– Что значит: «ее нет»?! – Рёрик открыл глаза и возмущенно оглядел Арви. – Где она?!
– Как же…Она сегодня ночует в храме Макоши…– пожал плечами Арви. Лично он сам не видел в этом действе проку. Но так поступали многие верующие, желающие получить что-либо от богов. Они могли в тесноте и неудобстве ночевать в их храмах или работать там, как обычные причты. Иными словами, явить жертвенность.
– А кто ее отпускал?! – Рёрика больше расстроило не то, что Дива ушла самовольно. А то, что ее нет поблизости. Впрочем, это не так уж самовольно. Несколько дней назад она спрашивала у него разрешения на сию затею, и он сам ей это позволил. Он успел об этом позабыть, но теперь вспомнил.
– Так никто…Никто же не отпускал. Молодая княгиня своенравна…– Арви решил не упустить случая и проехаться по Диве. – Я полагаю, что ей следовало испросить разрешения князя на подобный жест…Все-таки речь идет о…
– Ладно, уходи… – махнул рукой расстроенный Рёрик, который даже уже не слушал своего тиуна. – Зачем ей только это понадобилось…
– Ну так возблагодарить добрую богиню за спасение Есения…– с улыбкой сообщил тиун, попутно набрасывая на плечо котомку.
– Добрую богиню? – переспросил Рёрик. Еще несколько мгновений назад он, кажется, был готов лично пойти за ней хоть в храм, хоть на край княжества. Но теперь вдруг передумал. Наверное, потому, что она не любит его. Что бы она ни говорила, она не любит его. Она лишь боится его. Он, вообще, сомневается, что его кто-то любит. Всем только что-то нужно от него. И вместо того, чтобы благодарить за Есения его, своего защитника и благодетеля, она отправилась благодарить какую-то богиню. – Тогда позови Ньера! – решил Рёрик в итоге. – И пусть какие-нибудь слуги принесут нам пива…
Глава 7. Подруга
В Новгород пришла зима, а вместе с ней и лютые морозы, сковавшие все живое. Леса и поля опустели, словно в них никогда не щебетали птицы и не резвились звери. Зато в самом городе присутствует обычное оживление. Ярмарки, полные ремесленных поделок, гудят, как пчелиный рой. На улицах в студеном воздухе стоят разговоры и смех. Жителей не останавливает то, что без шуб и шапок даже нос высунуть за дверь опасно. Подобные трудности не в силах удержать новгородцев в их избах. Ведь на холодную пору, не обремененную заботами об урожае, выпадает наибольшее число праздников. Беззаботные посиделки в светелках и гулянки по заснеженным улочкам раскрашивают однообразный вид городища, утопающего в сугробах. Много развеселых забав принесли с собой метели. Почти что ни день, то праздник.
Впрочем, не только торжествами насыщено зимнее время. Если летом люди заняты заготовками припасов и полевыми страдами, то теперь забот такого рода, конечно, убавилось, но жизнь не стала проще. Мерзлыми ночами надо отапливать не только жилище человека, но и согревать скотину. А если вдруг закончатся запасенные дрова, то придется идти в лес и валить дерево. Сильные снегопады могут всего за одну ночь завалить все вокруг непролазными белоснежными барханами. В таком случае наутро нельзя и шага ступить, чтоб сперва не угодить в суземок. И придется потратить полдня на расчистку тропинки. Все то, что летом просто, как, например, постирать белье на реке или сходить за водой, теперь становится трудоемким. Зато для промыслов время это самое подходящее. Звероловы охотятся на белок, лисиц, волков и зайцев. Скорняжники выделывают шкуры животных и отправляют их на изготовление зимней одежды. Бондари мастерят бочки, ведра, ушаты и корыта. Корзиночники вьют из прутьев, корней и лучины плетенки и короба. Желание создать больше вещиц, а затем выменять их на посуду, ткань и предметы ковки, привлекает к труду целиком семью, даже детей. Хотя в основном зимой женщины прядут, ткут, вяжут и шьют. А мужчины занимаются охотой, рубкой леса, заготовкой капа, столярным делом и плетением лаптей. Иными словами, занятий в суровое время года хватает и без хлебопашества.
