Опять же, это книга о наших с вами Заморочках. Я делюсь этими вещами, потому что я уже не та, которой была десять лет назад или даже десять минут назад! Раньше я просто не осознавала, что у всех моих страданий есть реальные причины, что существует конкретная точка, до которой их не было и в которой они появились. И не важно, по чьей вине это произошло, а важен лишь сам факт. Мои страдания начались, а потом обросли Заморочками.
«Ты не сумасшедшая». [7]
Я надеюсь, в моих страданиях, в моих переживаниях вы узнаете и себя – и встанете на путь к лучшей Жизни. Я пишу эту книгу, потому что за последние несколько лет поняла, как много вокруг Заморочек. И чтобы оказаться там, где нахожусь сейчас – на пути к исцелению, – мне нужно было начать там, где я была тогда. Посмотреть на свое прошлое. И увидеть.
Я должна была найти свою «первичную рану», обработать ее и остановить кровотечение.
Возможно, вам придется сделать то же самое, чтобы начать двигаться вперед. Оглянуться назад и увидеть.
Не нужно заново переживать детские травмы, выискивать, что же именно там такое произошло, а просто принять и осознать сам факт: что-то произошло. Докопаться до подробностей порой просто невозможно, да и хорошего в них мало. Выяснять их бывает больно и даже опасно. [8] Быть может, вы узнаете в моем рассказе себя, а может, он вызовет у вас отвращение. Я готова к любому раскладу, ведь я делюсь с вами своей Правдой (подробнее об этом позже).
Когда появились на свет мои дети, я лицом к лицу столкнулась с необходимостью понять, что же это такое – быть родителем. Процесс оказался не из легких. Чтобы по-настоящему научиться, мне пришлось оглянуться на свой детский опыт. Откладывать было нельзя – пружина сжималась, и я чувствовала: еще чуть-чуть и она лопнет.
* * *
Когда моей дочери Стелле было девять лет, мы вместе поехали на соревнования по кроссфиту в город Мэдисон штата Висконсин. Соревнования назывались «Сильнейший на планете» – длилось мероприятие несколько дней, спортсмены соревновались в испытаниях на выносливость, силу, ловкость, гибкость и скорость. Изнурительное для участников и увлекательное для зрителей мероприятие: с одной стороны, потрясающая еда, а с другой – такие тела бомбические вокруг, любо-дорого смотреть.
Стелла у меня довольно сильная девчонка, и здорово владеет своим телом, двигается очень раскованно. Я же в ее возрасте своего тела жутко стеснялась. Мне казалось, что я занимаю слишком много места. Что для спортсменки у меня очень плохая координация, да и чего там, для жизни вообще. Когда я увидела, с каким энтузиазмом Стелла выбирает спортивный топ и велосипедки, с каким удовольствием делает берпи, сразу решила, что эти соревнования по кроссфиту придутся ей по душе.
Перевод: по возвращении домой я ожидала получить награду «Мама года».
Я не знала, как ребенок, которому нет и десяти, перенесет такое мероприятие – каждый день с утра до вечера на ногах, и так почти целую неделю. Это определенно была родительская авантюра. Но дочка справлялась прекрасно, и мы отлично проводили время – первые три дня.
На четвертый день все изменилось.
Мой ребенок-херувим вдруг превратился в угрюмого подростка. Вот мы идем с ней за руки, а в следующую секунду она заявляет: «Не разговаривай со мной».
В этот момент, несмотря на раздражение, я попыталась понять, что же этот человек – мой ребенок – пытается сказать мне, что кроется за фразой «не разговаривай со мной». К счастью, я была знакома с трудами Доктора Шефали Тсабари об «осознанном воспитании». Цабари призывает родителей смотреть на своих детей как на проявление божественной воли, на отдельную личность, у которой свои убеждения, эмоции и идеалы, которой нельзя ни владеть, ни управлять. [9] Что ребенок – это отдельный человек, пусть и не взрослый. (Стыдно признаться, но это было для меня откровением.)
«Любовь без осознанности становится потребностью, зависимостью; она контролирует во имя любви. Вот что мы делаем с нашими детьми.»
