то лучше всего отправляться прямиком к Хитрому Антсу12, потому как у него есть всё, и достать он может всё.
«Так что и поросёнком у него разжиться можно?» – спросил Юрка.
«И поросёнком», – ответил хромоногий горбун – то ли портной, то ли башмачник.
«И коровы у него тоже есть?»
«И коровы».
«И лошади?»
«Лошади тоже».
«Кто ж он сам таков будет?» – спросил Юрка.
«Что же ты за человек, что Хитрого Антса не знаешь?» – спросил в ответ горбун.
Они в упор посмотрели друг на друга – кряжистый Юрка и букашка-горбун против него.
«Коль пойти отсюда прямо», – начал пояснять горбун, – «и повернуть сначала сюда, а потом туда, то доберёшься до огромной раздвоенной13 берёзы. Вот оттуда ещё немного пройти, и увидишь дом Хитрого Антса. Кто навстречу попадётся, спроси о нём, все его знают, и ты узнаешь, если разок к нему сходишь».