Но эти трудности настигают не всех, разумеется. Есть и такие счастливцы, которые всю зиму возлежат на полатях, услаждаясь яствами и согреваясь пряными напитками. Позволить себе подобное могут только очень зажиточные люди, у которых вдоволь слуг, выполняющих за них всю тяжелую да и простую работу.
– Сегодня еще холоднее, чем вчера, – зевнула Вольна, обвив изящными перстами глиняную канопку с ароматным иван-чаем. Белые и мягкие руки Вольны были будто созданы богами и не для труда. И с течением времени не менялись, оставаясь все такими же красивыми. Впрочем, и недосуг ей, любимой женщине князя, колоть пальцы иголками. – Рада, а что, валка леса уже началась?
– Давно уж началась. Еще по первому снегу, – кивнула Рада, занятая уборкой. – Слышала, уже неделю ельник рубят. Видно, для строительства.
– Скорей бы сумерки, спать лечь охота…– Вольна уныло вздохнула. Скука совсем одолела ее. – Как-то нехорошо мне сегодня. Тяжко как-то…Подбавь горяченького…– Вольна протянула Раде свою кружку.
– Слушаюсь, – Рада отправилась к печи за согретой водой, раздумывая над «тяготами» Вольны. Долог день до вечера, коли делать нечего…
– Так что ты там говоришь? Ель для строительства? – дуя на поверхность горячего напитка, поинтересовалась Вольна. – Хм, уж лучше сосна…Или дуб…
– Древесина дуба редка. И трудна в выделке, – поддержала беседу Рада. Она уже долгое время служила у Вольны, но каждый раз опасалась быть раскрытой. И потому старалась трудиться усердно и выражать участие, чтобы не вызвать подозрений. – Ее используют лишь там, где нужна повышенная прочность. При изготовлении санных полозий, бочек, лопат…
– Если ты посмотришь на нижние венцы хотя бы даже этой избы, то увидишь, что они из дуба…– заметила наблюдательная Вольна, ткнув указательным пальцем вниз стены.
– Ну это же не изба какого-то простого сельчанина…– пожала плечами Рада, открыв ставни и стряхнув крошки со скатерти на улицу. – У кого есть возможность, те, конечно, возьмут дуб. Он для всего хорош. Для погребов особенно…
– А береза? Глянь, как разрослась! Даже летом в горнице тень, не то что зимой! – в приоткрытые ставни Вольна обозрела кусочек дерева, посаженного под этим окном еще молодым Гостомыслом. – Ее надо бы срубить и на строительство пустить…
– Разве что сараев да курятников, – добавила Рада.
– И откелича ты только все это знаешь…– Вольна прилипла губами к горячему напитку.
– Мой отец был столяром…
– И что он умел? Мед подай, Рада…– облизнулась Вольна, предвкушая трапезу, кажется, столь же сладкую, что и ее житие в княжеских хоромах.
– Да все. Сундуки, полки, оконные рамы…Из клена вытачивал резную посуду, ковши да ложки. Из березы и рябины мог даже гусли выделать. А какие мастерил игрушки! – вспоминала Рада родителя, доставая с полки туесок с медом.
– Игрушки…– Вольна вдруг помрачнела. – Знаешь, о чем я тут подумала…Эта вертлячка дергает Нега по пустякам, чтобы нарочно оторвать его от меня и наследника! – Вольна постоянно думала о Диве, которая стояла ей поперек горла, словно кость. Неопытная мать, волнуясь за маленькую дочку, часто звала не только лекарей, но и самого князя в свой терем, дабы удостовериться, что ребенку ничто не угрожает. – Верно я говорю?
– Ага, – поддакнула Рада, заметая сор.
– То жар, то озноб, то плач, то смех, то зуб у этой малявки, – серчала Вольна. – А он экий заботливый! Столько детей сиротами оставил, а сам мчится к этому визжащему свертку словно он нянька!
– То чужое, а то свое, – отозвалась Рада, самозабвенно выметая пыль и мух из-под лавок.
– Роды прошли почти при нем! Где это слыхано! Знала бы я заранее, ни за что бы туда не пустила! А я рожала среди чужих…– расстраивалась Вольна. – Но что бы ни выдумывала Дивеха-дуреха – это все лишь бесполезная суета. Ее писклявая девчонка ничего не значит. Преемником князя будет все равно наш сын! – Вольна постучала указательным пальцем по столу, словно желая убедить в своей речи помощницу. – Рада, а тебе не показалось, что в последнее время мы с князем реже бранимся?