– Доктор Шефали Тсабари [10]
В тот день Стелла с самого утра была не в духе. Заявила, что надет футболку, в которой ходила в первый день соревнований. Футболка, мягко говоря, была не первой свежести. Я решила не идти на конфликт – хочешь идти в грязной майке, иди. Хотя в моем детстве такое было немыслимо – мы с мамой из-за таких вещей бились не на жизнь, а на смерть. Но правда в том, что мне реально было совершенно все равно. Это ее выбор. Какая мне разница? Ну вот серьезно. А насчет шорт мне удалось с ней договориться и даже заставлять не пришлось. Я аргументировала свою позицию. «Смотри, хочешь идти в грязной футболке – пожалуйста, но шорты грязные надевать нельзя. Это просто негигиенично и, вот почему…» И Стелла согласилась. Мой маленький отдельный человек. Мой довод убедил ее, и мы смогли договориться.
У меня есть подруга Сьюзен, у которой пять (!) дочерей, и я частенько обращаюсь к ней за советом. Поездка на соревнования была как раз таким случаем. В смс-ках Сьюзен умоляла не дать поведению Стеллы на меня повлиять – какие бы гадости она ни говорила, что бы ни вытворяла, я должна была оставаться собой несмотря ни на что. Конечно, откровенного неуважения не терпеть, но и не истерить по мелочам. Сьюзен писала: «Веди себя так, как будто все в шоколаде, и ты от всего кайфуешь. Ни в коем случае не дай ей понять, что ее поведение на тебя влияет».
Так что к событиям четвертого дня, когда Стелла сказала: «Не разговаривай со мной», я была к готова. Я поставила себя на ее место. Осознала, что и сама бываю в плохом настроении без видимой на то причины. Почему же я Стелле откажу в этом праве?
Сьюзен иногда говорит своим дочерям: «Охота похандрить – прекрасно. Но давай хандри где-нибудь в сторонке, без меня. Я тебя дергать не буду, но и неуважения в свой адрес я не потерплю».
У меня появилась идея. Я схватила сумку и объявила Стелле:
– Скоро вернусь.
Стелла уставилась на меня.
– Куда это ты собралась? – поинтересовалась она.
– Дам тебе передохнуть. Я буду вот там, – ответила я, указывая на ближайший вход в здание.
И прежде чем она успела ответить, я ушла. Минут десять я проторчала у дверей. Делала вид, что говорю по телефону, а сама не спускала с дочери глаз. Она то и дело на меня поглядывала.
Вернувшись к ней, я вела себя как ни в чем не бывало – бодрячком, с улыбочкой. Она тут же заулыбалась в ответ.
По дороге в отель в тот вечер я спросила:
– Почему ты на меня обиделась? Когда попросила меня не разговаривать с тобой?
– Просто хотела, чтобы ты помолчала. Не знаю, почему.
– Понимаю, – сказала я. – У меня тоже бывает. Вдруг хочется повыкаблучиваться, сама не знаю почему.
Родителям на заметку: словечко «выкаблучиваться» обладает удивительным свойством смешить детей. Так и закончился наш день: смехом (и пиццей).
После этой поездки мы со Стеллой вышли на новый уровень общения и понимания. Конечно, я очень надеюсь, что мы сохраним этот успех. Но что самое главное – я выбираю участвовать в наших отношениях осознанно. Я сделаю все возможное, чтобы они крепли и развивались; я вижу их. Я постоянно напоминаю себе, что она – отдельная личность, проявление божественной воли, она – такая, какая есть. Маленький мой человечек.
Не даю себе забыть, что у нее тоже, как и у меня, бывают плохие дни, и она имеет право испытывать весь спектр эмоций и выражать их. Любая детская травма усугубляется, когда родитель подавляет и обесценивает чувства ребенка, а свои, наоборот, пестует. Моя задача как родителя состоит в том, чтобы направлять ее, помогать ей учиться выражать себя, оставаясь при этом в пределах разумного, и – не заставляя и не командуя – быть частью ее жизни, а не кукловодом. (Кстати, с сыном я веду себя так же.)
Моя основная задача (как родителя) – быть опорой для своих детей. Они пришли в этот мир не для того, чтобы удовлетворять мои потребности. Не для того, чтобы мне было на кого свалить свои прошлые травмы или за чей счет убедиться в собственном «превосходстве» (или же в его отсутствии). Я могу лишь поддержать их на пути становления, но ни в коем случае не навязывать им – кем становиться, какой путь выбирать. Наше дело – открывать своим детям двери, а в какие из них входить – это уже их выбор. [11]
Доброта и надлежащая дисциплина – вот что такое любовь и поддержка[8]. Мы хотим, чтобы наши дети максимально раскрылись, а не выросли дикарями, неспособными участвовать в жизни. Проблема в том, что большинство из нас сами отчасти выросли такими дикарями, и вот мы «учим», «воспитываем», а у самих нас тут белые пятна. [12] Наши дети рождаются не для того, чтобы исправлять наши ошибки, реализовывать упущенные нами возможности или становиться мишенью для наших обвинений.
Я это к чему: не важно, есть у вас дети или нет, главное то, что вы сами когда-то были ребенком. И ваше детство не прошло без следа.
Только представьте, какими бы мы с вами выросли, обращайся с нами наши родителями как с «проявлением божественной воли», поощряй они нас выражать свои эмоции и мнения. Если бы нас с вами воспитывали бережно, без криков и ругани. Никакого насилия (ни эмоционального, ни физического), неподобающего поведения, никаких гадостей, никаких тебе грязных секретов, а объятия и нежности – всегда недвусмысленные? Какой бы сложилась наша жизнь? Да, некоторые из нас росли в позитивном, безопасном пространстве. Но я готова поспорить, что (подавляющее) большинство из нас росли в таких условиях, где мы чувствовали себя незащищенно, не в безопасности. Многих из нас родители пытались превратить в точные копии себя, только чтобы во всем идеальные и беспрекословные. Вот тебе и проявление божественной воли, отдельная личность с собственными чувствами и восприятием. Многих из нас учили молчать, чтобы сидели тихо как мышки. А вот представьте – нас бы слушали? Нас бы хотели услышать? Что, если бы кому-то действительно было дело до того, что нам есть сказать?
Для многих из нас детство представляет собой огромное, труднопреодолимое препятствие. Мы цепляемся за прошлое и виним детские переживания в своих взрослых ошибках и бесконечных тупиках. И скорее всего, обвинения эти справедливы.
Большинство наших Глубинных Убеждений идут прямиком из детства. [13] Если не разобраться, откуда они взялись, то какая речь может идти о том, чтобы их исправить? И стать наконец тем, кем должны стать. Долгие годы я страдала алкогольной зависимостью, в слепой попытке побороть некоторые из своих Глубинных Убеждений. Я пила, чтобы не сталкиваться с болью, разочарованием, пережитыми мною в прошлом. Я знала, что что-то не так, но не знала, что именно – потому и ныряла с головой в этот пьяный морок ненависти к себе – я пряталась в его темноте. Я ничтожество. Я никогда не приду в форму. Мне всегда мало. Я пустое место. Как такую вообще можно любить.
Нет, серьезно – я реально в ужасе от всего того безумия, что волей-неволей выплескиваю на своих детей. Не удивлюсь, если однажды Джеймс, мой старшенький, напишет книгу про то, как я испортила ему жизнь. Он частенько говорит: «Мам, не ори!» и «Ты чего сегодня такая «крикливая»»? – а я, вот честно, даже голос никогда не повышаю. Но тон у меня делается раздраженный, ледяной, и в этом мой сын слышит крик. Слышит мое разочарование. Я всякий раз злюсь на себя за такое свое поведение – очень уж оно мне знакомо. До тошноты.
Что же я вижу своей основной задачей? А вот стараться быть менее «крикливой».
Часто мы не придаем должного значения травмам, полученным в детстве. Мы убеждены, что у нас вообще никаких травм нет. А что если принять вот какое определение этого слова: «травма – это все то, с чем наша нервная система не смогла справиться – если чего-то было слишком много, или это случилось слишком рано, слишком быстро, особенно если в итоге ситуация не нашла позитивного разрешения». [15] Зачастую травма – как жужжание комара, ни поймать ни даже увидеть его мы не можем – знаем лишь, что это назойливое «Бз-з-з» у уха выводит нас из себя. А в результате имеем реальные проблемы и не можем адекватно воспринимать происходящее.