– Совсем редко! – согласилась Рада, ставящая котел с водой на печь. Рада всегда соглашалась с Вольной. Хотя даже ей было очевидно, что из влюбленного мужчины Рёрик превратился в терпеливого, но усталого покровителя. Былая любовь, о которой раньше знавало все княжество, тускнела.
– Я очень зла на него. Посмотри, на что он меня здесь обрек! – вздохнула Вольна, сердито ковыряя ложкой мед в туеске. – И мне стоит немалых усилий выносить все это. Но я не должна давать этой криворукой обморочнице обойти меня. Потому что чуть только мы повздорим, она тут как тут! – дивилась Вольна. – Сразу призывает его к себе под личиной, что у ее мелкой голосилки опять что-то неладно. Откелича токмо прознает каждый раз! – не догадывалась Вольна.
Вдруг в избу постучали. Рада уже собиралась двинуться в сени и открыть дверь, но Вольна остановила ее.
– Я сама. Пойду-гляну, кто там. А то засиделась совсем, – накинув на плечи платок, Вольна пошла к дверям, на ходу разминая затекшую спину.
На улице злилась вьюга. В лицо Вольны дунул ледяной порыв, ослепив на миг. Она заслонилась ладонью от снежного смерча и вгляделась в белую пелену. На крыльце стоял паренек, сын работницы Пригоды, живущей неподалеку. Он держал в руках узелок. За пареньком в молочном облаке метели то исчезала, то появлялась фигура женщины. Одета она была бедно и холодно. Поверх короткой меховой душегрейки были накручены засаленные шерстяные платки. Все это одеяние заменяло шубу. Даже лицо пришелицы было замотано: торчал один лишь покрасневший от мороза нос.
– Вольна, дружка моя милая! – женщина откинула с лица платок и улыбнулась широко. – Наконец-то я отыскала тебя в этих дебрях непролазных, – пришелица распростерла свои руки, на которых были напялены огромные вязанные рукавицы.
– Васса?..– Вольна стояла ошарашенная, словно ей в лицо выплеснули остатки заварки. Вместо ответной радости она лишь изумленно молвила, – как ты меня нашла?!
– Ну что же ты, совсем не рада мне? Не приглашаешь в хату…– женщина улыбалась, ее глаза лукаво блестели. А пурга на дворе тем временем усиливалась, как и волнение Вольны при виде гостьи.
– Что ж…– медлила Вольна. Но после посторонилась, давая гостье дорогу. – Входи.
Пока Вольна прикрывала дверь, искоса поглядывая на Вассу, та уже проследовала в горницу без стеснений, словно пришла к себе домой.
– Какие у тебя хоромы: сущекняжеские! Только терема не хватает! – осмотревшись, молвила Васса. Потом бросила свой узел с вещами на пол возле резной лавки. – Я уж думала, не свидимся! – улыбнувшись Вольне со слезами радости на глазах, гостья заключила хозяйку избы в свои горячие объятия.
Онемевшая Вольна наконец стала приходить в себя. Она тоже обняла подругу, хотя и сдержанно, поскольку не хотела промокнуть. Пришелица вся была в снегу, который в тепле начал таять. Вольна задвинула своей маленькой ножкой узел Вассы под лавку.
– Голодна? Есть и пить хочешь? – Вольна оглядела подругу, уже наперед зная ее ответ. – Садись сюда, ближе к печи, на залавок, – Вольна указала на продолговатый ящик с крышкой, где хранилась хозяйственная утварь. – Рада, собери стол! Хотя нет, ступай, пожалуй. Я тебя отпускаю на сегодня, – передумала вдруг Вольна.
– Ого, у тебя и слуги есть…Какая ты умница, – Васса подмигнула Вольне. Но последняя не стала отвечать на лестные слова.
– Но я еще не перебила перин, – возразила Рада, которой хотелось остаться и выяснить, кто есть нежданная гостья.
– Иди-иди, я сама все сделаю. Давай же, – Вольна спешно выпихнула Раду за дверь, та еле успела накинуть на ходу шубу. Захватив из прохладных сеней корзинку с едой, любимица князя вернулась к подруге.