Веселого в проработке детских травм, конечно, мало, и в этой книге мы этого процесса касаться не будем – заниматься им следует исключительно с помощью профессионала. Но важно понимать, что травма, являясь частью нашего прошлого, неизбежно становится частью нашего настоящего. И что усугубляет дело – зачастую мы о ней никакого понятия не имеем, потому что давно запихали детские переживания поглубже. Мы знаем лишь, что испытываем страх, стыд, страдаем зависимостью и вообще мы какие-то замороченные. Если эти эмоции знакомы вам непонаслышке, то не исключено, что нечто подобное кроется и в вашем прошлом, и придется принять этот факт, прежде чем мы сможем двигаться дальше.
Детство не проходит бесследно. Детство имеет значение.
Составлять список болезненных воспоминаний не требуется – но, возможно, придется признать, что в прошлом с вами что-то такое случилось, от чего остался след. Я в полном объеме перетащила в подростковый период свои чувства, травмы и проблемы из раннего детства, некоторые из которых впоследствии превратились в мои Глубинные убеждения. А убеждения на то и убеждения, что им необязательно соответствовать Правде. Мы верим в них независимо от их справедливости. Поэтому сейчас я смотрю на своих детей и все время спрашиваю себя: какие глубинные убеждения я закладываю и укрепляю в них? Помогут они им в жизни или навредят? Происходит с ними нечто такое, «чего для них слишком много, слишком рано или слишком быстро»? И если да, то как я могу помочь? (И да поможет мне Бог.)
Уже будучи взрослой женщиной, склонной к нарушениям питания и алкогольной зависимости, я поняла, что еще в детстве, сама того не зная, впитала в себя деструктивные убеждения. Они причиняли мне боль, и я подсознательно пыталась их подавить. Я не хотела чувствовать. Ничего. Как только я начала избавляться от зависимости и потихоньку разгребать свои Заморочки, я наконец лицом к лицу столкнулась со своими убеждениями и впервые осознала их колоссальное значение. Я не искала виноватых в прошлом, я искала способ преодолеть свою боль – в настоящем.
Я знала, что стоит мне отыскать и назвать эту травму (а заодно и произрастающие из нее Заморочки), как я встану на путь исцеления, смогу измениться, установить границы и двигаться вперед.
Перевод: чтобы исцелить себя, нам всем действительно нужно признать прошлую боль и избавиться от Заморочек. В первую очередь ради самих себя, а еще для того, чтобы не сваливать это бремя на наших детей, студентов и следующие поколения.
Преодоление стыда: не ставьте себе палки в колеса
Винить других – верный способ снять с себя бремя ответственности, отличный отвлекающий маневр.
Но винить других – бесполезно и неэффективно. То есть, безусловно, обвинять можно очень даже эффективно, но по-хорошему нужно просто взять на себя ответственность за все, что скопилось в нашем в углу – даже если залежи там такие, что сам черт голову сломит.
Взять на себя ответственность за случившееся совсем не то же самое, что и осознать случившееся. Понять, что именно произошло, – это еще не принять. Не все в нашей жизни наша вина. Кое-что радикально не наша – и уж за это мы точно не должны брать на себя никакой ответственности.
Понимание того, что произошло с вами (или из-за вас), или даже простое осознание того, что что-то все-таки произошло, пусть вы и не знаете, что именно, легко может вызвать в вас чувство стыда. За то, кто вы такой, за ваше прошлое, за то, что вы сделали и чего не сделали; за то, в чем действительно виноваты и/или в чем вините себя; за то, что сделали (или не сделали) с вами или ради вас.
Список стыда может оказаться длиннее, чем список Заморочек.
Итак, стыд. Зачастую он прячется где-то глубоко, в непроглядной темноте. Прекрасные синонимы слова «стыд» – позор; отвращение к себе; угрызения совести. Да. Да. Да.